— Я сама разберусь с Руби, — выпалила Амбер.

— Как бы не так. Руби всего добилась сама. Я помню, какой она приехала сюда в июне. Теперь у нее более престижная работа, чем у нас с тобой, вместе взятых. По вечерам Руби посещает занятия. Она уже научилась одеваться. Всего этого твоя сестра добилась самостоятельно. Так не мешай же ей быть счастливой.

Амбер решительно отодвинула в сторону свой поднос.

— Ты не понимаешь, Этель. Мой отец…

— Я вполне представляю его себе, зная собственного отца. Тебе сейчас почти двадцать один, а он еще ничего для тебя не сделал. Прежде чем шпионить за Руби, лучше подумай, что ты вытворяешь сама. Тебе известно, что собой представляет Нанги. Забудь, что тут наговорил этот Андрей, — посоветовала Этель, пристально глядя на подругу.

Амбер откинулась на спинку кресла. Оказывается, никто не желает причинить боль Руби. Господи, ну почему все происходит именно так? Если она послушается Этель, отец наверняка отвернется от нее, возненавидит, обвинит во всем только ее одну. Впрочем, в глубине души Амбер не была уверена, что отец уже не ненавидит ее, как Руби, мать и даже Опал. Возможно, Георг Коннорс ненавидит всех женщин. Проклятье, как Руби только решилась на такое?! С одой стороны, Амбер восхищалась изворотливостью и хваткой сестры, но, с другой, предстоящая свадьба и возможный побег теперь затрагивает и ее интересы.

Амбер собрала пустую посуду на свой поднос и лукаво улыбнулась Этель.

— Интересно, что из себя представляет этот Андрей?

Дружно рассмеявшись, подруги вышли из столовой.

Зажав в одной руке письма, в другой — портфель, Опал Коннорс спешила к своей бабушке. Она просто сгорала от нетерпения прочитать письмо от сестры, адресованное лично ей. Мэри Козински тоже обрадуется весточке от Руби.

Опал о многом хотелось сообщить Руби. Бабушке, например, становилось все труднее дышать. Доктор навещает Мэри через день, а иногда и ежедневно. Дядя Хенк последнее время все чаще с тревогой смотрит на мать, а дядя Джон старается далеко не отлучаться от дома.

После отъезда Руби в жизни Опал тоже многое изменилось. Каждый день, перед школой, она несется вприпрыжку в маленький домик из полевого камня, чтобы занести в магазин список необходимых продуктов. Перед обедом Опал тащит все покупки домой, готовит для бабушки сандвич и тарелку супа и снова убегает в школу. После школы она обычно забирает из ящика почту, возвращается в маленький домик, готовит ужин, хлопочет по хозяйству, затем бежит домой, чтобы помочь матери. После ужина Опал опять приходит к бабушке, моет посуду, занимается бельем. Всю эту работу раньше выполняла Руби, успевая также гладить, чистить, развешивать белье. Если дядя Джон и дядя Хенк работали в две смены, она еще косила газон. Опал уже не раз ломала голову над тем, как сестра умудрялась все это делать?

Опал уставала до чертиков, но еще больше ее угнетало то, что теперь, после отъезда Руби и из-за болезни бабушки, она ни с кем не могла поделиться своими секретами, пожаловаться на трудности. Иногда ей так хотелось попрыгать со скакалкой или поиграть в мяч с соседской детворой.

Захлопнув стеклянную кухонную дверь, Опал, задыхаясь, проговорила:

— Это я, бабушка! У меня письмо от Руби. Ба-а-бушка!

— Тише. — Соседка Мэри, миссис Матия, приложила палец к губам. — Бабушка тяжело больна, поэтому отправляйся домой и больше не ори, как кот на крыше. Поняла? У твоей бабушки инсульт.

— Да, мадам, — прошептала Опал. — Моя бабушка умирает?

— Более чем вероятно, — кивнула миссис Матия. — Тебе лучше сообщить об этом маме и папе. А теперь иди, детка.

Опал озадаченно посмотрела на письма. Оставить их здесь или забрать домой, чтобы неспеша прочитать ночью в своей комнате? На лбу у нее даже выступили капли пота. Ей очень хотелось прочитать оба, но потом она все-таки решила оставить только свое.

— Миссия Матия, вы не отнесете это письмо в комнату бабушки? Пусть дядя Джон или дядя Хенк прочтут его бабушке. Весточки от Руби всегда действуют на нее благотворно, и она тогда лучше себя чувствует.

— Хорошо, я возьму его, а ты передай папе, что нехорошо оставлять мать под присмотром соседей. Пусть пришлет сюда свою жену. У меня ведь тоже семья, о которой я должна заботиться. Запомни, что я сказала, и передай отцу.

— Да, мадам, — робко ответила она, засовывая письмо от сестры в учебник по истории.

Со слезами на глазах она направилась к мастерским по изготовлению памятников. Раньше ни Опал, ни Руби, ни Амбер никогда не заходили сюда, но сегодня был особый случай. Она заглянула в приемную мистера Райли, владельца предприятия, но там никого не оказалось. Тогда Опал открыла дверь в комнату, откуда доносились удары долота о камень, и какое-то время пристально смотрела на спину отца и его мускулистые руки. Георг Коннорс обрабатывал большой кусок мрамора. «Уж не для памятника ли бабушке?» — подумала Опал.

Улучив момент, она позвала:

— Папа!

Георг Коннорс резко повернулся и бросил на дочь такой взгляд, который напугал ее до полусмерти.

— Миссис Матия просила передать, что у нашей бабушки инсульт и она при смерти. Миссис Матия также сказала, что неприлично соседям ухаживать за бабушкой. Ты должен прислать туда маму, — на одном дыхании выпалила Опал и пулей выскочила на улицу.

Она знала: отец непременно отлупит ее за вторжение на его рабочее место. Но сейчас ей было глубоко наплевать на это. В книге лежало письмо от Руби. Опал собиралась читать его всю ночь напролет.

Заметив Грейс Лачери, половшую цветочную клумбу, она бросилась прямо к ней.

— Тпру, Опал! — заулыбалась женщина. — Что произошло, душечка? — спросила она, заметив слезы на щеках девочки.

Опал выложила ей все начистоту, закончив словами:

— Я знаю, отец непременно выпорет меня. Но ведь миссис Матия сама сказала мне так сделать. А папа всегда наставлял нас слушаться старших. Ведь это было очень важное сообщение, не так ли, миссис Лачери?

— Конечно, — согласилась Грейс, обеими руками обнимая девочку. — Когда-нибудь ты все поймешь, а пока не стоит разглагольствовать об этом. Скоро ты вырастешь и уедешь отсюда, а пока придется потерпеть. Но если тебе захочется с кем-то поговорить, излить свою душу, беги прямо сюда. А теперь тебе лучше спрятаться в своей комнате, пока отец не вернулся домой. Поторопись, — с нескрываемым беспокойством сказала Грейс.

Опал бросилась в дом, на ходу вытирая слезы. Она чувствовала себя словно загнанное животное. Будут ее пороть или нет? Если да, то лучше бы отец поскорее покончил с этим. Он должен вернуться с минуты на минуту. Инсульт бабушки, возможно, встревожил его. Впрочем, усмехнулась Опал, отца никогда ничего не волнует.

Она пробралась в свою комнату и затаилась, прислушиваясь к малейшему шуму внизу. В зале неожиданно раздались голоса родителей.

— Я переодену платье, — сказала мать.

— В этом нет никакой необходимости. Умирающей женщине все равно, что на тебе надето. Лучше поторопись, прежде чем эта болтушка разнесет о нас бог весть что.

«Разве отец не пойдет туда? — удивилась Опал. Ведь бабушка — его мать!»

— Если… твоя мать начнет расспрашивать меня, что я должна отвечать, Георг? — осторожно спросила Ирма.

— Она не задаст никаких вопросов, — грубовато ответил Георг. — До прихода моих братьев постарайся найти это кольцо. Тебе никто не помешает. Надеюсь, ты вернешься не с пустыми руками.

Скрипнула ступенька. Зачем они поднимались наверх? Ну, конечно, мать хотела надеть башмаки. Дома она всегда ходила в мягких тапочках, потому что к концу дня ее ноги всегда отекали и краснели. Теперь матери придется пешком проделать весь путь до дома бабушки, страдая от невыносимой боли. Опал стало до слез жаль ее, но в то же время она испытывала огромное облегчение, что порка, слава богу, не состоялась.

Подбежав к окну, Опал увидела, как по улице вышагивает отец, а за ним, прихрамывая, медленно плетется мать. Однако Георг Коннорс направлялся не к дому бабушки, он возвращался обратно, в мастерскую Райли.