Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Видно, Адькина нервная система тоже начала сдавать, как у тех несчастных инспекторов.

Бред ревности и известковые горы

Все началось с того, что в райком комсомола (Колумбычев городок был районным центром) пачками поступали сигналы о безудержной вакханалии энергии у городской и станичной молодежи, проявлявшейся по вечерам. Никакие сельские и прочие работы не могли ту энергию измотать, танцплощадки и прочие мероприятия с музыкой – тоже. Молодежь куролесила. После долгих размышлений райком нашел мероприятие: было решено устроить массовый выезд молодежи под благодатную, облагораживающую сень какого–нибудь леса и там устроить воспитательную смычку с интересными людьми. Пусть интересные люди расскажут, что они в юности не били стекла и курортников, не бесчинствовали, а жили совсем по–другому.

В разряд интересных людей, естественно, попал и Колумбыч. Лес же был найден в восьмидесяти километрах от городка. Это был знаменитый Варениковский лес, в котором в годы войны крепко партизанили люди.

Колумбыч не мог и не хотел оставлять Адьку одного в его пасмурном состоянии, когда он уже с браконьерами стал на уголовные вылазки ездить, и потому сказал, чтоб Адька отправлялся с ним. Адька отказался.

– Не беспокойся, – сатанински усмехнувшись, сказал Колумбыч, – она тоже едет. Я ее первую пригласил.

– А мне–то что, – сохраняя реноме, сказал Адька. Но ехать согласился.

Они помчались по пыльным кубанским дорогам мимо нескончаемых станиц, похожих на города, мимо орудовцев на свирепо рычащих мотоциклах, кукурузных полей, грузовиков с арбузами, пешеходов, бредущих по пыльным дорогам в неведомый зной.

Потом дороги стали петлять, и началось что–то вроде предгорий с увалами, поросшими жесткой шерстью низкорослого кустарника. По прогалинам увалов бродили стада овец.

Когда через виражи настоящей горной дороги они добрались до места, там уже скопился автопарк из нескольких зиловских автобусов и грузовиков. Сотня или больше молодых людей обследовали лес и дурачились. Мероприятие не начиналось, ибо не хватало еще двух автобусов из дальних станиц и организующей силы начальства. Колумбыч лихо приткнул «Запорожец» под сень громадного автобуса, и они вылезли на природу. Мадонна заявила, что она вся истряслась за эту дорогу, и села на травку, но Колумбыч мобилизовал ее на организацию хозяйства. Адька пошел посмотреть на здешнюю природу.

Здесь был другой, незнакомый Адьке лес из дуба, орешника и бука, лес с другим цветом листвы, другим запахом и другим чувством леса.

В густых зарослях ажурная, покрытая толстым слоем перегнивших листьев почва влажно пружинила под ногами, заросли орешника на прогалинах тянулись гибко к солнцу, стоял запах прелой листвы, эфирный запах дуба и сильной сочной травы. Все это никак не походило на знакомый ему прозрачный запах хвойной тайги, и лес этот менялся на каждом шагу: непробиваемые заросли колючего терновника сменялись орешником, орешник – чистым дубняком с толстенным ковром листьев и пляшущими сквозь листья бликами вечернего света.

Когда Адька вернулся на сборный пункт, обстановка там изменилась. Инициативные люди натащили кучу сушняка и запалили гигантский костер. Вокруг костра собралась куча народа с гитарами и пели что–то не совсем подходящее программе. И костер начался раньше времени. Кое–где уже сидели и закусывали. В общем, веселье разгоралось вовсе не по плану, и охрипшие организаторы тщетно метались, пытаясь навести порядок. Они наводили порядок и объявляли программу в одном месте, но стихийное веселье вспыхивало в другом. Масса начисто вышла из–под контроля, и удержать лавину было почти невозможно – это хорошо знают полководцы.

В конце концов и организаторы махнули рукой и присоединились к группе солидных людей вроде Колумбыча, которые сидели вокруг отдельного небольшого костра и толковали о жизни, глядя на резвящуюся молодежь. Страшного, кстати, ничего не происходило, происходило нарушение регламента.

Южная ночь быстро падала на поляну. К костру подходило все больше людей, возникли аккордеоны, и начался пляс.

Адька с интересом смотрел на здешних сельских парнишек и девчонок. Совсем, совсем они не походили на ребят из его села. И девчонки и парни одеты были модно и танцевали твист, не жалея импортных мокасин.

Услышав звуки музыки и завидев пляс, Лариса забыла про свой растрясенный организм. Адька видел, как она переходит от одного партнера к другому и лихо отплясывает.

Адька пошел побродить в темноте. Вблизи он наткнулся на твердую белую дорогу. После света костра его охватила чернильная тьма, и он пошел по этой дороге, которая четко светилась, как будто была намазана фосфором. Дорога шла вверх.

Где–то на повороте далеко внизу Адька увидел зарево костра и кольцо людей вокруг него.

– Наплевать, – сказал Адька. – На все наплевать в самом деле.

На обочине в траве зеленым светофором горел одинокий светлячок. Адька положил его на ладошку. Прохладное существо дружески стало светить ему.

Адька шел все вверх, два раза закуривал, а когда закуривал, клал светлячка на землю. Костра отсюда не было видно, музыка и шум уже не доносились, а дорога все шла. Наконец Адька почувствовал, что она выполаживается к перевалу.

На перевале громоздились какие–то невысокие скалы. Адька пощупал рукой рыхлый и ломкий известняк. Камни еще хранили тепло ушедшего солнца. Адька долго трогал рукой камни, ему приятно было ощутить их в этой глинистой пыльной стране, ибо много ночей он провел один на один с камнями вершин и свыкся с ними. Он пробовал разбудить сентиментальные воспоминания об оставшихся вдалеке друзьях, но ни черта не получалось. Ребята на работе, он в отпуске – вот и вся аксиома.

Сбоку от скал сквозь деревья был виден блеск звезд, отражавшихся в каком–то водоеме. Адька пошел туда.

Водоем оказался большой и черной лужей. В луже шевелилось и всплескивало, а по временам всплывало что–то большое.

Адька зажег спичку и увидел, как в двух шагах сидит и оторопело смотрит на него лягушка. Спичка потухла, и лягушка со страшным плеском бухнулась в воду.

– Чудеса, – весело сказал Адька. – Тут на перевалах лягушки живут.

Он сел на обломок какого–то ствола и стал думать о жизни. В ночной темноте жизнь казалась серьезной, значительной и звала к выполнению долга. Какого – Адька не мог себе четко представить, так как до сих пор честно выполнял все долги, но сознание долга было.

Подумав о долге, он решил спускаться вниз, знал: суматошный Колумбыч подымет тарарам на весь свет с его поисками.

Ему пришлось вернуться, так как он забыл светлячка на опустевшей сигаретной коробке. Тот покорно дожидался Адьку, не пытаясь удрать. Адька доставил его на прежнее место и отпустил на свободу.

Веселье вокруг костра продолжалось, хотя народ редел. Адька понял это по тому, что на обратном пути встретил не меньше десятка парочек, которые тоже осваивали эту дорогу, ведя важные переговоры.

Колумбыч и не думал его искать: вокруг их костра образовалась веселая компания.

Разыскивала же Адьку Лариса.

– Где тебя носит? – спросила она, и были в ее голосе такие ноты, что Адька сразу оробел от предчувствия грядущих событий.

Они засели в «Запорожец», и Лариса рассказала Адьке историю своей жизни.

– Ты, Адик, малахольный, – сказала она. – И думаешь о себе и о людях черт знает что. Вроде моей мамы. Та меня, знаешь, кем считает? Как и ты по временам. А то, что у меня еще, представь себе, ни одного парня не было, так вам на это наплевать. Знаешь, как я жила? Я нищенкой была, если хочешь знать. Отец нас бросил, мать совсем растерялась, и мы бы с голоду умерли, если бы не я. Я хуже любого пацана была. Воровала на баштанах арбузы, арбузы меняла рыбакам на рыбу, а рыбу мы ели. А после войны в первые годы было совсем плохо, и мы с матерью по станицам ходили. Я как вспомню – готова умереть от злости на одну тетку. Я маленькая была, как клоп: живот да две спичечки. И на станции попросила у той тетки свеклы, которой она торговала, а она не дала. Я потом в школе поняла, что надо самой дорогу пробивать. Я на всех соревнованиях призы брала, а в прочих науках не очень, и решила я идти в физкультурный техникум после семилетки. Денег на дорогу с матерью кое–как собрали, а вся одежда у меня была – плащик, который из старого отцовского перешили. Я его до сих пор храню, тот несчастный плащик. Приехала я в Новочеркасск, а там уже набор заканчивают. Первый экзамен по физкультуре, и слишком много девчонок этот экзамен прошло. Стоят в спортзале последние пять допущенных, а остальным сказали: «Езжайте домой». Денег у меня на обратную дорогу нет, и тут я пошла на отчаянность. «Все, – говорит мне преподаватель, – езжай, девочка, домой. На будущий год» – «Дяденька, – кричу я, – дайте я перекувыркнусь!» – и шмыг на ковер. Ну, тут я им показала со злости. Они ахнули и говорят: «Все, девочка, считай, что зачислена».

61
{"b":"166255","o":1}