В железном грохочущем брюхе вертолета лежали ящики с продуктами. У одной стенки примостилась оранжевая бочка - дополнительный бензобак для длительных рейсов, связка новеньких, в масле охотничьих карабинов калибра 8,2. Сашка был единственным пассажиром в этом мире грохота и таежного снаряжения.

Он выглянул в иллюминатор. Обдутые ветром горные хребты.. уходили куда–то за тысячи километров. Между хребтами сверкали извивы безлюдных рек. По долинам растекались рыжие россыпи лиственничной тайги. И совсем рядом проплывали черные камни безжизненных горных вершин.

— Луна! - сказал сам себе Сашка. - Луна!

Он сгорбился на сиденье и закурил. И тотчас на лесенке из кабины показались стоптанные ботинки, потом ноги, потом кожаный зад бортмеханика. Бортмеханик нагнулся и погрозил Сашке. Кивнул на оранжевый бензобак. Сашка убрал сигарету. Бортмеханик сошел вниз. У него были оттопыренные уши, веснушчатая физиономия и прищур глаз как у доброго ястреба. Оскальзываясь на рубчатом железном полу, он подошел к Сашке. Сел рядом.

— Такие дела! - для начала сказал он и прицельно покосился на Сашку. Но Сашка лишь улыбнулся в ответ. Бортмеханик понял, что с этим парнем не выйдет словесной дуэли, любимого бортмеханикового занятия.

— Тебя как зовут?

— Сашка.

— Витя. Витя Ципер, авиационный циркач.

— Почему циркач?

— Когда я на борту, летательный аппарат обязательно падает. На взлете, в полете или при посадке, - доверительно пояснял Ципер. - От меня все экипажи уже отказались, кроме, - Ципер кивнул в сторону пилотской кабины. Такая судьба. И представь–без моей вины. Давно из Европы?

— Два месяца.

Медленно движешь! Журналист?

— Географ.

— Уже легче. Сапсегай журналистов… обожди… Витя Ципер в два прыжка кинулся к входу в кабину.

В ровный грохот стали врываться перебои, и вдруг наступила оглушительная тишина. Вертолет с безмолвно раскручивающимся винтом провалился вниз.

Нескончаемо долго продолжалось это падение. Потом вдруг мотор снова заработал, и вертолет стал набирать высоту.

Вернулся Ципер.

— Вот видишь? - сказал он и внимательно посмотрел на Сашку.

— Интересные у тебя шутки, - сказал Сашка.

— Вода в бензопровод попала. Слышишь?

Сашка прислушался, но, кроме моторного грохота, ничего не мог разобрать. Он отрицательно покачал головой.

— Командир на четырех языках кроет бензозаправщиков. Такие дела. И тебя кроет. Во дает!

— Меня–то за что?

— За крюк. Нам же в другую бригаду надо. А Инна его упросила. Ты давно ее знаешь?

— Давно.

ИННА

Он стоял тогда около самолета, решая, лететь ему или оставаться. Пассажиры поднимались по трапу. Захлопнулась дверца. Закрутились винты.

— А вы почему остались?

Сашка оглянулся. Девушка в плащике стояла сзади него и тщетно пыталась прихлопнуть юбку, взметенную вихрем от винтов самолета.

— А почему не остаться?

— У нас никто никогда не сходит. - Девушка подняла к Сашке лицо. Круглое Миловидное с серыми спокойные глазами. - Здесь фактория, посадочная полоса и медпункт. Я фельдшер при этом медпункте.

Сашка огляделся. Деревянное здание аэропорта. Повисшая полосатая «кишка» на шесте. Убегающий к горизонту пойменный лес. На горизонте неизвестный хребет.

Коричневые таежные люди сели в вертолет. Закрутился винт, и вертолет медленно пошел вверх. Стало окончательно пусто.

— И когда же я улечу?

— Почтовый приходит раз в месяц. Он позавчера был. Иногда заходят случайные.

— Значит, застрял?

— Вы не жалейте, - сказала девушка. - У нас хорошо. Тихо.

— А жить?

— С этим здесь трудно. У меня комната при медпункте пустая. Зовут меня Инна. Я и сын, так и живем.

— Просто Саша. Саша Ивакин. Взгляды их встретились. Она отвела глаза.

— Не–ет! Еще не–ет! - мальчишка кричал на всю окрестную лесотундру и заливался смехом.

— Сейчас посмотрим, - сказал Сашка и обошел вокруг кряжа, выбирая место. - Ну–у, смотри внимательно.

Сашка примерился и ловким ударом колуна развалил кряж.

— Не–ет! - счастливо верещал пацан. - Нету, - тихо добавил он.

— Значит, в другом, - Сашка вывалил из груды дров следующий кряж.

Мальчишка открыл рот, округлил глаза.

— Что тут у вас? - Инна в белом халате стояла за штакетником и смотрела на сына и Сашку.

— Мама–мам! Дядя Саша говорит, что в поленьях маленькие человечки живут. Как расколешь, они убегают в другое. Правда, да?

Инна улыбнулась и спросила тихо:

— У вас выдумки когда–нибудь кончатся?

— Еще не иссякли.

— На рыбалку бы съездили.

— А борт? Вдруг борт к пастухам будет?

— С утра все известно бывает. Разве чудо какое.

— А я в чудеса верю, - сказал Сашка.

Инна поковыряла пальцем штакетник, посмотрела на Сашкину спину. Сашка обернулся. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом она тихо повернулась и ушла. Поднялась по деревянному крыльцу к двери с надписью: «Амбулатория».

Они еще немного покололи дрова, потом уселись на пахнущие смолой поленья. Пацан явно соскучился по мужскому обществу, смотрел на Сашку с немым обожанием. По неизвестной причине Сашка вдруг стал рассказывать ему о дяде Васе Прозрачном, который все на свете умеет. Вот любая работа, и он умеет. Сейчас он уехал в Антарктиду, где звери, птицы да лед.

— А белые медведи там есть? — спросил мальчишка.

— Белых медведей там нет. И вот почему. Однажды они отправились в Антарктиду. Шли все на юг и на юг, и чем дальше они шли, тем жарче им становилось. С высокой горы они увидели Африку. Над Африкой висело жаркое солнце, и вся она даже издали казалась горячей, как печка. Медведи на горе долго совещались: снять им белые шубы или повернуть обратно.

Все–таки пожалели шубы и вернулись. Так и не попали в Антарктиду.

Они сидели на деревянном крыльце дома. Светловолосый мальчуган слушал Сашку с любопытством и изумлением. Инна искоса поглядывала на него.

— А живут там пингвины. Грудь у них белая, как в нейлоновой рубашке, пиджак черный, лапы синие, а нос красный.

— Как у дяди Гриши, — сонно сказал мальчишка.

Сашка лежал на диване, закинув руки за голову, В соседней комнате Инна говорила что–то, укладывая мальчишку. Стало тихо. Сашка нагнулся, вытащил из рюкзака дневник Шаваносова. Последняя страница была так же аккуратно заполнена, как и все предыдущие. Точка и подпись: стойбище Сексурдах.

— Сексурдах! - сказал Сашка.

Скрипнула дверь. Вошла Инна в домашнем халатике. Остановилась, прижалась спиной к косяку и посмотрела на Сашку бабьими дурными глазами. Щелкнула выключателем. Сашка встал и шагнул к ней навстречу.

— Задвинь шторы, — шепотом попросила она.

…Они лежали рядом на узком диванчике.

— Кто был твой муж? - глухо спросил Сашка.

— Шофер.

— А… где он?..

— Завтра будет вертолет, - ровным голосом сообщила она.

Сашка молчал.

— Ты слышишь? Будет спецрейс к пастухам. Как раз к Сапсегаю.Тебя возьмут. Я просила.

— Выпроваживаешь?

— Я хочу знать: уедешь ты или останешься.

— Я вернусь.

— Нет. Не вернешься.

— Откуда ты знаешь?

— У женщин, Саш, ум так устроен. Они видят то, что другие не видят.

— Тогда почему ты…

— Саш! - перебила она.

— Да?

— Обещай мне.

— Что?

— Ты, Саш, должен быть очень хорошим человеком. Понимаешь, мы здесь живем, живем… Людей видим мало. Тут тихо, и вообще тут делаешься другой. И когда приезжий, то сразу видишь, кто он. Подлец, бабник, добряк или…

— Или?

— Есть люди, которым труднее других. И на них обязанность быть лучше. Другим сходит с рук, а им нет.

— Ты странная…

— Ты проживи здесь три года… три года подряд… ночь полярная.

— А почему я должен быть лучше других?

— Не знаю. Это вроде бы каждый обязан. Но если человек решился жить по мечте, то он обязан вдвойне. Потому что большинство по мечте жить трусит… Или благоразумие мешает. А те, кто живет по мечте, - они вроде примера. Или укора.