— Коку помочь, гальюн драить?
— Попробую.
— Несерьезный ты бич. - Бородач сплюнул. Они начали сталкивать шлюпку.
— Надо, ребята. Я не бич. Мне надо быть на востоке.
— Сказано, что нельзя, - ответил жестокий юнец.
Бородач оценивающе глянул на Сашку.
— «Надо» - слово серьезное, - сказал он, помолчав. -Садись, если «надо»!
Высокий эстонец ободряюще кивнул головой и улыбнулся, показав прекрасные зубы.
В тихом моторном рокоте, в безоблачном солнце по гладкой воде медленно двигалось гидрографическое судно.
В рубке крутился самописец эхолота, вычерчивая прямую линию, и человек возле эхолота, прищурившись, сосал папиросу, косил взгляд на бумажную ленту и мурлыкал привязавшуюся с утра песенку :
…Мы люди моря. Живем на суше.
Нам делать нечего, мы ходим,
бьем баклуши…
С высоты птичьего полета можно было видеть, как судно, пройдя короткое расстояние, описывало кривую и снова двигалось параллельным галсом, и снова разворачивалось, и снова шло параллельно… Как будто настойчивый упрямец разыскивал оброненную на морское дно небольшую вещицу.
В тесном кубрике с двухъярусными койками было трое. Один после вахты спал, укрывшись по самый нос байковым одеялом, другой читал толстую книгу, а Сашка Ивакин смотрел в потолок и кусал губы.
— Собеседник ты, Саша, изумительный. Как эта книга, - парень повернулся к Сашке и показал обложку «Пятизначные математические таблицы», Б. И. Сегал, К. А. Семендяев.
Сашка молчал.
— И это человек, пользующийся прославленным гидрографическим гостеприимством. Бесплатным проездом… к… месту следования. Ты случаем не младенца зарезал?
— Нет, - ответил Сашка.
— И всесоюзный розыск на тебя не объявлен? Или ты сам майор Пронин?
— Тоска, - сказал Сашка. - Третьи сутки на одном месте. Третьи сутки одну и ту же сопку видать. На сколько мы за месяц уплывем?
— Миль двести пройдем. Работа.
— Я понимаю.
— Ты, Саня, плохой человек. Спешишь куда–то. Мозгу точишь. А был бы ты тунеядец. Бродячие тунеядцы, понимаешь, для компании хороши. Анекдот тебе свежий. Пример из собственной жизни. Ужасный случай, который видел своими глазами. От нашей работы обалдеть можно.
— Можно, - согласился Сашка.
Парень глянул на часы, спрыгнул на пол. Посмотрел на спящего, натянул одеяло на его босые ступни, взял с полки мичманку, надел, поправил набекрень и вышел.
Сашка следом за ним поднялся на палубу. Дремотное, как будто никем не управляемое судно двигалось по гладкой воде. С севера, с океана, шли длинные пологие валы.
— Штормит где–то, - сказал парень. - А у нас курорт.
Из–за рубки доносилось бренчанье гитары. Сашка обошел рубку. Лицом к заходящему солнцу прямо на палубе сидел бородач в полярной куртке, натянутой на голое тело. Он тихо бренчал на гитаре и пел, мурлыкая для самого себя, для этой тихой минуты жизни.
Увидев Сашку, парень прихлопнул струны ладонью. Приземистый, чернобородый, он напомнил жюль–верновского доктора Сэллинджера.
— Слушай, - сказал парень. - Я тут сидел и про тебя думал. Не переношу три категории людей: бичей, тунеядцев и туристов. Ты кто из трех?
Сашка пожал плечами.
— Для тунеядца ты мрачен, тунеядец всегда ласков, для бича не годишься: бич заливать умеет, а ты молчишь. Турист ты, что ли? Маешься этой дурью?
— Мне на восток надо. И как можно быстрее.
— При закатном солнце и гладком море можно увидеть зеленый луч. Ты его видел? - неожиданно сказал парень.
— Нет.
— И я нет. Вот сижу и жду.
— Не буду мешать…
— Не мешай, - согласился парень. - Тем более что лирика эта бывает два дня в навигацию. И часов через шесть начнется приличный шторм.
— Откуда знаешь?
— По штилю и облакам. Подними взгляд.
Сашка посмотрел вверх. В безоблачно чистом небе, где–то в середине зенита вытянулись три плотных чечевицеобразных облачка.
— Штормовые облака. Радуйся,
— Чему?
— Ты же спешишь? Побежим на отстой. И именно в Тикси.
Сашка стоял у поручней. Начинал задувать легкий ветер. Ветер доносил из–за надстройки тихое бренчание гитары.
Вскидываясь на волнах, гидрографическое судно спешило к востоку. Волна еще не была злой, но ветер уже срывал водяную пыль с верхушек, бросал ее на палубу и завывал в снастях и надстройке. Ребята в штормовках мотались по палубе, убирали разбросанное оборудование, вещи.
Сашка Ивакин прилепился к поручням. Лицо его было мокрым.
Сзади возник бородач все в той же полярной куртке на голом теле. Куртка и тело блестели как лакированные.
— Пойдем, поможешь! - крикнул он.
За надстройкой было сравнительно тихо. С десяток бочек, обмотанных тросом, шевелились как живые.
— Не могу трос затянуть, - выдохнул бородач.
— Закрутить надо ломиком, - быстро предложил Сашка.
— Закрутишь его…
— Тащи ломик, - приказал Сашка.
Толстенный трос не хотел закручиваться в петлю.
Сашка налег, трос еле–еле подался. Сашка закусил губу и провернул лом один раз, второй. Бочки мертво стянулись.
— Силен! - одобрительно выкрикнул бородач.
— Давай доски. Расклинить надо.
Сашка забрался на бочки и обухом топора стал вбивать куски досок между бочками.
Волна вздыбила палубу, Сашка затанцевал на бочках, но удержал равновесие. Осмотрелся, спрыгнул на палубу, мокрый и счастливый.
— Порядок! - удовлетворенно крикнул парень. - Теперь в трюм, там надо кое–что закрепить.
…Оживленные, мокрые, ребята сидели в крохотной кают–компании вокруг пляшущего стола. Бородач со смехом рассказывал.
— Я говорю: Саша, не налегай. Судно у нас хлипкое. А он…
Сашка усмехнулся.
Сверху пробарабанил по ступенькам парень в зюйдвестке.
— Да–ает! Хлебнем в эту ночку!
— Льдов бы не нагнало. Напоремся и темноте и…
— Прибегает тот пассажир и спрашивает: «Господин капитан. Сколько до ближайшей суши?» - «Две мили», - хрипит капитан. «Направо или налево, господин капитан?» - «Вниз», - хрипит капитан.
Судно моталось на волнах, вскидывалось вверх, зарывалось носом. Низкие рваные тучи висели над самым морем, и совсем низко прорезал эту сумятицу желтый холодный солнечный луч.
Обтрепанное штормом судно стояло на рейде. Поручни были сорваны, мачта антенны согнулась, и обрывок антенного тросика с гирляндой изоляторов неряшливо свисал с нее. С судна спустили шлюпку.
Они пристали к низкому галечному берегу.
Сашка выпрыгнул первым, вытащил нос шлюпки. Курчавый юнец с завистью посмотрел на Сашкину фигуру и вдруг спросил:
— Вы спортом не занимались?
— Было дело. Горные лыжи.
— И разряд?
— Мастер. Просто мастер. До заслуженного не дотянул.
— Цыц, Витек, - оборвал его Борода. - Вот представь себе, что из этого сопляка лет через пять будет гидрограф, - обратился он к Сашке. Отказываешься верить рассудку.
Сашка улыбнулся.
— Держи, - бородач протянул Сашке конверт.
— Что это?
— Полста рублей и обратный адрес. Перешлешь, когда сможешь.
— Я обойдусь, - спокойно сказал Сашка.
— Не будь под конец пижоном, - поморщился бородач. - Попрошу об одном. Если ты все же турист, напиши мне об этом честно. Я себе полголовы обрею.
— За что ты их так?
— Не переношу, когда без дела шляются по земле. Вопят дурацкие песни и стреляют куда попало. У меня с ними личные счеты.
— Будь! - попрощался Сашка.
— Давай чапай. Удачи тебе.
Сашка вскинул рюкзак. Бородач столкнул шлюпку. Витек возился с мотором.
…Он шел по берегу моря. Море было свинцовое, еще не опомнившееся от ночной передряги. Крохотная крачка с отчаянным криком спикировала на Сашку, взмыла, снова спикировала.
Все это время и ребята, и чайка, и берег были для Сашки как бы размыты.
Над головой, выпустив шасси, с ревом прошел оранжевый самолет полярной авиации.
В море впадал маленький прозрачный ручей. Сашка сел на корточки, поднял яркий мокрый блестящий камешек. Второй. Камешки тоже были размыты.
