Ненавижу горластых нахальных мартынов, их хищный крючковатый нос, острые, жадные лапы и белое фарисейское оперение, которое и вызывает дилетантские ахи и вздохи. Воруют рыбу из сетей, распугивают дичь, наводят на честных людей тоску своим криком. Бил я пестрошейную гагару со шкурой крепости промасленного брезента, их перья можно выдирать только плоскогубцами.

Но я не могу стрелять маленьких чаек, которые бесстрашно пикируют тебе на голову и хлопотливо отчаянно верещат над тобой. Но деликатно отлетают в сторону, как только убеждены, что надоели тебе. Я не могу их бить за то, что они похожи на розовую чайку.

В Усть-Чауне патефон, и мы с удовольствием переиграли по два раза все пластинки, которые там, на «материке», давно уже не вызывают ничего, кроме усмешки.

10. VIII. Сидим, вернее лежим в Усть-Чауне. Читаю Мопассана. Странно бедно хрестоматийное представление наше об этом французе. А ведь, пожалуй, нигде не читал я более яркого и более по человечески умного выступления против войны, как у него («На воде», «Гениальный мастер бойни»).

11. VIII. У Тумлука. Еще когда мы подходили к дому и сели на валу, невесть откуда выскочил кулик и, хлопотливо обежав вокруг нас, вдруг свистнул удивленно и со всех ног кинулся бежать к дому; Не лететь, а именно бежать. Был он очень похож на аккуратного хозяйственного толстяка мужичка, и только тонкие длинные ноги и длинный нос, приделанные к нему, немного смешили, а круглый внимательный черный глаз напоминал школьного физика. Так он и бежал до дома и кричал по своему, как будто встретил знакомых и хотел теперь сообщить поскорее новость об этом. А потом залаяли собаки и вышла Анька.

Алитетов сын Рахтыргын (Антон) — здоровый, сдержанный мужик, знающий, видимо, и свою силу и кое-что потерпевший в жизни.

Радостная была встреча, и мы лежали в пологе, пили чай, высунув голову наружу. И день резал глаза, и псы лежали в чоттагыне и не открывали глаз, даже когда перешагивали через них.

Чайник низко висит над костром, костер на днище железной бочки. И вот этот низко, очень экономно висящий чайник, и днище, пожалуй, могут рассказать человеку об истории чукотской цивилизации, как капля воды может рассказать о существовании Тихого океана.

Спать на оленьих шкурах, пить черный чай без сахара, есть рыбу, сваренную в нерпичьем жиру, — здорово все это, и голова отдыхает, лучше всяких сочинских пляжей.

Холодно, свищет ветер на улице — август, худший, чем многие месяцы на Чукотке.

У Васи новое слово: «вот именно». Частенько он его употребляет.

Лежу у Васи в избушке и читаю сказки Андерсена. Хе! Ребята, вот отличное сочетание! С детства я испытывал тягу и симпатию к Маленькой Разбойнице, и сейчас тоже с удовольствием прочел о ней.

12. VIII. День рождения О. М. Куваева, как пишут в календарях. В календарях еще пишут и послужной список, а у меня его нет. 26 лет ни фига еще не сделано толкового, и ведь даже решения нет: что мне делать за этими 26-ю. Как будто снова 7-й класс и снова я стою на берегу Юмы.

Дождь, снег на Нейтлине и дальше в горах, командировка не выполнена. Стенка у полога откинута, огонь чадит посредине, лохматая Анька что-то кроит из шкур, собаки мокрые дрожат, и видно, как ветер гнет мокрую осоку далеко впереди. Видал же я порядком таких яранг и такой мокрой, страшной в своей тоске осоки. Теперь это меня уже не обогащает. Короче, нужен отпуск. (…) Подумать не спеша и обо всем. (…)

Пишу на крохотном, грязном до ужаса столике, и рыбьи жирные шкурки перед носом, и сломанный будильник, и объектив от бинокля, и куча махорочных окурков. Окошко в три квадратных дециметра залепила осенняя дождевая слякоть. Справа сын Алитета с Ниной сопят во сне, слева зевает от безделья и играет патронами Серёга.

Справка. Сын Алитета Антон учился в школе в Певеке.

Нина — жена Антона, маленькая молоденькая очень чукчанка, и все время ласкает его нежно и неумело.

Алитет в 1940 году повесился в ссылке, на материке началось расследование контры. Допрашивали и сына Алитета Антона.

Сёмушкин, по словам Антона, про Алитета все наврал, жил, кстати, он у Алитета долгое время. Имена жены и детей вымышлены, в горы Алитет не уходил, был арестован как кулак. Носил Алитет бороду, усы брил, жил в районе Биллингса, на Лагуне. (…)

Сын Алитета прочел книжку про Алитета и сказал: «Это не про нас. Тут жены другие, дети другие. А Сёмушкину стыдно; столько времени у нас жил как свой, всякий продукта ел, потом все наврал».

Перегнал 12 лет назад стадо в Усть-Чаун и тут остался. Думает вернуться потом обратно.

Все дети Алитета умерли. Остался Антон, старший брат на Биллингсе и сестра (младшая).

У Алитета было пять жен. Один сын с женой застрелились одним патроном. Легли рядом и прострелились одним выстрелом! Бывшего с ними в яранге человека послали за папиросами.

Тоска! Черт побери, давно у меня такой тоски не было. Читаю при свечке Шолохова — не трогает. Андерсен лучше.

14. VIII. Голоса тундры. Кулички плавнички попарно, крутятся на одном месте и оживленно, и опереточно как-то клюют на воде. И вообще, вся ихняя компания похожа на финальную сцену развеселой оперетты, где все крутятся и пляшут по всякому на сцене, а скучноватый зритель сидит тихонько и отвлеченно и снисходительно этак ухмыляется, глядя на эту свистопляску.

Желаешь знать, чего я хочу?

Я хочу снять на цветную пленку розовую чайку, сидящую где-нибудь на камне в архипелаге Норденшельда, я хочу есть дзамбу в Тибете из фарфоровой чашки обязательно с отбитой ручкой и хочу подняться вверх по Амазонке на купленной по дешевке старенькой моторке, и я очень хочу, чтобы все это делала куча веселых и, насмешливых парней и чтобы ты была с нами.

Надо взять за правило записывать то, что было, и потом, через десятки лет, вдруг вспомнилось с точностью вчерашнего дня. На пустыре за окном играют в футбол, светит солнце, и на черную землю, на деревья, которые уже начали распускаться, валит хлопьями солнечный снег. И я вспомнил осень в избушке у Васи Тумлука. Чертовски захотелось туда. Очень часто почему-то вспоминаю реку Паляваам, мы с Серегой курим на высоком берегу в ольховнике. Вечер. Комары. Тихо и прохладно. По реке сверху неторопливо плывет громадный гусь. Он как-то нерешительно плывет и целиком погружен в свои мысли. Потом гусь принял решение, махнул лапой и быстро поплыл обратно.

Надо написать «Дневник прибрежного плавания» — философию бродяжничества как уход от пугающей непонятности XX века, от двигателей внутреннего сгорания и полупроводниковых схем.

Чистота и даже наивность юношеских воззрений иногда более верный ориентир, чем опыт жизненных лет.

Не знаю, может, в этом и есть слава, когда человеку подробно объясняют, что он сам совершил, ибо совершенное уже начинает существовать самостоятельно и отдельно. А может, в том, когда люди о тебе держат память бережно, как живого птенца, или в том, что ты входишь в память случайно встреченных как точно подогнанный каменный блок.

Отрывки из полевого дневника[14]

Чаунская геофизическая партия была организована в апреле 1959 г. в Чаунском РайГРУ п. Певек в следующем составе: начальник партии — инж. О. Куваев, инженер оператор — инж. А. Бекасов, техник оператор. — А. Шилов, рабочие тт. Арин, Скворцов, Объездков, Амбросимов, Арин, Каюкин, Шабаев — всего 7 человек.

Базой партии был выбран поселок Усть-Чаун. Из-за значительных затруднений с набором рабочей силы и транспортом как организация партии, так и ее заброска прошли с запозданием на 20 дней. Первая партия груза и часть рабочих прибыли в Усть-Чаун 27 апреля. Четвертого мая самолетом были заброшены начальник партии и техник оператор, шестого прибыли на тракторах последние грузы, и лишь тогда только, с запозданием почти на месяц, партия смогла начать полевые работы.