Снаркс оглядел притихший лес. Вокруг печально торчали деревья с переломанными ветвями и покалеченными стволами.

— Идеальное место для митинга! — заметил правдолюбивый демон. — Напоминает новые районы Голоадии, знаете, недавно отстроенные промышленные районы, где особенно высок производственный травматизм.

— Давай! — гаркнул Гакс.

Бракс быстренько извлек из своего мешка барабан.

Гакс повалился на землю и принялся безостановочно чихать.

— Стыд-позор! — горестно прошептал Бракс, глядя, как его вождь и учитель катается в пыли. — Какой поэтический талант пропадает!

— Что? — ошарашенно спросила Матушка Гусыня. — Что здесь происходит?

— Да уж… — Я старался выдумать правдоподобное объяснение, потому что понял, что она не только не знает о том, что мой учитель Эбенезум тайно пробрался в ее королевство, но и о том, что он болен той же болезнью, что и демон Гакс, который сейчас пресмыкался в пыли. — Да уж, — повторил я еще раз, чтобы выиграть время, — видите ли, этот бедный демон э-э… всегда чихает от переутомления.

— Вот как? — удивилась Матушка Гусыня. — Судя по тому, что мы видим, он сильно переутомился. Что ж, полезная информация. Ее можно будет использовать в какой-нибудь сказке.

— Да уж, — сказал я в последний раз и обвел глазами своих спутников, призывая их не выдавать меня.

Бракс и Хьюберт понимающе кивнули, но правдолюбивому демону Снарксу было явно не по себе. Он с трудом сдерживался.

— Гаксу необходимо расслабиться, — авторитетно заявил Дракон. — А что расслабляет лучше песни и танца! Давай, Барышня. Номер семьсот три!

— Прекрасно сказано! — поддержала Эли и плавно повела руками. — Не будете ли вы так любезны расступиться и освободить мне побольше места?

— Минуточку! — запротестовала Матушка Гусыня. — Это вовсе не входило в мои планы.

Но Барышня уже запела:

Матушка Гусыня взглядывала то на исполнителей, то на меня, и в ее глазах читалась смесь недоверия и отвращения.

— И что, они все время так? — спросила она сдавленным голосом.

— Да уж! — ответил я, впервые за последние полчаса сказав правду.

— Прощения просим!

Я посмотрел вниз и обнаружил, что к нам присоединились Льстивый и другие гномы. Они подошли незамеченными, так как песнопения Барышни и Дракона заглушали все остальные звуки. Льстивый привычно заломил руки и произнес:

— Мы пришли спасти… кого-нибудь. — Он бросил оценивающий взгляд на танцующего Дракона. — Но, может быть, нам лучше было не приходить?

Я искренне посочувствовал гномам, потому что как раз в этот момент Барышня и Дракон запели второй куплет:

— И для этого мы вышли из леса? — спросил Грубый.

— Не обращай внимания, — посоветовал Заносчивый. — Все это развлечения для черни.

Болезненный презрительно кашлянул.

— Эй! Кого это вы называете чернью? — поинтересовался Домовой.

— Разумеется, не меня! — поспешил с ответом Раздражительный.

— А почему бы и не тебя? — ухмыльнулся Грубый.

Болезненный согласно застонал.

— Что здесь происходит? — осведомился Снаркс, вставая между Тэпом и гномами. — Кажется, здесь кто-то недоволен артистами?

— А что, здесь есть кто-нибудь, кто доволен артистами? — огрызнулся Грубый.

— Угу, — поддержал его Рассеянный.

— Эти гномы осмеливаются насмехаться над нами, называть нас чернью! — возмутился Тэп. Его просто распирало от гнева. — Они позволяют себе издеваться над Домовой Силой!

— Проклятие! — Хендрик с трудом протиснулся в самую гущу толпы. — Что тут у вас? Кто-нибудь безобразничает?

— А вы, стало быть, никогда не «безобразничаете»? — нервно спросил Раздражительный. — И всегда всем довольны? И никто из вас никогда никого не критикует?

Тэп и Хендрик, как по команде, посмотрели на Снаркса.

— Я — другое дело, — с достоинством ответил демон. — И знаете, здоровая, конструктивная критика еще никого не обижала. Да, я иногда говорю нашим артистам, что они поют ужасно! Но я им не чужой. Они знают, чего от меня ожидать.

— Проклятие, — прибавил Хендрик. — Всегда лучше держаться в рамках вежливости.

Тэп кивнул:

— Вот и я о том же. Вся Домовая философия на этом построена!

— Значит, мы должны быть вежливы с этим сбродом? — усмехнулся Грубый.

Снаркс хмуро уставился на гнома, Хендрик взялся за свою дубинку, а Тэп сделал несколько пробных танцевальных шагов.

— Проклятие, — заметил Хендрик.

Бракс встал между приготовившимися к бою сторонами:

— Простите, что отвлекаю. Судя по вашему настрою, вам скоро может потребоваться подержанное оружие в отличном состоянии…

Но ответить ему не успели, потому что Барышня и Дракон разразились третьим куплетом:

Гакс, лежа в грязи, чихал с удвоенной силой.

— Вам не кажется, что это уже из рук вон? — спросила Матушка Гусыня.

Я не ответил, опасаясь, что стоит мне согласиться — и она опять заколдует нас.

— Может, не надо пытаться прыгнуть выше головы? — неуверенно пробормотала она, обращаясь скорее к самой себе, чем ко мне. — Может быть, ограничиться золотыми гусями и слепыми мышами?

Эли исполняла прихотливый танец вокруг Хьюберта.

— Если бы мне другое имя! — мечтательно продолжала пожилая дама. — Услышав, что тебя зовут Матушка Гусыня, к тебе сразу теряют интерес. Но, кажется, я уже это говорила?

Семь Других Гномов и трое моих друзей злобно переглядывались.

— Ну? — вызывающе крикнули гномы хором.

— Проклятие! — отозвались наши.

Обстановка накалялась. Но стоит попросить Матушку Гусыню вмешаться, как она тут же приберет нас к рукам, полностью лишив собственной воли.

— Может, все-таки Матушка Малиновка? — размышляла пожилая волшебница. — Нет. Слишком мелодично. А как насчет Матушки Пташки? — Она пожевала губами, потом нахмурилась. — Нет, такое скопление согласных мне ни к чему. Матушка Краснокрылый Дрозд? — Она вздохнула. — Нет, слишком длинно — на обложках моих книг не уместится. — Ладно! Хватит. Растоковалась тут, как тетерев… Постой-ка… — Она победоносно глянула на меня. — Не так уж плохо: Матушка Тетерка! Не бог весть что, но все же лучше, чем Матушка Гусыня.

— Да уж, — ответил я, исключительно чтобы поддержать разговор. Теперь я понял: она плохо переносит хаос. Только при полнейшем беспорядке вокруг можно переговорить с ней. Надо использовать эту возможность. Прежде, сколько я ни пытался, мне не удавалось и на пять минут привлечь к себе внимание Матушки Гусыни.