- Что с нами случилось? - восклицал Касим где-то впереди. - Я ничего не вижу из этой корзины!
- В этом, - ответил голос Ахмеда, - ты на этот раз ничем не отличаешься от нас.
- По-моему, я потерял руку! - в панике завопил Касим. - Нет, кажется, рука здесь, под всем остальным.
- Мы куда-то провалились, - заявил Гарун авторитетно, как любят порой говорить пожилые люди. - Но я думаю, что все наши вещи провалились вместе с нами.
- Нет, похоже, я весь тут, - бормотал Касим, как бы соглашаясь со старшим разбойником. - Похоже, я потерял крышку от корзины.
- Если бы я смог найти светильник, - сказал Гарун, - и если из него не вытекло все масло… - Повисла пауза, и Али-Баба услышал, как что-то скребется, шаркает и позвякивает.
В темноте кто-то взвизгнул.
- Прошу прощения, - отозвался голос Касима. - Я просто пытался на ощупь проверить, что тут вокруг.
- Ага! - торжествующе вскричал Гарун. - Кажется, я нашел эту штуку! Теперь, если трут все еще у меня за поясом…
Мгновением позже посыпались искры. Али-Бабе пришлось на миг зажмуриться от яркого света. Он заморгал, пытаясь вновь сфокусировать взгляд на остальных. Похоже, все были тут, хотя и в некотором беспорядке.
- Где… - начал было Аладдин и тут же снова взвизгнул. - Не мог бы ты убрать от меня эту штуку?
- Какую штуку? - спросил Гарун, хмурясь в сумрак.
- Эту отрубленную руку - точнее, эту часть Разбойника Номер Сорок! - Он ткнул пальцем в Али-Бабу. - Ты! Ты же его брат, верно? Потрудись сложить его обратно!
- Он бы сделал это, - согласилась голова Касима, торчащая теперь из корзины, - имей он хоть крупицу родственных чувств. И я имею в виду - не просто сложить меня обратно, но также найти какого-нибудь почтенного, возможно даже слепого, портного!
Бывшего дровосека крайне удивила брезгливость Аладдина.
- Откуда такие проблемы? - спросил он вежливо. - Разве ты, прошу прощения, разве мы не привычные ко всему разбойники?
- Разбойники вовсе не обязаны иметь дело с кусками тел! - передернувшись, заявил Аладдин. - Вот когда нас будут называть Сорок Убийц, тогда и поговорим!
Али- Баба послушно поднялся с того места, куда упал, и полез через груды ковров и подушек.
- Похоже, мы провалились в довольно большую пещеру. - Гарун поднял светильник и, щурясь, осмотрелся по сторонам. - Должно быть, от сочетания нашей тяжести и силы бури песок как-то сдвинулся, обнажив вход.
- Пожалуйста, перестань извиваться, - велел Али-Баба брату, беря руку и собираясь вернуть ее обратно в корзину.
- Тебе легко говорить, - защищался Касим. - А когда ты всего лишь рука, то можешь как-то передвигаться только извиваясь.
- Я снова устрою тебя на подушках, - ответил смиренный Али-Баба с великим терпением.
Он бережно положил руку к остальным частям своего брата, потом поднял плетеную корзину, чтобы установить ее поустойчивее.
- Эй, аккуратнее! - предупредил Касим, чьи части при переноске начали натыкаться друг на друга. - Такой способ перемещения заставляет по-новому взглянуть на проблему укачивания.
- Ни слова про укачивание! - вскричал Аладдин, и, судя по выражению его лица, он был знаком с этим словом не понаслышке.
- Похоже, мы все пережили это суровое испытание, - весело сказал Ахмед и кивнул Аладдину. - Ну, может, кому-то досталось больше остальных. И здесь мы куда лучше защищены от бури, чем раньше. Номер Двенадцать! Видишь ли ты стены, ограничивающие то место, куда мы провалились?
Гарун поднял светильник над головой.
- Это место безгранично, возможно даже, это двойник той пещеры, в которой наш атаман хранит золото.
После его слов наступила тишина. Али-Баба впервые услышал намек на вой ветра, но теперь он доносился откуда-то очень издалека.
- Этот светильник наводит меня на мысль продолжить свой рассказ, - заметил Аладдин. - Не говоря уже о том, что это, возможно, поможет мне выбросить из головы некоторые недавние события!
- Конечно, продолжай, - поддержал Ахмед, - поскольку, судя по звукам бури, все еще бушующей над нами, у нас впереди еще уйма времени, которое надо чем-то заполнять.
- Тогда я его заполню, - решительно заявил Аладдин. - Моя история продолжается следующим образом. После того как я увидел самую прекрасную царевну на свете, я все же сумел прийти в себя настолько, чтобы купить провизию для того важнейшего из обедов, который мой дядя хотел подарить нам с матерью. Именно во время этого обеда я узнал первые намеки на свою судьбу и в дальнейшем был направлен на путь истинный.
В тот вечер у нас был роскошный пир, за дюжиной блюд следовала очередная дюжина других, их готовили все живущие по соседству женщины под зорким присмотром моей дорогой матушки.
Когда пир был окончен и мы выждали подобающее время, чтобы насладиться благами правильного пищеварения, человек, ставший нашим благодетелем, повернулся к матери и сказал:
- Я еще слишком мало сделал для вашей семьи. Поэтому я сделаю твоего достойного сына владельцем лавки, торгующей тем, к чему у него больше лежит душа, и далее стану поставлять в эту лавку лучшие товары во всем этом величайшем из городов.
Тут мать парня была просто потрясена такой новостью, ибо наконец-то сын ее мог найти себе занятие и ей не придется снова возвращаться к своей бесконечной стирке после того, как брат ее мужа наконец уедет.
И таким путем дядя юноши воистину завоевал доверие матери. Но он еще не окончил разговор, и следующая мысль, поведанная им родственникам, хоть и была произнесена в той же легкомысленной манере, что и большая часть предыдущей беседы, сопровождалась взглядом столь напряженным, какого Аладдин ранее никогда не видел.
- Значит, решено, - сказал дядя. - К несчастью, завтра пятница, и поскольку это молитвенный день, не откроется ни одна лавка и ни одно присутственное место, чтобы мы могли исполнить свои планы. Поэтому завтра я возьму мальчика с собой в некие известные мне сады, ибо успешному торговцу следует понимать толк в красоте и утонченности.
И мать парнишки с готовностью согласилась и с этим тоже, как согласилась бы, без сомнения, практически со всем, что бы ни сказал дядя. И было решено, что этот дядя вернется в дом на рассвете и тогда заберет с собой мальчика для дальнейшего воспитания.
И вот дядя зашел к ним на рассвете священного дня и велел юноше поспевать за ним, ибо прогулка их будет долгой. В то время в границах города было множество красивых садов, которых более чем хватило бы для обучения юноши, будь таковы истинные намерения его дяди. Но они прошли весь город насквозь, и вышли через западные ворота, и шли еще целый час, пока не достигли некоего места, и тогда дядя сказал, что сад уже близко.
Но все же Аладдин не заподозрил ничего дурного, ибо что знал этот парнишка, кроме неписаных правил уличных игр и того, сколько разных блюд может его мать приготовить из овощей и черствого хлеба? В этом отношении старик рассчитал верно, хотя на самом деле он выбрал мальчика совсем по другим причинам.
Но даже у такого не от мира сего юноши, как Аладдин, мог возникнуть вопрос-другой. Ибо, хоть дядя и сказал, что они уже недалеко от сада, единственное, что парень мог видеть, - бескрайнюю равнину, раскинувшуюся перед ними, повсюду совершенно одинаковую, если не считать камней, разбросанных тут и там, да почерневших остатков огромных кустов и деревьев, некогда росших здесь, пока на землю эту не напала какая-то болезнь, заставившая их сбросить листья.
- Несомненно, - сказал парнишка со всей почтительностью, - здесь нет никакого сада. Куда же мы направляемся?
В ответ на свой простодушный вопрос он получил шутливый подзатыльник, и дядя велел ему набрать поблизости немного сухого хвороста. Юноша быстро исполнил это, и тогда старик велел парнишке встать примерно в десяти шагах позади него.
Когда тот отошел достаточно далеко, его дядя достал из глубин своего темного элегантного одеяния трутницу. Из нее пожилой мужчина извлек предметы, необходимые для разжигания огня, и поджег сухие ветки. Сделав это, он достал из-за пазухи черепаховую коробочку, извлек из этой коробочки щепотку порошка и бросил ее в пламя, говоря какие-то слова на незнакомом юному Аладдину языке. Когда порошок упал в огонь, над костром поднялся столб густого дыма, и старик еще быстрее забормотал свои непонятные слова.
