Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мальчик каменеет, переваривая услышанное. Мужчина испускает жалобный стон, роняя тяжёлую голову на стол и накрывая её сильными натруженными ладонями.

— Это бред, — шепчет Иван.

Он хочет встать и уйти, но ватные ноги предательски не слушаются, и он остаётся сидеть.

— Я обещала себе, что расскажу тебе правду о твоём рождении, когда тебе исполнится восемнадцать. Но приходится делать это раньше, иначе мне не объяснить тебе всего остального. Да, твоя мать согрешила. За такое пару веков назад нас с тобой обоих сожгли бы на костре. Такого не бывает — скажешь ты, потому что вас учат в школах и институтах, что это невозможно по всем биологическим законам. Однако… Возможно. Бывает. Редко, но бывает. Но тщательно скрывается ото всех. О нашем секрете до сих пор знал только папа Дима. Но он так любит нас, что от него у меня секретов нет. К тому же он знает, что люди бывают хуже собак, причём слово «бывают» можно смело выкинуть. Ты помнишь, что ты всегда был особенным мальчиком. Когда-то в древние времена за далёкими морями жило целое племя собакоголовых людей-дикарей. Марко Поло описывал их в своей книге. Все они были со временем истреблены и замучены, но один навсегда вошёл в историю как святой Христофор. Он принял христианство и стал покровителем путешественников. До Средних веков его так и изображали с собачьей головой, потом церковники испугались, что их паства поклоняется не святому, а собаке, и стали уничтожать все собакоголовые изображения святого. Но кое-где фрески настоящего Христофора остались целыми. Их можно увидеть. Ты у меня не такой. Не собакоголовый урод. Ты — красавец, умница, ты дог в человеческом обличим. Преданный своей семье, как собака, честный, верный, благородный сын любви. И поэтому ты сразу уловил, что твоя мать стала другой и никогда уже не будет прежней. Ты учуял, что в дом пришла беда, но только вот не разобрался и чуть не наломал дров. К счастью, не наломал. А мы с папой Димой наломали.

Женщина останавливается, замолкает, набирает в лёгкие воздух, словно готовится нырнуть. Лампа качается, тени шарахаются в разные стороны.

В том, что женщина врёт, Ваня ни на секунду не сомневается. Врёт подло, пытаясь вывести его из себя, лишить возможности трезво мыслить, бьёт его в самое больное место — в детские страхи и обиды. Чем чудовищнее ложь, тем скорее в неё поверят, — так, вроде бы, Геббельс говорил. Хороший у твари учитель. Пару лет назад заявление о собачьем родстве имело бы хоть какие-то шансы его расстроить, но теперь у Ивана стойкий иммунитет. Только ведьма о нём не знает. Потому что это его и мамина тайна. Год назад мама попросила Ивана съездить с ней в Выборг навестить знакомую собачницу. Ваня никогда не был в старом Виппури и с радостью согласился. Поехали без папы Димы, отправившегося на рыбалку. Там, в Выборге, на городском кладбище, едва сдерживающая слёзы мама познакомила его с отцом. Потом мама плакала, сидя на низенькой скамеечке рядом с ухоженной могилой, на чёрном гранитном памятнике которой золотом вывели «Любимому сыну Володе Родионову», а Иван обнимал её за плечи, пытался успокоить и чувствовал себя старше и сильнее её. А мама всё плакала и просила у него прощения, и рассказывала, рассказывала… Если бы не социальные сети, она бы так ничего и не узнала о Вовке. Думала, что он навсегда ушёл из её жизни, а оказалась, что он давно ушёл из своей. Однажды поздним вечером, как всегда консультируя коллег в блогах для собачников, она из любопытства зашла в только что появившиеся «Одноклассники» и, ругая себя, попыталась найти Вовка, хотя бы посмотреть, как он сейчас выглядит, а когда нашла фото их общего приятеля рядом с его могилой, поняла, что должна всё рассказать сыну Только папе Диме просила пока ничего не говорить, «отец ведь не тот, кто родил, а тот, кто воспитал». Правильно получается просила…

— Я ненавижу свою сестру! — срывается на крик женщина и сразу становится видно, что сейчас она не врёт. — Она всегда была грязной сучкой. Портила мне жизнь. Зачем она вообще родилась? Приползла, змеюка, прощения просить. Вся такая жалкая. «Я так долго тебя искала, — говорит, — чтобы за всё извиниться». Знала, что ей нельзя верить, а повелась, как последняя дура. Пустила её в дом. Пошла с утра собак выгулять, помнишь, у нас ризены гостили, когда ты в лагерь уезжал?

Иван машинально кивает головой.

— Забыла поводок у кровати. Возвращаюсь, а эта дрянь уже к папе Диме спящему в постель забралась голая. Хотела, чтобы он со сна нас перепутал, а потом его у меня увести. Ну, я её за волосы с кровати стащила и отмудохала собачьим поводком по спине, чтоб к чужим мужьям не пристраивалась.

Лицо мальчика искажает гримаса отвращения.

— Прости, Ваня! Так вот, стала я дрянную сестру выпроваживать, а она меня шантажировать взялась. Так не уйду — дайте денег. А не дадите — по миру пущу и опозорю на весь свет. Ваньке вашему расскажу, что отец его настоящий ещё тот кобель был. В интернет его фото выложу, телевидение на вас напущу, всё заберу. Ну, вот тогда папа Дима не выдержал и Зураба на неё спустил, как на волчицу поганую. Задавил её Зурик в пять секунд и сам испугался, что на человека напал, а поздно. А мы-то как переполошились! Такой грех на душу взяли! А что делать — назад шею Женечке не приклеишь. Пришлось её ночью в саду схоронить. Зураба нам усыпить пришлось. Нельзя его оставлять было — он крови человеческой вкусил, и ему понравилось. Правильно ты почуял — мы собачку родную погубили. А что делать-то: пришла беда — открывай ворота. Фредди от ужаса сбежал куда-то — только ты его и нашёл. Вот такие пироги, Ванька. Теперь ты всё знаешь. Всё и даже чуть больше. Мент твой теперь нам на хвост плотно сел. Не сегодня-завтра узнает он от соседей или ещё от кого, что Женька у нас гостила. Труп найдут, и нас посадят. А тебя в детдом. Уезжать нам надо, Иван. Срочно. Ну, от трупа мы, допустим, избавимся. Но мент уж больно въедливый попался. Дом бросить на папу Диму придётся. Сделаем с тобой загранпаспорта по-срочному, поедем в Швейцарию — типа, бабушку проведать. Там и останемся. Бабка Настя не отвертится — поможет вид на жительство получить. А папа Дима, если следствие начнётся, всё на меня свалит: мол, жена не смогла удержать волкодава, пока на работе был, а убийство скрыла, испугалась и смылась. Ничего не знал. Типа, несчастный случай со смертельным исходом. А потом папа Дима дом продаст и к нам приедет. Ваня, ты меня слышишь вообще? Чего-то нехорошо тебе, трясёт всего. Я понимаю, что тяжело столько негатива сразу принять. Невозможно тяжело. На-ка, чайку попей. Вон папа Дима стресс только нашим чаем и снимает.

Женщина быстро и ловко наливает Ване благоухающей заварки из маленького фарфорового чайника и добавляет туда кипятку. Ставит кружку перед Иваном. Того действительно мелко трясёт, будто всё тело обложили ледышками снаружи и изнутри. Иван послушно протягивает руку к кружке, но взять её не успевает. Чёрная собака хватается зубами за цветастую полиэтиленовую скатерть, та резко едет вниз, всё стоящее на ней падает, кружка заваливается в сторону Ивана, кипяток проливается и попадает мальчику на колени. Ошпаренный, он взвивается, размахивая руками. Собаки под столом заливаются дружным отчаянным лаем. Женщина вскакивает из-за стола, накидывается на чёрную собаку.

— Ах ты, дрянь! Сука приблудная! Тебя приютили, а ты безобразничать! Ну-ка вон из кухни!

Но между женщиной и собакой встаёт Иван.

— Оставьте Чернушку в покое! Я не верю ни одному вашему гадкому слову, ни про меня, ни про мамину сестру. Я иду спать! Если утром вы не скажете мне, кто вы и где мама, я снова пойду в милицию. На этот раз мне есть что им рассказать.

— У тебя просто шок, сынок. Непроходящий шок с того момента, как ты приехал. Ну хорошо, хорошо, иди, Иван, поспи. Утро вечера мудренее. Тебе нужно переспать с тем, что ты сейчас услышал. Не каждый способен адекватно принять такую правду. Никто не способен. Утром поговорим.

Иван поднимает на руки Фредди и отправляется к себе в спальню. Чернушка послушно семенит за ним под ненавидящим взглядом женщины за столом. Мужчина тихо стонет и раскачивается на стуле.

25
{"b":"166236","o":1}