Выставка прошла, свободного времени, вроде как, стало больше. Но всё время Ани по-прежнему уходит на Лорда и помощь собачникам. Рана в сердце, оставшаяся от Вовка, зарастает слишком медленно и болезненно, поэтому Аня старается загрузить себя как можно больше чужими проблемами, пусть даже и собачьими. Бабки на скамейках у парадных, завидя её с Лордом, начинают шептаться о её недоступной и непонятной им личной жизни.
— Девка молодая, а с парнями не гуляет, только с собаками своими. Может, она того?
— Чего того?
— Ну как чего? Всё время ходит только со своим мастифом и как-то уж больно подозрительно жизнью довольна.
— И чего?
— Ничего! Ничего не понимаешь, что ли, дура старая?
Да пусть болтают старые кошёлки, путь зубоскалят. Ане не до них. Она, хоть и замотана, но рада и даже, наверное, счастлива. На себя обращает минимум внимания. Просто некогда. Какая там личная жизнь, днём — сплошные собаки. После выставки все хотят щенков от Лорда, но Аня решила подождать ещё полгода. Слишком молод ещё Лорд. А ещё все хотят, чтобы Аня занималась их собаками, — лечила, спасала, дрессировала, готовила к выставке. Целыми днями — собаки! А ночью — рутинная работа. Странно, но Аня, несмотря на бешеный темп жизни, поправилась, округлилась. Сиськи наконец-то выросли совершенно, кстати, некстати. Грешит на сникерсы и йогурты.
Постоянно звонит беспокойная мама и почему-то не радуется ни чемпионству Лорда, ни другим собачьим достижениям Ани. Опять ставит ей в пример Женю. Ну сколько можно? В результате Аня с мамой окончательно разругались.
Ближе к осени Аня помогает счастливо разрешиться от бремени проблемной сучке хаски, и её начинают чуть ли не каждый день таскать на собачьи роды. Она считается лучшей собачьей повитухой в городе. Её присутствие теперь для хозяев — хорошая примета. По доброте душевной она никому не отказывает, хотя сама чувствует себя последнее время неважно. Очень устаёт. Очень. Тяжело ходить, часто тошнит. Менструации пропали давным-давно. Неужели накаркала маманя? Не хочет об этом думать. К врачам не обращается. А зачем? Она сама врач. Гонит тревожные мысли. Заедает их йогуртами и сникерсами. Иногда селёдкой для разнообразия. Растёт живот. Видимо, от неправильного питания и режима. От тех же шоколадок. А от чего ещё? Стала носить платья, сарафаны и всяческие мешкообразные плащи-пальто, скрывающие растущее пузо. Нужно отдохнуть, но некогда. Всё время нужно кому-нибудь помочь: вылечить, проконсультировать, принять роды, пристроить щенков. Не до собственного живота Ане.
Осенью к ларьку добавляется вечерняя халтура — торговля астраханскими арбузами. Лорд охраняет — Аня торгует. Холодным и тёмным ноябрьским вечером, подняв тяжёлый арбуз на весы, тяжело охнув, Аня экстренно разрешается семимесячным мальчиком. Прямо на улице, среди арбузов, на глазах обалдевших покупателей достаёт младенца из мокрых горячих шерстяных рейтузов. Буквально доползя до тёплого ларька на коленях, Аня самолично перерезает пуповину ножом для арбузов. Верный, всё понимающий Лорд следует за ней. В его стае прибавление. Он рад и горд. Изумлённая Аня держит на дрожащих руках кричащего новорожденного и плачет. Малыш так прекрасен! Лорд лижет руки хозяйки, немножко его волшебного языка достаётся и малышу. Аня заворачивает ребёнка в свой (когда-то мамин) серый пуховый дворницкий платок, неуверенно подносит к освобождённой груди. Младенец тут же присасывается к набухшему соску и замолкает. Аня успокаивается, на неё снисходит уверенность в том, что всё происходящее с ней — правильно. Лорд, вздыхая, ложится у входа в ларёк. Аня садится на пол, наваливаясь спиной на могучего пса, и, прижимая к груди сопящего младенца, моментально засыпает от стресса.
Пожилая врач «скорой помощи», через полчаса приехавшая на вызов (добрые люди из телефона-автомата позвонили), с трудом пробивается к ней в ларёк через рычащего Лорда и обкладывает роженицу матюгами.
— Как же можно так безответственно к себе относиться? Ну кто тебя, дуру с пузом, на арбузы-то поставил? А мальчик-то хорошенький, хоть и недоношенный. На вид семимесячный! В семь месяцев лучше родить, чем в восемь. Отец-то есть или очередная безотцовщина? Совсем вы, девки, с ума посходили! Куда тебе ребёнка, ты ж сама ещё дитя неразумное! Небось в «Дом ребёнка» сдашь?
— Вы что? Да никогда! Это же мой сын! Ванечка! И никто нам больше не нужен! А ещё у нас собака есть. Смотри, Ванечка, какой у нас с тобой Лорд Генри есть!
— Я ж говорю — девки с ума посходили. Собирайся, поедешь с нами.
Ехать в роддом Аня отказывается. А зачем? Она ведь уже родила и теперь сама со всем справится. Уж чего-чего, а принимать роды и растить щенков она умеет. Да и Лорда с другими собаками не на кого оставить. Так и заживут они теперь: Аня, Ваня, Лорд Генри и свора щенков разномастных.
Как-то сразу про Ваню узнаёт баба Настя. Наверняка завела в прошлый приезд шпионов среди соседей. Сама не приехала, а Алле нажаловалась. Алла в шоке, но винит во всём себя. Она тоже беременна, собирается родить Михаелю сына. А тут такие новости. Алла срочно высылает дочке матпомощь. Звонит, извиняется, обещает забрать Аньку с Ваней и даже с Лордом в ближайшее время в Швейцарию. Мать с дочкой мирятся и признаются друг другу в вечной любви.
Через месяц Михаель и Алла погибают в автокатастрофе. У спортивного автомобиля Михаеля неожиданно отказывают тормоза, и он улетает в пропасть с горной трассы. О несчастье Ане сообщает по телефону баба Настя, которая летит в Швейцарию на похороны. Ей оплатили дорогу и проживание родители Михаеля. Ане тоже готовы оплатить, но у неё нет загранпаспорта и месячный ребёнок на руках, который всё время болеет и орёт. От горя у Ани пропадает молоко. Она страшно худеет, просто чернеет от переживаний, но Ванечку выхаживает. Очень помогает Лорд. В основном морально. Ваня набирает вес, поправляется и растёт бодрым и здоровеньким. Ползает по ковру, играет со щенками.
Через полгода из Швейцарии возвращается баба Настя. В дом не заходит — боится Лорда. Аня — с коляской — идёт гулять с бабой Настей, заперев Лорда дома. На улице прекрасный солнечный июньский день. Бабка гордо выступает вся в модном европейском тряпье, ни о каком трауре и речи нет. Но, рассказывая о похоронах дочери, искренне плачет. Аня плачет вместе с ней. Выплакавшись, баба Настя передаёт ей крестик от Аллы и просит покрестить Ванечку, говорит, что мама очень этого хотела. Потом дарит Ане своё золотое обручальное колечко, говорит, что оно принесёт ей удачу. А ей уже принесло. Настя уезжает в Швейцарию на ПМЖ, где нашла себе замечательного старичка-мужа. Нашла прямо на похоронах дочери.
Уже прощаясь, баба Настя, словно опомнившись, говорит Ане:
— Слушай, Анька, ты на мать зла-то не держи. Это, я так думаю, Михаеля инициатива была. Алла знать ничего не знала. Не собиралась дочурочка помирать — ребёнка ему носила. А он — немец пунктуальный — всегда ко всему готовился заранее. И Женьку полюбил, как родную. Если не больше. Пылинки с неё сдувал. Подарки дорогие дарил. Колледж ей лучший подбирал.
— Ба, ты о чём? Не пойму никак.
— Да про наследство, конечно же. Про завещание треклятое.
— Про какое ещё завещание?
— Вот ты, простая душа, бессребреница! Ей богу, собаконутая ты, Анька! Михаель-то Алкин реальным богачом был. Неужели ты о наследстве даже не думала? Если б завещания не нашли, то тебе с Женькой всё в равных долях бы причиталось. Но Михаель, оказывается, успел завещание с нотариусом составить и по нему всё Женьке отписал. Всё до копеечки. Поняла? Вот тебе Женька передала тут на Ванечку. Держи.
У возмущённой Ани перехватывает дыхание. Она резко разворачивает коляску в сторону дома.
— Это что ещё за деньги? Забери немедленно. Мне от неё ничего не нужно.
— Дура. Это не тебе — сыну. Чтоб на ноги поставила своего недоношенного. Десять тысяч швейцарских франков! Целое состояние.
— Возьми себе. Я и без них справлюсь. Тебе они в Швейцарии нужнее.
— Ну и ладно, — не заставляет себя долго уговаривать баба Настя. — Свои мозги в твою башку собачью не переставишь. Ты мне только бумажку подпиши, что ты от денег добровольно отказываешься. Я-то, твой характер зная, уже заранее такую бумажку на немецком составила. Вот и ручка у меня с собой. На-ка, подпиши, чтоб на меня не думали, что я тебе их не возила.
