Он забрал своё одеяло, плащ и кинжал. Кинжал засунул за пояс, всё остальное свернул в один узел, обмотал собственным поясом и закрепил на спине. А потом полез на ту самую ель, под которой они устроились.

   Кьяра с офигевшим выражением лица наблюдала сей процесс, который - надо отдать должное - прошёл легко и просто. Даже судя по звукам (когда он скрылся из глаз где-то наверху) Спутник ни разу не оступился, не обломал ни единой ветки и даже не подумал сорваться вниз. Только ссыпалось чуть-чуть сухой коры, и все последствия.

   Слышно было как он там, наверху, устраивается. На оклики - не ответил. Всё время до того как заснуть Кьяра гадала, какого чёрта он вытворяет?

   Была даже такая версия: проведя с девушкой нескольких дней после весьма экстравагантного знакомства и к оной девушке ни разу не пристав, боится теперь, как бы девушка сама к нему не пристала. Вот и на дерево забрался из природной замкнутости и стеснительности... А что, чем не версия? Хотя конечно, это скорее уже собственное девушкино чувство юмора старается смягчить... ээ... выходку.

   Следующий день у них прошёл опять-таки в молчании, никаких комментариев по поводу Старого Града, связанных с ним легенд, а так же лазанья по деревьям получено не было.

   Костёр, ужин, пара односложных высказываний в ответ на прямые вопросы - и вновь забрался спать на сосну. Во второй раз девушка подумала, не последовать ли его примеру (и забраться на то же самое дерево, дескать, что тогда делать станешь?) но от мысли пришлось отказаться, трезво оценив свои способности в качестве древолаза.

   На третий день они вышли к развалинам.

   Возможно, когда-то там был портик, но теперь его перекрытия и фронтон давно обрушились, оставив только ровные ряды высоких тонких колонн - древние стражи, призраки прошлого.

   Словно изваянные из розового мрамора, на фоне предзакатного неба в лучах солнца, окрасившего и облака и камень в нежные тона, среди глубоких сиреневых теней, величественно вздымались они - как символ вечности и бессмертной красоты, символ человеческой души. И пусть их основания были завалены битым камнем, а капители, барельефы и стволы покрылись сетью трещин и выбоин, они всё равно навсегда остались самым прекрасным зрелищем, что Кьяре довелось увидеть.

   Позже они осматривали Старый Град, и видели множество красивых построек, но всё равно при упоминании Старого Града Кьяра вспоминала именно ту, первую картину: колоннаду что открылась её взгляду на выходе из леса.

   Очень многие здания на краю Города обрушились, превратившись в месиво из затянутых плющом обломков каменных блоков и черепицы, но оставалось и достаточно целых домов. Это были именно дома: судя по размерам и планировке, в них жили если и не обычные люди, то по крайней мере не явные богачи. И тем не менее каждый такой дом был изукрашен, и были там врезанные в стены вазы для цветов, а по обломкам можно было догадаться, что имелись и специальные крючья для флагов.

   И везде - множество ажурных арок, покрытых изумительной резьбой карнизов-сандриков, и полуосыпавшихся, полустертых барельефов. Некоторые из них, наименее повреждённые временем и непогодой изображали людей в лёгких одеждах со странными музыкальными инструментами в руках, сцены празднеств, соревнований и охоты.

   Дома более богатых граждан строились на холмах и имели террасы, полого сбегающие по клонам. Сеть каменных желобов связывала эти террасы и мощёные плитами улицы с фонтанами и древним водопроводом. Конечно, водопровод уже не работал... но можно было представить, как загорелые беззаботные люди гуляют по чисто выметенным тротуарам, мимо рукотворных рек и журчащих водопадов. Наверное, на улицах было много цветов, и гирлянд, и ярких флагов, и красивые резные скамейки, чтобы люди могли отдыхать на маленьких площадях и в павильонах со стенами, увитыми виноградными лозами. Ныне же виноград одичал и выродился...

   И если бы время не простёрлось над Старым Градом с такой безраздельной властью, его можно было бы принять за живой город - по аналогии с заснувшим человеком. Словно все жители лишь на время ушли куда-то по своей странной прихоти.

   Но признаки разрушения, видимые на каждом шагу, не давали укорениться такой иллюзии. Широкие пустые улицы, заваленные битым камнем и проросшие сквозь него деревья, обрушившиеся купола... Уснувший человек состарился - лицо его избороздили морщины - да так и умер, не проснувшись.

   Призрак города. Град обречённый.

   Всё это навевало какую-то тихую грусть - так можно сожалеть об ушедшем лете, глядя на краснеющие осенние листья и думая о приближающейся зиме. Кьяра была слишком молода, чтобы осознавать это и тем более задумываться над подобными вещами, и не слишком обращала внимание на поведение своего спутника, чтобы заметить его грусть. Она только подумала, что наверное это было бы очень хорошо - жить в таком месте во время его расцвета.

   Спутник же вёл себя как человек, вернувшийся в давно знакомый дом и обнаруживший, что всё в нём иначе: стены ободраны, мебель разбита, а хозяева уже давно переехали на новое место. Иногда он задерживался, чтобы посмотреть на простую груду битого камня или на заросли кустарника на месте какой-то постройки. Или стоял, прикрыв глаза и касаясь пальцами сбитых краёв каннелюр какой-нибудь колонны.

   Уже в сумерках, когда солнце наконец село и только отблески последних лучей ещё были видны из-за горизонта, они подошли к остаткам периптера - со всех сторон окружённого колоннадой небольшого храма. По контрасту темнота внутри его порталов казалась особенно густой. Кьяре хотелось заглянуть вовнутрь и осмотреть здание, пока ещё хоть что-то видно без факелов, но Спутник удержал её, положив руку на плечо. Он как всегда ничего не сказал ей, но взгляд выражал предостережение.

   Периптер оказался так же и последним местом, до которого они добрались в тот день - так же молча Спутник повёл Кьяру по переплетениям улиц, прочь из города. То ли случайно так получилось, то ли сам Спутник таким образом направлял Кьяру, но выяснилось, что до этого они шли кругами - а когда понадобилось выбраться, прошли прямой дорогой и оказались в поле именно тогда, когда наконец опустились настоящие густые летние сумерки.

   Покинув пределы города Спутник, тем не менее, прошёл ещё не менее полукилометра прочь, добравшись до какого-то оврага с ручьём на дне. Судя по количеству валежника, застрявшего среди кустарника по склонам оврага, по весне ручей тот вёл себя весьма буйно.

   Костёр зажигать не стали. Разговаривать тоже как-то не тянуло: почти сразу же Спутник уснул, завернувшись с головой в одеяло.

   Она уже успела несколько притерпеться к манерам этого человека. Даже то, что на ночь на дерево лезет или вот лежит, упаковавшись в одеяло. Целыми днями он мог молчать, в разговоре отделываясь короткими рублёными фразами, такими, чтобы только донести смысл до собеседника, а после наступления сумерек засыпал сразу же, как представится такая возможность. Теперь-то она знала, что до разговоров по длительности подобных тому, какой у них был в той памятной таверне Аргоса, Спутник снисходит крайне редко. А потом отмалчивается вдвойне, будто исчерпал свой словарный запас на пару дней вперёд.

   Но Кьяру уже начали мучить смутные сомненья на тему личности Спутника.

   Что он делал посреди Чащи? Точнее, что он там делал представить можно - как-то добрался до Сердца, Источника - такое иногда бывало. Другой вопрос, как здорово он оттуда потом смотался! Отличная физическая подготовка, обычно такая бывает либо у человека, давно и прочно занимающегося всяческими рискованными мероприятиями, либо у воевавшего солдата. На легионера он не походил, это надо признать, но мало ли кто на кого не походит. Кьяра и сама не очень-то похожа на вора экстракласса с солидным стажем притом. С другой стороны, у него явные способности к магии. Как он ту гончую, а - одной левой...