Начали они с Каберне-Савиньон 2008 года. По тому, как гость закатил глаза, израильтянин понял, что приехали они сюда не напрасно.

С Аароном гость общался по-английски. Он удивился тому, что вино нежнее и ароматнее калифорнийского, которое славится. Даже по интенсивности цвета оно отличалось. На дне бокала не вино, а просто удивительной красоты рубин. И крепость максимальная для сухого вина – четырнадцать с половиной процентов содержания алкоголя.

Винодел объяснил причину такого качества. Винодельня нечто среднее между промышленным производством и домашним предприятием. Оно производит всего лишь сорок тысяч бутылок вина. Причём, готовят его из сорока сортов тщательно отобранного винограда. Это, можно сказать, рукоделие, а не производство. Искусство. Виноградники вокруг Шило. И поблизости. Но доставляют сорта не только из находящегося рядом округа Биньямин, а даже из Галилеи и Голан.

Затем последовало Мерло. Реакция гостя была такой же. Ещё эмоциональнее он отреагировал на нежнейшее белое Шардоне с необычным букетом. Аарон улыбнулся:

– Посмотрели бы вы, как его делают и из какого винограда.

Но когда гость попробовал красный Шираз 2010 года!

– Это же невероятно! Такого вина не то, что в Калифорнии нет, но такого вина не бывает!

– Вы правы, сэр. До этого момента вы действительно не могли пить ничего подобного. Не бывает за вино одного названия одного года двух золотых медалей. А наш Шираз в этом году на выставке вин в Париже получил золотую медаль. Кстати, наше Мерло в прошлом году получило серебряную медаль. И вообще, можно сказать, что медалями нас уже трудно удивить. Посмотрите на грамоты на стене.

Они купили несколько бутылок разных вин и тепло попрощались с Аароном.

Из Шило спустились на Шестидесятую дорогу и поехали на юг по направления к Иерусалиму.

– Если ты хочешь меня убедить в том, что вы не должны отдавать Самарию, то дальнейшая поездка уже излишняя.

– При чем здесь Самария? Ты накануне хвастался винами Калифорнии. Я решил тебе показать, что мы тоже не пальцем… сморкаемся. Таких виноделен у нас не меньше десятка. А может и больше. Покажу тебе еще хотя бы одну.

– В твоём супермаркете, если ты заметил, я внимательно рассматривал полки с винами. Таких бутылок я не заметил.

– Ты прав. Это дорогие вина. Как говорится, ручного производства. Они есть только в немногих специализированных магазинах вин. Точно так же ты мог мне сказать, что у вас в Калифорнии есть Силиконовая долина, а у нас я не могу показать тебе ничего подобного. Разве только свою контору. Да и то, только ту часть, в которую есть допуск.

– Не заводись. О ваших высоких технологиях у нас есть представление. Нет ни одного номера журналов «Aviation Week» и «Defense Technology» , в которых не было бы чего-нибудь вкусненького из Израиля. А это тебе не вино. Говорит о чём-то.

По пути с дороги хозяин показывал гостю поселения, мимо которых они проезжали.

– А почему ты не назвал этого поселения?

– Это не поселение. Это арабское село.

– С такими дворцами?

– Естественно. У евреев-поселенцев таких дворцов не бывает.

– Забавно.

С шоссе автомобиль свернул сначала в поселение Офра, напоминающее небольшой одноэтажный ухоженный город. Осмотрели не останавливаясь. А затем поехали в поселение Псагот.

Две бочки по бокам от входа должны были символизировать винодельню. Но они вошли не в производственное помещение, а в уютный ресторан. Его особенностью был пол с четырьмя стеклянными квадратами полтора на полтора метра, через которые можно было видеть бочки в глубоком подвале. Необычное и привлекательное зрелище.

Красивая девушка или юная женщина подвела их к дегустационному прилавку. И тут началось.

Калифорниец уже не сдерживал своих эмоций. Он реагировал уже не только мимической мускулатурой. Особое впечатление на него произвело коллекционное вино, смесь Каберне с виноградников Псагот на разных высотах, до девятисот метров над уровнем моря, произведенного ручным давлением. Всего четыре тысячи номерных бутылок. Это вино, в отличие от остальных купленных вин, упаковали в красивую фирменную коробку винодельни.

В комнате по соседству с залом им предложили игру. На полу сквозь стекло светилась карта Израиля величиной примерно десять метров на метр. Вокруг неё удобные сидения с прозрачными стеклянными пюпитрами перед ними. Ради гостя вопросы по истории и географии Израиля радио задавало на английском языке. На карте появлялись картины на тему этих вопросов. На стекле пюпитра высвечивалось четыре ответа, из которых за короткое время до сигнала следовало выбрать правильный. Так набирались очки. Интересно и увлекательно. Гость, знакомый с электроникой, пытался понять, каким образом на прозрачных стеклянных пюпитрах появляются надписи.

Затем их повели в небольшой уютный кинозал-амфитеатр, и продемонстрировали примерно сорокаминутный художественный фильм на иврите с русскими субтитрами о зарождении этой винодельни, производящей сто тысяч бутылок эксклюзивного вина. С прообразом главного героя фильма, с молодым симпатичным хозяином винодельни, ресторана и всей этой прелести они познакомились перед уходом. Естественно, есть этот фильм с субтитрами на английском, испанском, итальянском, немецком и французском языках.

А ещё в том самом подвале с бочками, и снова на прозрачном стекле вместо торцовой стены и на экране в дальнем конце подвала за этой стеной иллюстрированный рассказ об истории винодельни, о первом поселенце Псагот, о предке хозяина, репатрианте из Украины, в начале двадцатого века.

Они сели в автомобиль.

– Я тебе очень благодарен. Ты перекормил меня впечатлениями. Ты подарил мне исключительный, незабываемый день. Ничего подобного я не мог себе представить. Но ты забыл об обещании завершить историю о подаче иска против государства Израиля в Верховный суд.

Израильтянин улыбнулся:

– Дружище, я ничего не забыл. Мы едем, чтобы ты увидел завершение этой истории. Именно поэтому по пути мы заехали в Псагот.

Крутая серпантинная дорога поднималась к поселению Мигрон. На юге открывался вид на Иерусалим. На западе – на Рамаллу.

Они въехали в поселение. Между двумя ухоженными домами зияли развалины, груды мусора, остатки раздавленной мебели. Автомобиль остановился.

– Я вот думаю, завершить историю сейчас, или после того, как ты увидишь ещё два разрушенных дома. Кстати, это дома офицеров Армии Обороны Израиля.

Так вот, заместитель генерального прокурора, сменивший ту самую даму, ставшую ведущей активисткой крайне левой партии, решил, что государству Израиля не стоит защищать свои права на землю этого поселения. А Верховный суд справедливости, естественно, справедливо вынес приговор: поселение, построенное на частной земле неизвестных арабов, незаконно, поэтому его надо снести. Я уже не говорю о том, с какой невероятной скоростью был вынесен этот приговор. Депутат Кнессета от Ликуда, от партии, лидером которой является премьер-министр, обратился к нему с воплем о справедливости не Верховного суда справедливости. Просто о справедливости. Обычной. На это премьер-министр ответил: «А что я могу сделать против решения суда?» Региональный совет округа Биньямин, на котором мы с тобой сейчас находимся, попросил Министерство обороны подождать с исполнением приговора, пока они предпримут возможные действия. Кроме того, необходимо ведь время, чтобы переселить жильцов разрушаемых домов. Но министром обороны у нас товарищ Эхуд Барак, который, как тебе известно, мечтал вообще снести все поселения и отдать Иудею, Самарию и сектор Газы террористам. Он и сейчас мечтает об этом. Поэтому я не нахожу ничего странного в том, что Гражданская Администрация Армии Обороны Израиля, подчиняющаяся Министерству обороны, успокоила Региональный совет, заявив, что в определённый день армия на территории округа проведёт всего лишь учение. Всего лишь.

Но ночью солдаты и полицейские появились в Мигроне, наугад выбрали три дома, причём, дома офицеров Армии Обороны Израиля, разбудили семьи и дали двадцать минут на сборы, до того, как бульдозеры разрушат здания. Ровно через двадцать минут, отдай должное армейской точности, семьи вывели из дома, солдаты и полицейские выбросили вещи. А работу бульдозеров ты видишь.