Хотя утром вроде ничего не болело. Больше положенного, имею в виду. А еще очень сильно хотелось есть. Нет, вру. Жрать хотелось. Собственно, голод меня и разбудил раньше всех остальных жильцов, законных и приглашенных.

Рассвет был красив, нежен и уютен. Особенно при наблюдении из кухонных окон, в компании со стаканом какого-то фруктово-молочного месива. В высоченном холодильнике имелось много всего потенциально съедобного, но, увы, эти продукты требовали приложения к себе времени и сил, и если первое в моем распоряжении имелось, то второе почти полностью отсутствовало.

А еще, по-хорошему, мне сейчас настоятельно требовалось что-то жареное, с кровью, холестерином и прочими вредностями, а не рыбные деликатесы со всех морей планеты. Я люблю рыбу, конечно. Кто ж ее не любит, особенно свежевыловленную? Но мясо все-таки куда питательнее.

– Шпионишь?

Я повернулся, оказываясь лицом к ли… Нет, скорее к груди второго родственника хозяина дома. Груди оголенной и замечательно рельефной. Ну вот почему кто-то вырастает дылдой, а кому-то судьбой предназначено остаться маленьким и… Не совсем хилым, конечно, но, когда рядом с тобой находится человек ростом под метр девяносто, твои средние и вполне пристойные сто семьдесят три выглядят, прямо скажем, жалко.

На рыбьем жире они, что ли, такие вымахивают? Что Амано, что второй: прямо близнецы-братья. Только тот, который сейчас нависает надо мной, кажется куда более опасным.

– Н-нет.

– А чего шныряешь по дому ни свет ни заря?

Ага, а так не понять, конечно? Провожу инвентаризацию холодильника.

– Маленький, трусливый…

Развитая мускулатура имеет один существенный минус с точки зрения безопасности: отчетливо видны все места, в которые нужно бить, чтобы вывести противника из строя. И хотя я в настоящий момент был вовсе не в том состоянии, чтобы активно двигаться, а тем более драться, все-таки машинально наметил траекторию касаний и… посмотрел в темно-карие глаза.

Вызова не было. При всей внешней атрибутике, отчаянно заявлявшей о противостоянии сторон, взгляд, обращенный на меня, был лишен малейшего признака агрессии. Скорее он был в чем-то заинтересован, что-то хотел узнать или понять, но ни в коем случае не нападать. И мне даже стало немного стыдно за свои «подготовительные действия».

А потом Катсу, если я правильно запомнил его имя, протянул руку и подушечкой большого пальца провел от моих губ к подбородку, стирая капли йогурта – преступное свидетельство моего оголодавшего нетерпения.

– Катсу!

Он стоял в дверном проеме, и, пожалуй, теперь я бы усомнился в выводах, сделанных чуть раньше, потому что человек, чьи голубые глаза были мертвенно-спокойны, выглядел во сто крат опаснее своего темноглазого родича.

– Доброе утро! – поспешил сказать я, выглядывая из-за голого торса.

– Он что-то те… Что-то сделал?

– Нет. Увы, ничего. Хотя я бы не отказался от плотного завтрака.

Искрящийся синий лед начал таять, унося с собой напряжение. Но окончательно Амано пришел в себя, только когда Катсу, ловко повязав фартук, нырнул в холодильник, интересуясь:

– Кто какую яичницу любит?

Готовил он и правда изумительно. Я уже собирался предложить напарнику воспользоваться случаем, чтобы взять несколько уроков у родственника, но тут капитан Сэна хмуро заявил:

– Он к тебе подлизывается.

Не знаю, кто из нас выглядел в этот момент удивленнее, я или Катсу. Впрочем, искреннее выражение общего недоумения «обвинителя» вовсе не смутило, и тот продолжил:

– Чтобы к твоей тетушке клинья подбить.

Я задумчиво прожевал очередной кусок омлета, хрустя прозрачным от обжарки беконом, и великодушно разрешил:

– Пусть подбивает. Если это обеспечит мне неделю вкусной домашней кормежки, я ничуть не против.

– Предатель… За еду готов единственную тетю продать!

– А у меня все равно больше на продажу ничего нету.

Амано скорбно ткнул вилкой свою порцию, видимо исчерпав личные запасы полезной информации.

– Тебя в самом деле зацепила Барбара? – спросил я у нашего шеф-повара.

– Сильная женщина, – помолчав, высказал свое впечатление неожиданный влюбленный.

Мой напарник демонически хохотнул, зверски расправляясь с глазуньей.

– Э… не обращай внимания, – посоветовал я Катсу. – Он драматизирует.

– Драматизировать будет режиссер, а эту пьесу как раз ставить будет…

– Слушай. – Я наклонился над столом. – А ты, часом, того… Сам в начальницу не влюблен?

Амано поперхнулся, разбрасывая непрожеванные ошметки по сторонам. Под аккомпанемент смеха своего двоюродного брата и моего ласкового взгляда.

– Да ну вас! Один другого дурнее, – резюмировал капитан Сэна, демонстративно поднимаясь из-за стола.

– Сила – это то, что тебя привлекает? – уточнил я у Катсу.

– То, что бросает вызов, который я не могу не принять.

– Если намерен нападать, могу сказать только: не трать время зря. Тетушке всех этих сражений на работе хватает.

– Предупреждаешь?

– Делюсь наблюдениями.

– И что же следует…

– Делать? Неважно что. Все равно выбирать будет женщина.

– А часто она делает правильный выбор?

– На нас посмотри! – строя немыслимые рожи, предложил Амано, выглядывающий из-за двери.

Когда «маверик» затормозил перед новостройкой, в которой скучала без меня моя квартира, я уже потерял всякую надежду избавиться от общества напарника. Хотя бы на какое-нибудь время. Поэтому маячившую на лестничной площадке между этажами тетушку воспринял как дар небес, наконец-то смилостивившихся надо мной.

Не то чтобы мне было неуютно, но… Когда каждое твое действие самым тщательным образом отслеживается, пусть и на предмет недопущения возникновения неприятностей, начинаешь себя чувствовать неодушевленной вещью, а не человеком. И ведь не растолковать свои ощущения вслух, потому что, с одной стороны, не хочется обижать друга, а с другой…

Приятно все же, когда о тебе заботятся. Даже существенно перегибая палку.

Барбара дождалась, пока мы оба, рефлекторно, синхронно и заметно замедлившие шаг, поднялись к ней по ступенькам, потом молча указала мне на место рядом с собой, а Амано предоставила выбор, ткнув пальчиком сначала в пол, потом в потолок и вопросительно выгнув бровь.

Капитан Сэна подвигал желваками на скулах и продолжил движение. Медленно конечно же. Но если он и рассчитывал что-нибудь уловить из намечавшейся беседы, то недооценил выдержку начальницы: тетушка с совершенно отсутствующим видом дождалась момента, когда щелкнет дверной замок, посмотрела на экран комма, напичканного всевозможными датчиками, в том числе тепловым, и невинно поинтересовалась:

– Ошиблись квартирой, капитан?

Теперь дверь хлопнула уже по-настоящему, а Барбара, гнусно улыбаясь, перевела взгляд на меня:

– Выглядишь отдохнувшим.

– Не верю ни единому слову. Но спасибо.

– За что?

– За день отдыха. Представляю, скольких моральных терзаний тебе это стоило!

Тетушка укоризненно покачала головой:

– А твоему напарнику я еще припомню использование семейного положения в личных целях.

– Я бы тоже не удержался. Где б только найти родственника-мафиози…

Меня щелкнули по носу:

– Даже не надейся!

– Неужели все так плохо? – всплакнул я.

– Нет, все настолько хорошо! – поправила Барбара. – В отличие от капитана Сэна твоя родословная почти идеальна.

– Ага, не считая многих поколений военных и начальствующих самодуров.

– Морган, мальчик мой… – Ох, не люблю я, когда тетушка так улыбается. – Тебе никогда не приходило в голову, что твои методы выполнения заданий может выдержать только очень закаленная, а вернее, давным-давно перекаленная психика?

– Извини.

– А вот это уже лишнее. В сложившихся обстоятельствах лучше вообще не начинать извиняться, иначе…

– Иначе очередь дойдет и до тебя? – Я изловчился и чмокнул Барбару в щеку, наверное, только этим действием избегая увесистой затрещины.