– Ему было сказано болеть. Дома, – отрезала Барбара.
– Значит, кроме меня на свете есть, по крайней мере, еще один человек, который не слишком внимательно прислушивается к твоим приказам.
– Где ты его встретил?
– В «Колыбели» у Дюпре.
– А сам что там делал? – зловещим тоном поинтересовалась тетушка.
– Все то же самое. Выполнял задание. В отличие от…
– Я бы последила за твоим напарником. Но только при одном условии, причем непременном: если буду знать твой маршрут со всеми остановками.
Я признал:
– Проще разогнаться до скорости света.
– Вот сегодня ты с твоими… корешами собираешься «идти на дело»?
– Нет.
– Точно?
– Я ничего не планировал.
– Значит, вечером сидишь дома?
– Э-э-э…
– Дома? – с нажимом повторила тетушка.
– Нет. Меня пригла… Позвали кое-куда.
– Адрес!
Вместо ответа я показал глазку видеокамеры листок с памятной надписью Сандры. Барбара прочитала текст один раз, второй, третий, слегка растерянно повторила прочитанное про себя, беззвучно шевеля губами, потом посмотрела на меня с выражением не просто укора, а обвинения в проступке, который невозможно оправдать.
– Значит, в особняк Тоцци ты собираешься наведаться просто так?
Тоцци? Знакомая фамилия. Где-то я ее слы… Упс. Так звали кузена Сандры. А это, стало быть, дом его родителей?
– Не просто. Меня попросили.
– Присмотреться к их весьма обширной и дорогой коллекции?
Я вернул тетушке взгляд. Надеюсь, что твердый.
– На имущество этих людей я бы покусился в самую последнюю очередь.
– Ну-ну.
Вот и все, что мне ответили. Правда, запретом это тоже не прозвучало. Но все равно, подумать о том, чтобы обворовать родственников донны Манчини… Нет, только не это! Ни в реальности, ни в страшном сне. Особенно когда есть повод задуматься кое о чем другом.
– Надеюсь, там Амано точно не появится.
– С какого перепуга? – хохотнула Барбара.
– А кстати… Почему ты настояла на том, чтобы нам так скоропостижно разделиться? Заботишься о чувствительной натуре своего любимчика?
Связь прервалась. И инициатором окончания сеанса стал вовсе не я, что добавило еще один повод для сомнений в мою личную копилку.
Амано Сэна
Я еще с вечера, закрывая глаза на промятом диване, велел себе проснуться утром как можно раньше, но вряд ли выполнил бы собственный приказ самостоятельно, потому что ведущаяся где-то поблизости стройка не давала забыться нормальным сном почти до часу ночи. Зато она же помогла вскочить еще на заре. Под аккомпанемент перфораторов и прочих шумных орудий строительного труда.
Эд, судя по всему, к подобному звуковому сопровождению уже была вполне привычна, потому что никак не отреагировала на меня, сонно шатающегося по квартире, а только перевернулась с бока на бок и что-то пробурчала в подушку. Насколько мне помнилось, в летнюю школу ребенку уже не нужно было идти, а это означало, что весь начавшийся день…
Нет, не подумайте плохого! Я люблю детей. И на этот счет дурного не думайте! Но перспектива на протяжении более чем десятка часов перемещаться по городу в сопровождении Адвенты меня не вдохновляла. Хотя бы потому, что мозг, еще не отошедший от последствий сотрясения, время от времени требовал тишины и покоя. Не слишком настойчиво, и все-таки.
А еще мне настоятельно требовалась смена одежды, и лучше не одна, а несколько, потому что черный костюм уже никак не годился даже для создания образа мелкого клерка, доставившего квитки долговых обязательств прямиком на похороны должника. Впрочем, эта неприятность выглядела самой мелкой из всех и наиболее просто решаемой: нужно было всего лишь заехать домой. Заехать на…
Лимузин я сдал обратно в прокат еще вчера, что называется, от греха подальше, потому что поездки в мрачной машине никак не способствовали возникновению светлых мыслей в моей голове. А подумать не только стоило, но и следовало. О многом.
Например о том, что большая часть снов, успевших-таки посетить мое сознание, была связана с милым русоволосым видением. И что всякий раз, когда я пытался приблизиться к нему на расстояние хотя бы разговора, видение таяло, оставляя после себя в воздухе горьковатый аромат весенней зелени…
Комм пискнул, как раз когда я застегнул пиджак, и пришлось, поминая всех, кто приходил на ум, бороться с пуговицей внутреннего кармана, которой – вот ведь странность? – приспичило застегнуться именно сегодня: предыдущие попытки накинуть шелковую петельку на эту зловредную фурнитуру почти всегда заканчивались неудачей. Но я же упорный, если не сказать упрямый? Разумеется! Поэтому настойчиво повторял одни и те же действия. До полной победы, которой, собственно, и добился.
А что, если это вызов от…
Пуговица полетела прочь. Кажется, вместе с петелькой. Но к этому моменту тот, кто желал услышать мой голос, успел отключиться. Номер, высветившийся на экране, показался мне знакомым, но не настолько, чтобы быть уверенным, и я надавил на клавишу перенабора.
– Мне только что звонили с этого номера.
Только так и надо: никаких извинений, голос потверже, побезразличнее, еще лучше – с ноткой недовольства, и плевать, что сам виноват: тактика беспроигрышная. Вот и на том конце сразу занервничали, забеспокоились, начали шуршать бумагами и стучать пальцами. Пока с облегчением не сообщили:
– Это по поводу вашей машины, мистер Сэна! Она готова, можете забирать.
Новость обрадовала меня настолько, что я отключил комм, прежде чем сообразил, что следовало попросить механиков пригнать моего любимого утопленника во двор дома. Прямо к подъезду. Но перезванивать было уже глупо, к тому же означало напрочь испортить едва созданную репутацию, и я скрепя сердце отправился на станцию техобслуживания посредством общественного транспорта.
Итогами моего близкого знакомства с социальной формацией, именуемой «пассажиры», стали ботинки, оттоптанные во всех возможных местах, оторванные с рукавов пиджака и даже, кажется, с ворота рубашки пуговицы, брюки, исполосованные следами от детских сандалий, и общее расстройство всего организма вплоть до того, что на станции во мне долго не хотели признавать законного владельца машины. Несмотря на удостоверение личности.
Поэтому не оказалось ничего удивительного в том, что к дому – на сей раз моему родному – я подъезжал, строго говоря, уже совсем не рано утром. Так, примерно на полпути к полудню. Правда, это обстоятельство виделось мне вполне удачным, поскольку оставляло надежду обновить гардероб без общения с гостями, ведь в такое время среднестатистические дальние родственники, приехавшие издалека, обычно занимаются делами или культурно проводят досуг, нэ?
Наверное, статистика вдруг решила отомстить мне за то, что я мало уделял ей внимания во время учебы, и первым, на кого я нарвался, переступив порог дома, был не бессловесный спутник дедули, а Ишикава-сан собственной персоной. Чуть менее официальный, чем в первую нашу встречу (без хаори то есть и цвета тканей чуть менее темные), но по-прежнему идеальный. Как император на древней гравюре. И столь же невозмутимый, потому что, окинув меня взглядом с головы до ног, произнес всего одно слово. Тоном настолько ровным, что угадать скрывающееся под ним истинное чувство, было невозможно:
– Внук.
В моем личном роду императоров точно не водилось, поэтому в сложной ситуации конфликта поколений к памяти предков обращаться было бессмысленно. Зато в недавнем прошлом, вернее практически в настоящем, под рукой имелся весьма замечательный пример сохранения спокойствия духа в неловких ситуациях. Достаточно было вспомнить Моргана и его физиономию в момент разлития крюшона, чтобы ответить в унисон прозвучавшему приветствию:
– Дед.
– Предложение крова делает тебе честь, но если оно поставило тебя на грань нужды…
Вот знать бы наверняка, смеется он или нет! Точнее, быть бы уверенным, что эти искорки в его глазах – смешинки, а не что-то другое… А кстати, есть ли у дедули вообще чувство юмора?
