— Дерек и я встретились, когда я училась на последнем курсе университета. Он был одним из наших преподавателей. Хотя он был несколькими годами старше меня и удивительно талантливым фотографом, ему понравились мои работы, и он стал меня учить. Сначала это были просто дружеские отношения, но через несколько месяцев началось что-то другое, более серьезное — он сделал мне предложение. — Катрин закусила губу. — Я любила его или думала, что люблю. Но когда мы обручились, мои родители настояли, чтобы мы отложили свадьбу на год. У них были какие-то сомнения по его поводу. И я без особого желания согласилась.

Она остановилась на несколько мгновений, и Рекс тревожно сказал:

— Не надо продолжать, Кейт, если это так тяжело.

Катрин посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

— Через год мы с мамой начали готовиться к свадьбе. Но однажды ночью я заболела… У меня началось кровотечение… сильное. Меня отвезли в госпиталь. — Катрин глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Гинеколог обнаружил большую опухоль в матке… были и другие проблемы. Он сказал, что вынужден оперировать меня. Хотя опухоль была доброкачественной, матку пришлось удалить.

— Боже мой, Кейт! — Он не дотронулся до нее, но его восклицание было полно такого сострадания, в нем было так много любви к ней, что у нее потекли слезы.

— Операция состоялась и прошла без осложнений… Они удалили матку…

Поднялся ветер, он играл ее волосами, она чувствовала, как они щекочут ее лицо. Руки ее были холодны, как лед, когда она поправляла их.

— Поэтому я не могу иметь детей. — Она говорила спокойным тоном, но ее слова звучали безжизненно. — И Дерек больше не хотел жениться на мне. Он сказал, что хочет иметь нормальную семью. И что я уже не та, в кого он влюбился… что меня прежней больше нет. Поэтому… — Господи, неужели это ее голос? Она настолько оцепенела, что не понимала, как может говорить. — Поэтому я решила всю свою энергию направить на работу. В действительности я вовсе не… Снежная королева, Рекс. Это… просто… не следует… гоняться за невозможным.

Звук летящего самолета пронесся над водой, слившись с полицейской сиреной где-то вдалеке. Рекс молчал.

Катрин удивилась, насколько спокойнее она себя чувствовала теперь, когда сказала то, что должна была сказать.

— Только несколько человек знают об этом, — продолжала она, уставившись в воду, — мои родители, моя сестра Николь… Дерек, конечно. Но я понимаю, что обязана сказать тебе. Это было очень трудно. — Катрин чувствовала, что каждая клеточка ее тела протестует, но должна была сделать это… Она стиснула кулаки и почти кричала от боли. — Я знаю, что между нами не может быть ничего серьезного, нам было хорошо вместе, но если мы еще будем встречаться… Конечно, с моей стороны слишком самонадеянно думать, что ты чувствуешь ко мне что-то большее… Я не могу позволить себе серьезных отношений, Рекс. Я не хочу причинить боль никому… как я причинила боль Дереку. Я думала, что расскажу тебе все с самого начала, когда мы были еще… друзьями.

Его молчание длилось очень долго. Ни слова. Он даже не дал ей понять, слышал ли он ее слова. Но хотя он не прикасался к ней, она чувствовала его жуткое напряжение.

Пытался ли он найти слова сочувствия, слова, которые смогут выразить его заботу о ней, но в то же время дать ей понять, что он, как и Дерек, смотрит теперь на нее другими глазами?

Но ведь она старалась так подбирать слова, чтобы оставить ему путь для отступления, которым бы он смог воспользоваться.

Она почти слышала его слова: «Я рад, что ты мне рассказала, Катрин. Даже если мы, как ты говоришь, просто друзья».

И несмотря на то, что она тонула в омуте своего горя, Катрин не могла остановиться и не задать ему вопрос, на который он должен будет ответить. И она не хотела слышать его ответ… ответ, который, как ранние заморозки, убьет едва зародившееся чувство, и ему так и не суждено будет распуститься…

— А ты, — она наконец повернулась и окинула его ясным и спокойным взглядом, — ты сказал, что хочешь попросить меня о чем-то. О чем, Рекс?

Боже мой! Она готова была отдать свою душу, чтобы только не видеть выражения его глаз, не видеть жалости в них, блеска появившихся слез. Она не хотела этого… не хотела ничьей жалости. Ни за что!

— Да… да. — Он потряс головой, как бы отгоняя ненужные мысли. Поднявшись со скамейки, он глубоко засунул руки в карманы куртки и подошел к железным поручням пристани в нескольких шагах от того места, где она сидела, крепко обхватив себя руками.

Как странно, подумала она. Она давилась рыданиями, но слез не было.

Дрожа от холода, она продолжала сидеть, как приговоренная, казалось, уже целую вечность, но это продолжалось всего несколько минут.

Когда он обернулся, его лицо было бледным и черные волосы небрежно перепутались… Эти прекрасные вьющиеся волосы, падавшие на воротник его куртки… как она могла раньше считать, что они слишком длинные? Его глаза блестели, но она знала, что причиной этого был ветер.

Он подошел к ней и встал рядом, глядя на нее.

— Кейт, ты права. Я сказал, что хочу задать тебе вопрос… — Он помолчал, она чувствовала, как замерло в ожидании все в ней. Ожидании… чего? Чуда? — Я хотел спросить: не хотела бы ты прийти завтра на вечеринку в доме моей сестры?

Чуда не случилось. Она должна была это знать.

Она дала ему возможность отступить… и он ею воспользовался. Она твердо знала, что не об этом он говорил вчера вечером, знала теперь, что он никогда не задаст ей тот вопрос.

Но хотя она дала ему возможность выйти с достоинством из этой сложной ситуации, она не желала, чтобы он узнал, чего ей это стоило. Он никогда не узнает, что она догадалась о его несделанном предложении.

И если она примет его приглашение… то он решит, что она ему поверила.

— Я с удовольствием. — Она сумела подняться на ноги. — Спасибо за приглашение. А сейчас… — она выдавила подобие улыбки, — мне бы хотелось поехать домой. В субботу я обычно занимаюсь домашними делами — стирка, уборка, покупка продуктов… И мне бы хотелось поскорее от этого отделаться сегодня.

Они вместе подошли к стоянке. Рекс, казалось, напряженно о чем-то думал. Но когда они подошли к машине, он повернулся к ней.

— Ты когда-нибудь думала взять приемного ребенка? — спокойно спросил он. — Многие одинокие женщины так сегодня делают.

Она покачала головой.

— Это, конечно, правильно, но не для меня…

Он помолчал, как бы подбирая правильные слова.

— Ты не хочешь воспитывать ребенка?

Неужели он не понимает, какую боль причиняют ей его слова?

— Это не то. — Она откашлялась. — Я… я думаю, что это эгоистично… взять ребенка… когда каждый ребенок должен иметь мать и отца.

— Ага. — Он глубоко вздохнул. — Я понимаю.

Затем через мгновение, показавшееся ей бесконечным, когда он, как загипнотизированный, не мог отвести от нее взгляда, он что-то пробормотал и открыл дверцу машины. Но как только Катрин хотела проскользнуть мимо него, он вдруг схватил ее в свои объятия и сжал так крепко, что у нее перехватило дыхание.

— Спасибо, что ты была честна со мной, Кейт, — прошептал он и поцеловал ее в лоб. — Ты была права, я многого не знал о тебе. Поэтому никогда прежде не мог тебя понять.

Но теперь он ее понял. И он понял, что она не может быть с ним, с человеком, который безумно любит детей. Конечно, он не сказал этих слов, но она все равно чувствовала, как они звучат.

Он отпустил ее, и они сели в машину. Внутри было гораздо теплее, но она никак не могла унять дрожь. Завтра она будет с ним на вечеринке. И с этого момента она будет такой, какой он хочет ее видеть, а их отношения такими, какими он их представляет, — дружескими и обыденными, просто два человека, работающих в одной газете.

А с понедельника они будут встречаться только на работе.

Господи, как же Катрин ненавидела вечеринки!

Зачем, всегда удивлялась она, взрослые люди собираются, стоят часами, едят, пьют, пытаются разговаривать ни о чем? Существует же так много других возможностей наслаждаться общением! Но так как она дала обещание, то постарается как можно лучше выполнить его.