На фермах просыпаются спозаранку и ложатся чуть стемнеет, и обычно в этот час г-жа Долей раздевалась и укладывалась в постель. Но сегодня что-то беспокоило ее, и она никак не решалась снять с себя одежду. Наконец она не выдержала и вызвалась пойти вместе с мужем проверить все запоры и задвижки.

Фермер согласился, но пожал плечами, как человек, который все это считает бесполезным. Они начали с кухни.

Одна из ее дверей вела в молочную лавку, давно закрытую из-за отсутствия покупателей. Жена хотела войти и проверить, все ли в порядке, но г-н Долей остановил ее, сказав:

— Там никого нет, мы же весь день провели на кухне.

Г-жа Долей настаивать не стала, и они вышли во двор. Ворота были заперты на две задвижки и перекрыты тяжелым железным брусом. Массивная дубовая дверь пекарни закрывалась на тюремный замок. Оставались еще ворота, ведущие в сад, но, чтобы добраться до них, надо было или перелезть через две каменные ограды в десять футов высотой, или высадить еще одну очень прочную дверь.

Убедившись, что все в порядке, г-жа Долей вернулась в дом, но по-прежнему не могла избавиться от охватившего ее страха. Г-н Долей сел за свой секретер и стал просматривать бумаги, но, как ни велико было его самообладание, ему тоже не удавалось скрыть тревогу. Он то и дело прислушивался и вздрагивал от малейшего шума.

Может быть, разговор за ужином так напугал его. Страхи эти оказались не напрасными. Около часа ночи недалеко от деревни Плескоп из леса вышел отряд человек в двадцать.

Четверо всадников в форме национальной жандармерии ехали впереди, за ними пешком шли остальные, без формы, вооруженные ружьями и вилами. Они осторожно продвигались вдоль изгородей, спускались в овраги, взбирались по склонам, стараясь остаться незамеченными. Когда до Плескопа оставалось не больше сотни шагов, неизвестные остановились и начали совещаться.

Вскоре от отряда отделился один человек и окольным путем стал пробираться к ферме. Остальные ждали лазутчика на месте. Он вернулся и сообщил, что обошел ферму кругом, но нигде не обнаружил ни малейшей лазейки; обсудив услышанное, разбойники решили, что раз нельзя попасть внутрь хитростью, то придется прибегнуть к силе. И, недолго думая, пошли к каменной стене, окружавшей сад.

Уже давно им был слышен лай собаки, но откуда он доносится — с фермы или из соседних домов — определить было трудно. Подойдя ближе, разбойники замерли: собака лаяла тут. Они направились было к воротам, собака, бешено лая, бросилась туда же. Надежды на неожиданное нападение не осталось: их обнаружили.

Тогда четыре всадника в форме приблизились к воротам, а остальные прижались к стене. Собака не переставая лаяла и даже пыталась с отчаянным рычанием просунуть свой нос под ворота.

За воротами послышался мужской голос:

— Что такое, Блеро? Что случилось, мой хороший?

Пес повернулся на голос и жалобно заскулил.

Откуда-то из глубины двора раздался и женский голос:

— Надеюсь, ты не станешь открывать ворота?

— А почему нет? — ответил мужской голос.

— Да потому что там могут быть разбойники, болван!

Голоса смолкли.

— Именем закона, — раздался крик снаружи, — открывайте!

— А кто вы такие, чтобы говорить от имени закона?

— Ванская жандармерия. Мы пришли проверить ферму папаши Долея, обвиняемого в укрывательстве шуанов.

— Не слушай их, Жан, — не сдавалась женщина. — Вранье все это. Они нарочно так говорят, лишь бы ты им открыл.

Жан потихоньку взял лестницу, приставил к стене, поднялся но ней, стараясь не шуметь, и посмотрел вниз. Он увидел всех — и четверых всадников в форме, и разбойников, притаившихся у самой стены.

А лжежандармы продолжали кричать: «Открывайте, именем закона!», в то время как еще трое или четверо долбили в ворота прикладами, угрожая высадить их, если им не откроют.

В спальне фермера услышали шум и проснулись. Женщина в ужасе заметалась по комнате. Г-н Долей, казалось, на замечал испуга жены и все медлил, будто не решаясь выйти к воротам. И тут из молочной лавки появился незнакомец, взял фермера за руку и сказал:

— Что вас удерживает? Разве я не обещал вам, что все устрою?

— С кем ты разговариваешь? — вскричала г-жа Долей.

— Ни с кем, — ответил Долей и поспешил выйти.

Едва открыв дверь и услышав разговор садовника и его жены с разбойниками, он все понял.

— Эй, Жан! — крикнул он. — Почему ты противишься и не открываешь господам жандармам? Мы же будем виноваты, если окажем сопротивление властям. Простите этого человека, господа, но я тут ни при чем, я не велел ему не пускать вас.

Жан узнал голос г-на Долея и кинулся ему навстречу:

— О, хозяин, — тихо проговорил он. — Это не я, а вы неправы. Там вовсе не жандармы, там разбойники, переодетые в форму. Во имя неба, не открывайте.

— Я знаю, кто там и что мне делать, — ответил ему Жак Долей. — Иди к себе и запрись или, если боишься, спрячься вместе с женой в ивовых зарослях, там тебя никто не найдет.

— А как же вы!

— Один человек обещал мне защиту.

— Так вы откроете наконец ворота? — громовым голосом прорычал главарь шайки. — Или я их высажу!

В подтверждение его слов раздались новые удары прикладами, от которых створки чуть не сорвались с петель.

— Я же сказал, что сейчас открою, — и Жак Долей распахнул ворота.

Разбойники налетели на фермера и схватили его за шиворот.

— Господа, — забормотал он, — не забывайте, я впустил вас по доброй воле, у меня на ферме десять мужиков, и каждому я мог дать по ружью. Сидя за этими стенами, мы могли бы сильно потрепать вас, прежде чем сдаться.

— Ты, видно, принял нас за жандармов, а это мы.

Жак показал им на лестницу, приставленную к стене.

— Как же! Да только Жан хорошо рассмотрел, кто вы такие.

— На что ж ты надеялся, когда открывал?

— Я выбрал меньшее из двух зол: если бы я не открыл, вы бы от ярости здесь все спалили!

— А кто тебе сказал, что мы не спалим твою ферму от радости?

— Бессмысленная жестокость. Вы хотите забрать мои деньги, возьмите. Но зачем вам мое разорение?

— Ну вот, — сказал главарь, — наконец-то нашелся один разумный человек. А у тебя много денег?

— Нет, я ведь неделю назад заплатил за аренду.

— Дьявол! Плохие слова ты сказал!

— Плохие не плохие, а это правда.

— Значит, нас обманули, сказав, что у тебя денег куры не клюют.

— Наврали.

— Жоржу Кадудалю не врут.

Разбойники втолкнули Жака Долея в кухню. Им было непонятно хладнокровие, с каким встретили их на ферме.

— О, господа, господа, — запричитала уже успевшая встать и одеться г-жа Долей, — мы отдадим вам все, что у нас есть, только не причиняйте нам зла, прошу вас!

— Чего орешь, — оборвал ее один из разбойников. — С тебя еще не содрали шкуру, а ты уже визжишь, как свинья!

— Ну, хватит болтать, — сказал главарь. — Деньги на стол.

— Жена, — попросил Жак Долей, — дай им ключи… Пусть господа поищут сами и не говорят, что мы их обманываем.

Женщина изумленно глядела на мужа, она явно не торопилась выполнить его просьбу.

— Дай, — повторил он. — Раз я говорю дай, значит, дай.

Бедная женщина, ничего не понимая, отдала ключи и с ужасом смотрела, как главарь подходит к одному из тех ореховых шкафов, в которых фермеры обычно хранят белье и все самое ценное, что есть в доме.

Там, в одном из ящиков, хранилось серебро. Главарь сгреб его в охапку и швырнул на середину комнаты. Но, к немалому своему удивлению, жена вместо восьми столовых приборов увидела только шесть.

В следующем ящике лежали кошель с серебром и еще один с золотом, в общей сложности на пятнадцать тысяч франков. Главарь шайки пошарил и — женщина уже не знала, что и подумать, — нашел только кошель с серебром.

Жена пыталась заглянуть мужу в глаза, но он упорно смотрел в сторону. Один из поджаривателей перехватил ее взгляд.

— Что, мать, — сказал он, — дурачит нас твой августейший супруг?