Однако этим ограничиваются мои вины в глазах Кавора. Начиная с этого места, я могу издавать его послания в совершенном спокойствии духа, так как он более не упоминает обо мне.

Повидимому, селениты, изловившие Кавора, спустили его затем в «большую шахту» при помощи аппарата, который он сравнивает с воздушным шаром. Весь отрывок этот довольно темен, но из кое-каких намеков, рассеянных в других местах, мы имеем право заключить, что большая шахта входила в состав целой системы искусственных труб, которые соединяют центральные области Луны с поверхностью так называемых лунных «кратеров» и погружаются вглубь более чем на сто километров. Эти шахты сообщаются одна с другой поперечными туннелями, они соединяются с бездонными пещерами и расширяются в большие шаровидные помещения. Вся твердая масса Луны на протяжении более ста километров представляет собой настоящую каменную губку. «Губчатое строение лунной коры, — говорит Кавор, — частью возникло совершенно естественно, но в значительной мере оно создано трудами былых поколений селенитов. Огромные круглые насыпи выброшенных на поверхность скат и земли образуют у входного отверстия туннелей большие кольца, известные земным астрономам (обманутым мнимым сходством) под названием вулканов».

В одну из таких шахт селениты спустили Кавора на аппарате «вроде воздушного шара», — сперва в черную темноту и потом в область постепенно усиливающегося фосфорического свечения. В своих посланиях Кавор обнаруживает несколько неожиданное со стороны ученого специалиста невнимание к мелким подробностям, но мы догадываемся, что этот свет излучали потоки и каскады воды, «без сомнения заключавшей в себе какие-нибудь светящиеся микроорганизмы», которая струилась все более обильно по направлению к Центральному морю. «Когда мы спустились уже довольно глубоко, — говорит Кавор, — селениты тоже начали светиться». Наконец далеко внизу под собою он увидел озеро холодного огня, — воды Центрального моря, сверкающие и волнующиеся и «как блестящее синее молоко, готовое закипеть».

«Это лунное море, — говорит Кавор в одном из позднейших посланий, — не является неподвижным океаном; солнечное притяжение заставляет его воды неустанно передвигаться вокруг лунной оси; бури, кипение, причудливые подъемы его уровня то и дело повторяются и порою холодные ветры дуют от него на оживленные дороги огромного муравейника. Лишь во время движения вода излучает свет; в редкие минуты полного спокойствия она кажется черной. Обычно волны поднимаются и падают как маслянистые бугры, — хлопья и длинные полосы блестящей пузырчатой, пены плывут поверх медленного и слабо светящегося течения. Селениты путешествуют по подземным проливам и лагунам в маленьких плоских лодках, похожих на наши челноки. Незадолго до отправления моего в галереи, окружающие резиденцию Великого Лунария, властелина Луны, мне позволили совершить небольшую экскурсию по этим водам.

Пещеры и переходы весьма извилисты. В большинстве своем эти пути известны только опытным рулевым из числа рыбаков, и часто случается, что некоторые неосторожные селениты навсегда исчезают в неведомых лабиринтах. Мне рассказывали, что там, в отдаленных убежищах, скрываются диковинные существа, из которых иные весьма свирепы и опасны, и лунная наука до сих пор не успела их истребить. Среди этих чудовищ особенно замечательна Рафа — перепутанная масса прожорливых щупальцев, которые, будучи разрублены на куски, немедленно начинают размножаться; а также Тзи — жестокая, издали разящая тварь, которой никто никогда не видел, так внезапно и быстро убивает она всякого, приближающегося к ней».

После этого следует небольшой описательный отрывок.

«Эта экскурсия напомнила мне читанное мною когда-то описание Мамонтовой пещеры; если бы желтый факел освещал мой путь вместо этого вечного голубого света, и широкоплечий лодочник орудовал веслом вместо селенита с головой, похожей на ящик, управлявшего машиной на корме челнока, я мог бы вообразить, будто внезапно вернулся на Землю. Окружавшие нас скалы были очень разнообразны, иногда они казались совершенно черными, иногда были окрашены в бледно-голубой цвет и испещрены жилками, а в одном месте они искрились и сверкали, как будто мы попали в сапфировый грот. В глубине под нами мелькали и исчезали призрачно светящиеся рыбы. Затем вдруг раскрывалась длинная синевато-зеленая перспектива канала, а немного спустя можно было мельком увидеть огромную, переполненную народом вертикальную шахту.

В одном месте посреди обширного водного пространства, над которым свисали блестящие сталактиты, столпилось множество рыбачьих лодок. Мы приблизились к одной из них, и я стал наблюдать за работой лунных рыбаков, которые вытягивали сети своими необычайно длинными руками, Они были похожи на маленьких горбатых насекомых с чрезвычайно развитыми верхними придатками, с короткими кривыми ногами и морщинистыми лицевыми масками. Сеть, которую они вытаскивали, была, вероятно, самой тяжелой вещью, какую я только видел на Луне; к ней привешены были грузила — без сомнения золотые — и вытягивать ее пришлось очень долго, потому что в этих водах самые большие и наиболее вкусные рыбы скрываются в глубине. Рыбы, наполнявшие сеть, поднимались кверху, словно голубое лунное сияние.

Среди добычи на этот раз оказалась какая-то черная гадина с многочисленными щупальцами и злыми глазами, необыкновенно подвижная и яростная. При виде ее рыбаки запищали и зачирикали; потом быстрыми и нервными движениями они принялись рубить ее на куски своими топориками. Отрубленные члены продолжали извиваться и вытягиваться угрожающим образом. Впоследствии, когда я захворал лихорадкой, мне много раз чудилась эта остервенившаяся свирепая тварь, такая сильная и такая подвижная, поднимающаяся из пучин неведомого моря. Это было самое деятельное и злое живое существо, которое я когда-либо видел внутри Луны…

Уровень этого водного пространства, должно быть, лежит километров на триста ниже поверхности Луны. Все города, как я после узнал, расположены поблизости от Центрального моря, в просторных пещерах и искусственных галереях, уже описанных мною и сообщающихся с поверхностью огромными вертикальными шахтами, которые неизменно выводят в так называемые лунные кратеры. Во время скитаний, предшествовавших моему пленению, я уже видел крышку, закрывавшую жерло одной из таких шахт.

О тех частях Луны, которые расположены ближе к поверхности, я еще не узнал ничего безусловно достоверного. Там существует огромная система пещер, где лунные коровы ютятся в течение ночи: там устроены бойни и другие подобные учреждения, — в одной из таких боен я и Бедфорд сражались с лунными мясниками. — А с тех пор я видел, как воздушные шары, нагруженные мясом, спускаются откуда-то сверху из темноты. До сих пор я знаю об этих вещах не больше, чем зулус, недавно попавший в Лондон, может знать об организации английской хлебной торговли. Совершенно ясно, однако, что вертикальные шахты и растительность на поверхности Луны должны играть важную роль в освежении лунной атмосферы. Несколько раз, с тех пор как я вышел из моей темницы, холодный ветер дул сверху вниз вдоль по шахтам, а позднее по направлению к поверхности подул горячий ветер вроде сирокко, вызвавший у меня лихорадку. В течение трех недель или около того я хворал этой неприятной болезнью и, несмотря на продолжительный сон и на хинные таблетки, которые к счастью уцелели у меня в кармане, я чувствовал себя очень скверно почти до тех пор, пока меня не отвели во дворец Великого Лунария, властелина Луны».

«Я не хочу, — замечает далее Кавор, — распространяться о моем жалком положении во время болезни». И после этого сообщает множество мелких подробностей, которые я здесь опускаю.

«Моя температура, — продолжает он, — в течение долгого времени держалась на ненормально высоком уровне, и я потерял всякий аппетит. Иногда я страдал бессонницей, иногда меня мучили страшные сны; я до сих пор помню период слабости, когда я мучительно тосковал о Земле. Я испытывал страстное желание, чтобы какой-нибудь другой цвет нарушил вечное однообразие этой синевы…»