Крисп представил себе, что случилось бы, если б после смерти императора трон остался пуст. Вероятно, бюрократы продолжали бы управлять страной довольно умело.., пока не потребовалось бы подписать какой-нибудь важный указ. А тогда из-за одной подписи государство рухнуло бы с треском. Крисп усмехнулся, радуясь собственной нелепой выдумке.

На следующий день армия проезжала мимо поля, на котором бандиты Арваша разбили армию Мавра. Братские могилы, выкопанные потом Крисповым войском, еще уродовали землю, но из грязи уже поднимались, как надежда, зеленые травинки.

– Пусть же наша победа, как эта трава, вырастет из прошлых поражений, – указал Крисп.

– Из ваших уст да Фосу бы в уши. – Трокунд очертил на груди солнечный круг и хитро покосился на Криспа:

– Я не знал, что ваше величество – поэт.

– Поэт? – Крисп фыркнул. – Я не поэт, я крестьянин – или был им. Над могилами вырастет высокая трава – это поле удобрили тела многих отважных солдат.

Маг серьезно кивнул:

– Это менее приятный образ, но, осмелюсь сказать, более точный.

Лагерь разбили в трех-четырех милях от поля битвы – как надеялся Крисп, достаточно далеко, чтобы не навевать солдатам мрачных мыслей. Вечером Крисп по привычке набросал записку Яковизию, описывая продвижение армии за день, и, закончив, позвал гонца.

Минутой спустя гонец уже подскакал к императорскому шатру.

– Давайте и ваше письмо, ваше величество, и я отбываю в город, – сказал он, отдавая честь.

Поза и тон гонца так ясно говорили «хватит-тра-тить-мое-время», что Крисп уверился, что имеет дело с урожденным горожанином.

– И мое, значит? – переспросил он, улыбаясь. – И с чьим же в компании оно поедет?

– С родным и семейным, ваше величество. Письмо вашего тестя лежит в той же сумке.

– Да ну? – Крисп поднял бровь. Он знал, что так многозначительно, как Чихор-Вшнасп, он не сделает этого никогда, но получилось все равно неплохо. – И кому же пишет почтенный Ризульф?

– Сейчас посмотрю и скажу. – Как любой обитатель города Видесса, гонец принимал как должное, что ему открыто не в пример больше прочих смертных. Он вытащил из кожаной почтовой сумки свиток, залитый таким количеством воска, что бедной семье его хватило бы на месячный запас свечей. Адрес пришлось искать под его наплывами.

– Ну вот, ваше величество. Пресвятому патриарху Гнатию. Во всяком случае, если на этой неделе он патриарх. Вдруг вы его опять сделали монахом или жареной креветкой.

– Жареной креветкой? Когда я с ним разделаюсь, он будет об этом мечтать. – Может быть, Ризульф пытался получить от Гнатия разъяснение какого-нибудь особенно заковыристого стиха Фосовых писаний. Но Крисп не поверил бы в это ни на минуту. Оба были закоренелыми интриганами. Единственным, против кого могли интриговать оба, был сам Крисп. Он подергал бороду и обернулся к стражнику-халогаю:

– Вагн, Трокунда ко мне немедленно.

– Чародея, твое величество? Сейчас приведу. Вскоре Вагн притащил ковыряющего пальцем в зубах волшебника.

– Что случилось, ваше величество?

– Этот парень, – Крисп показал на гонца, – несет письмо превосходного господина Ризульфа пресвятому патриарху Гнатию.

– Ну да? – Трокунду не пришлось объяснять на пальцах. – И вас интересует содержимое письма?

– Можно сказать и так. – Крисп протянул руку. Гонец не дремал. С изысканным поклоном он отдал письмо императору. Тот показал свиток Трокунду:

– Как видишь, запечатано покрепче зимнего зернохранилища. Можешь ты открыть его и закрыть снова, не повредив печати?

– Хмм. Вопрос интересный. Знаете, ваше величество, порой мелкие чары оказываются сложнее могущественных заклятий. Снять и вновь надеть восковые печати я, конечно, могу, но первый способ, который приходит на ум, разрушит содержимое письма – не тот результат, который нам нужен. Сейчас подумаю…

Думал чародей несколько минут, и за этим процессом можно было наблюдать – лицо его помрачнело, потом прояснилось, он пробормотал: «Нет, не то» и вновь впал в меланхолию.

Наконец Трокунд решительно кивнул.

– Так это возможно? – уточнил Крисп.

– Полагаю, да, ваше величество. Это несложные чары, но основываются они как на законе сродства, так и на законе подобия. Полагаю, уединение не помешает в их наложении?

– Что? О да, конечно. – Крисп откинул полог шатра, пропуская Трокунда вперед.

– Не найдется ли у вас пергамента? – спросил чародей. Крисп, посмеиваясь, указал на складной столик, на котором только что писал ответ Яковизию. Там еще валялись несколько кусков пергамента.

– Превосходно, – кивнул Трокунд.

Он выбрал кусочек, свернул в трубку примерно того же размера, что и письмо Ризульфа, сложил оба свитка вместе и вгляделся.

– Я использую закон подобия в двух аспектах, – пояснил он. – С одной стороны, пергамент подобен пергаменту, с другой – оба куска одинаково свернуты. Теперь чуть-чуть клея, чтобы свиток держался, – лентой, как вы знаете, я не могу воспользоваться, она не ляжет в нужное место.

Крисп понятия не имел, чем можно пользоваться, а чем нельзя, зато прекрасно помнил, что Трокунд во время работы любит давать пояснения. Чародей установил новый свиток на столе.

– По закону сродства, единожды соприкоснувшись, предметы остаются связаны навечно. Потому… – Он поднял письмо и медленно провел им над пустым свитком, произнося заклинание.

Внезапно печать исчезла с письма. Трокунд указал на новый свиток, носивший теперь весь воск до последнего пятнышка.

– Удалось! – воскликнул Крисп.

– Именно, – подтвердил Трокунд самодовольно. – Главным было удостовериться, что мой свиток не толще свернутого письма. Иначе воск мог потрескаться, пытаясь налезть на слишком широкий торец.

Он продолжал объяснять что-то, но Крисп не слушал. Император протянул руку, и Трокунд отдал письмо. Крисп стянул ленточку, развернул пергамент и прочел:

– «От Ризульфа пресвятому вселенскому патриарху Гнатию привет. Как я указывал в последнем письме, мне кажется очевидным, что Видессу было бы лучше находиться под управлением человека благородной крови, а не выскочки, пусть весьма энергичного…» – Он прервался. – Что он хочет сказать – «выскочка»?

– Человек, который сам пришел из деревни, вместо того чтобы позволить это сделать своему прапрадедушке, – пояснил Трокунд.

– А… – Крисп продолжил:

– «Без сомнения, вы, пресвятой отец, как потомок благороднейшего рода, не сочтете за труд изложить народу сей тезис, если в том появится нужда. А в условиях начатой Криспом опасной кампании этот момент может наступить в любое время». – Он снова замолк.

– Пока ничего противозаконного, – заметил Трокунд. – Может быть, он беспокоится насчет судьбы империи, если вы погибнете в бою.

– Да, но следующими пятью словами он обрекает себя на вечный лед, – ответил Крисп. – Вот: «Приход его можно даже ускорить».

– Да, это измена, – бесстрастно констатировал Трокунд. – Что вы станете делать?

Крисп размышлял над этим с той минуты, как услышал, что Ризульф переписывается с Гнатием.

– Во-первых, запечатай письмо наново, – распорядился он, возвращая пергамент Трокунду.

– Конечно, ваше величество. – Трокунд свернул письмо, снова завязал ленточкой, сделал короткий жест левой рукой и прошептал что-то. Ленточка чуть сдвинулась. – Я вернул ее в прежнее положение, ваше величество, – пояснил он, – чтобы воск лег на нее ровно.

Не ожидая кивка императора, чародей поставил свиток на торец. Ленточка не шевельнулась; видимо, чары удерживали ее на месте. Трокунд завел распевное заклинание, то же самое, каким снял печать с письма, но теперь его пальцы в пассах больше двигались вниз, чем к потолку.

И снова Крисп не уловил момента перемещения. В одно мгновение печать находилась на пустом свитке, а в следующее уже скрепляла письмо Ризульфа. Трокунд с поклоном вернул письмо императору.

– Спасибо. – Крисп вышел наружу. Гонец ждал, не выказывая нетерпения: вряд ли чародейство отняло много времени. Крисп отдал письмо ему.