Некоторые зеваки с беспокойством оглядывались на группу людей, вооруженных, как халогаи, топорами, и пару взмокших пожарных, тащившую сифон. Страх пожара глубоко въелся в сердца горожан и еще углубился после дня солнцестояния.

Пожарная команда ринулась через толпу прямо к размахивающему руками проповеднику.

– Разойдись! – орал начальник команды. Зеваки рассыпались в стороны.

– Где пожар? – взвизгнул кто-то.

– Тут! – заорал в ответ Фокиод. – По крайней мере, мне приказано залить этого поджигателя!

Он махнул рукой. Один пожарный заработал сифоном, второй направил шланг в сторону Пирра.

Из деревянного сопла хлестнула ледяная вода. Слушатели отхлынули от Пирра, ругаясь и отфыркиваясь. Сам священник пытался сказать что-то, но начал неудержимо чихать. Команда поливала его, пока не опустела бочка.

– Наполнить снова, ваше величество? – громко спросил Фокиод.

Похоже было, что еще немного, и Пирр утонет.

– Нет, Фокиод, спасибо, – ответил Крисп. – По-моему, он уже остыл.

– Я – апчхи!! – остыл?! – завопил Пирр. С его бороды и носа капала вода. – Нет, я только – апчхи!! – начал разоблачать прелюбодея в алых сапогах. Слушай меня, народ видесский…

– Пойдите просохните, святой отец, – добродушно посоветовал кто-то из толпы. – Так стоять на ветру – лихоманка прохватит.

– Да и сказка ваша изрядно поблекла, – добавил другой.

– Пламенными речами обогрейтесь лучше, – заметила женщина.

– Да нет, они все потухли, – отозвался какой-то остряк и сам себе хихикнул.

Всю свою жизнь Пирр провел в монастырях или при храмах. Он привык, что миряне почитают его, а не подсмеиваются, пусть добродушно. Но куда хуже насмешек был громовой хохот, разнесшийся над площадью при виде мокрого, трясущегося от гнева и холода святого отца, с перевернутого ящика разоблачающего власть предержащих, пока зубы его ритмично постукивали наподобие деревянных наперсников, которыми васпураканские танцоры отбивали такт.

Равнодушие Пирр перенес бы стоически: монахов часто встречали равнодушием, поскольку проповедуемый ими образ жизни мало кому подходил. Но вынести смеха он не мог. Злобно озирая толпу, и в особенности Криспа, он неуклюже спустился с ящика и двинулся прочь. Новый приступ чихания лишил его уход даже видимости достоинства.

– Фос с тобой, мокрый Пирр! – громко пожелал кто-то, вызвав новый раскат смеха. Согбенная спина Пирра дернулась, точно в нее всадили нож.

– Мокрый Пирр, мокрый Пирр, добрый, старый, мокрый Пирр! распевала толпа.

Отбытие монаха перешло в отступление, а к краю площади – и в позорное бегство.

Гейррод повернулся к Криспу.

– За это он не станет любит тебя больше, – сказал телохранитель. – Выставить человека глупцом – значит нанести ему такую же обиду, как ударить мечом.

– Он уже враждует и со мной, и со всеми, кто не согласен с ним до йоты, – ответил Крисп. – Но теперь, даст бог благой, его не станут принимать всерьез. К словам святого отца Пирра – а до недавнего времени пресвятого отца Пирра – нельзя не прислушаться. А кто станет слушать старого, доброго, мокрого Пирра?

– Теперь я вижу, – медленно произнес Гейррод. – Ты отравил его слово. – Он сказал что-то соседу. Пророкотали гулкие голоса, и все северяне обернулись к Криспу.

– Кто, кроме видессианина, мог убить человека смехом? проговорил Гейррод, и остальные закивали.

Фокиод отдал команду своим людям. Тащившие сифон со вздохами облегчения опустили его, остальные оперлись на пожарные топоры, кроме одного, пошедшего купить жареной чечевицы.

Заметив, что император смотрит на него, Фокиод подошел к Криспу.

– Что ж, ваше величество, надеюсь, что мы избавили вас от этой напасти, – сказал он. Видессианину, особенно столичному жителю, не понадобилось объяснять, что сотворил Крисп.

– Думаю, что да, – ответил Крисп. – Тебя наградят достойно.

– Благодарю, – коротко отозвался Фокиод. Он не пытался лебезить или уверять, что недостоин награды. Дело есть дело.

– Ладно, что уставились! – повысил голос Крисп. Представление закончено.

Толпа рассеялась. Некоторые, проходя мимо Криспа, отворачивались, точно не желая, чтобы император видел, что они слушали проповедь против него. Большинство, однако, расходилось, весело беседуя, словно речь Пирра и ответ Криспа устроила ради их развлечения труппа мимов. «Горожане…» – подумал Крисп, мысленно разводя руками.

К тому часу, как он с халогаями дошел до дворца, короткий зимний день почти закончился. Когда Крисп распахнул двери, Лонгин был готов уже лопнуть от любопытства.

– Ваше величество, неужели же вы…

– Обошелся с Пирром, как с пожаром, который следует залить? докончил за него Крисп. – Именно так, почитаемый господин. Он рассказал, как Фокиод и его команда «потушили» священника, и добавил:

– Большинство зрителей хорошо повеселилось.

Лонгин, как и пожарный, понял сразу.

– Трудно принимать всерьез шута, ваше величество?

– Именно так, почитаемый господин. Я вспомнил, как Петроний пытался избавиться от Скомбра, когда тот был вестиарием. Как он не тщился выставить Скомбра мошенником перед Анфимом, император держал того при себе. Но когда над Скомбром надсмеялись в Амфитеатре, он через пару дней вылетел из дворца.

– А, Скомбр, – пробормотал Лонгин. Суда по его тону, можно было подумать, что Лонгин вовсе забыл о существовании евнуха, который когда-то вместе с Петронием обладал настоящей властью в империи за троном Анфима. Но Криспа он провести не мог. – Если благой бог позволит, ваше величество, с Пирром будет покончено так же… э-э… надежно, как со Скомбром.

– Да будет так. – И Крисп очертил над сердцем солнечный круг.

Цокали по мостовой подковы. Звенели кольчуги.

– Взгляд напра-во! – рявкнул офицер, и проезжавший мимо трибуны полк разом обернулся к Криспу и отдал честь.

Император в ответ приложил к сердцу сжатый кулак. Толпа по сторонам Срединной улицы ликовала. Солдаты, в большинстве своем впервые попавшие в город Видесс, отвечали улыбками и продолжали изумленно озираться на чудеса большого города. Юноши с центрального плато западных краев – отличные солдаты, если не обращать внимания на изумленные лица, на добрых конях и в добром здравии, несмотря на долгий и тяжелый марш.

По щеке Криспа скользнула капля дождя, потом еще одна.

Кавалеристы натянули пониже капюшоны плащей. Зеваки потянулись под портики, а кто побогаче – открыли зонты.

Когда последний всадник проскакал мимо, Крисп со вздохом облегчения сошел с трибуны. К этому времени он был мокр, как Пирр после обработки из пожарного сифона. Вскочив на Прогресса, он торопливо двинулся к императорским палатам. Растирание жестким полотенцем, блюдо тушеной баранины и сухая туника значительно улучшили его расположение духа. «В конце концов, подумал он, – это дождь, а не снег». Скоро зима кончится. Когда дороги просохнут, собранная им армия сможет немедля двинуться на север, против Арваша. Крисп надеялся собрать семьдесят тысяч бойцов. Вся мощь империи, поддержанная лучшими магами Чародейской коллегии, не может не превозмочь одного черного колдуна, случайно позабытого смертью.

Унося серебряное блюдо из-под баранины, Барсим остановился в дверях:

– Следует ли мне напомнить вашему величеству, что посол Царя царей макуранского просил вас об аудиенции сегодня?

– Я помню, – ответил Крисп невесело. Ему очень хотелось бы позабыть великого западного соседа Видесса, особенно теперь, когда почти вся его армия готовы была двинуться против северного врага. Желания, однако, сбываются редко.

Чихор-Вшнасп, макуранский посол, был изящным мужчиной средних лет, с длинным угловатым лицом, запавшими щеками и совершенно искренним взглядом огромных и кротких карих глаз. Крисп уже знал, что доверять ему нельзя ни на волос. Когда посол опустился перед императором ниц, его головной убор – серая фетровая шапочка без полей, больше всего напоминавшая ведро, – слетел у него с головы и откатился в сторону.