Трибониан предложил Ршаве свою кровать, но прелат отказался. Священник дал ему одеяла, и Ршава завернулся в них, лежа у очага: тепло горящих углей было для него куда важнее мягкого матраса.

Утром, когда он проснулся, угли уже догорели, а пол остался таким же твердым. Ршава встал и потянулся, ощущая себя постаревшим. Суставы и сухожилия пощелкивали, когда прелат двигал руками и ногами, и молодости ему это не прибавляло…

Время утреннего богослужения уже настало, но Трибониан храпел. В Скопенцане Ршава пинками выгнал бы другого священника из постели, если бы тот проспал. Здесь же он сдержался. Хотя Трибониан и ниже по рангу, это его храм. Пусть спит, решил Ршава.

Он провел богослужение сам. Молитвы и гимны звучали для него как-то странно — почти неправильно. Даже молясь Фосу, Ршава гадал, связан ли хоть как-то владыка благой и премудрый с его проклятиями. Ни одна из его молитв не была услышана, зато проклятия… Из-за проклятий упал со стены Токсар, они разрушили Скопенцану и убили варваров, собравшихся напасть на него и Ингегерд.

Что это означает? Ведь наверняка это что-то означает; ничто не происходит без причины. Но что?

Трибониан подошел к алтарю, когда Ршава уже заканчивал молитвы.

— Вы хотите опозорить меня? — кисло спросил священник.

— Нет, — ответил Ршава, имея в виду «да».

Местный священник проделал то, чего требовал от него ритуал. Он служил механически, без воодушевления. Обернись все иначе, Ршава многое мог бы сказать ему на эту тему. Но все сложилось так, как сложилось, и прелат, со смятенными мыслями и тяжелым сердцем, позволил священнику завершить то, что было формально правильным, но лишенным дыхания жизни. Закончив, Трибониан взглянул на Ршаву почти с ненавистью.

— Вы же не собираетесь здесь остаться? — вопросил он.

— Клянусь благим богом, нет!

Ршава понимал, что, покинув город, он подвергнет опасности и свою жизнь, и жизнь Ингегерд. Но он также понимал, что Цаманд, пусть даже люди в нем дышали, был уже мертв. Если этот город вообще когда-либо жил…

Страстность ответа подарила ему первый одобрительный взгляд Трибониана. Тот не желал видеть его здесь так же сильно, как Ршава не желал оставаться.

— Я приготовлю завтрак, — сказал Трибониан. — Потом вы можете подняться на стену. Если не увидите поблизости варваров, то можете уходить.

О да, Трибониан хотел от него избавиться. «Что ж, я и сам хочу уйти», — подумал прелат.

На завтрак была та же каша с кусочками солонины. И вновь Ршава ел так, словно ожидал, что завтра еду объявят вне закона. Судя по выражению лица Трибониана, это была еще одна причина обрадоваться уходу прелата. Ршава запил еду чашей вина; Трибониан выдул их несколько. Неужели он всегда столько пьет? Глядя на него, Ршава не удивлялся этой догадке.

После завтрака Ршава поднялся на городскую стену и осмотрелся. Стена была смехотворной по сравнению с укреплениями столицы или даже Скопенцаны. Умелые осаждающие пробили бы ее в два счета. Но для сдерживания кочевников она годилась.

Ршава увидел белую равнину, деревья и редкие клочки голой земли там, где ветер сдул снег. Хаморов он не заметил и понадеялся, что больше их не встретит. Когда он вернулся в храм, там его дожидалась Ингегерд. Трибониан пялился на нее с выражением, которое можно было описать как муки безнадежной похоти. Ршава ощутил странную смесь отвращения и сочувствия. «Уж я-то знаю, что он испытывает», — с сожалением подумал он.

Ингегерд не обращала внимания на голодный взгляд Трибониана. «Ничего удивительного. Мой она тоже игнорирует», — подумал Ршава.

— С дюжину тех людей, кто в гостинице живет, собираются уйти на юг и согласны нас с собой взять. Большинство из них мужчины. У некоторых есть оружие, и может, они даже знают, что с ним делать. А что думаете вы, святейший отец? Нам безопаснее в компании будет или самим по себе?

— Полагаю, в компании, — ответил Ршава, хотя предпочел бы остаться наедине с ней. — Если ты считаешь, что я не прав, то готов тебя выслушать.

— Нет. — Она покачала головой. — Думаю, вы правы. Они собираются сегодня утром уйти, чуть позднее. А я пока еды куплю, какую смогу.

— Тебе все возместят, когда мы придем в храм побогаче… этого, — пообещал Ршава, не сумев скрыть отвращение.

— Хорошо сказано, и очень искренне. И уж конечно, волноваться из-за этого не стоит, — ответила Ингегерд. — Мы товарищи, вы и я, и я делаю то, что товарищи друг для друга делают. Собирайтесь, я скоро ждать вас в гостинице буду. — И, сделав реверанс, она вышла.

— Товарищи… — процедил Трибониан.

— Именно так. Любые иные слова и любые ваши грешные мысли будут ложью.

Ршава подождал, станет ли Трибониан опровергать его слова. Тот не стал, но за это время Ршава успел мимолетно подумать о грешном.

Из южных ворот Цаманда вышли мужчины и женщины, желавшие отыскать лучшее убежище от варваров. Некоторые были скопенцанцами — другие жителями Цаманда, опасавшимися, что их город не устоит.

— Хорошо, что вы с нами, святейший отец, — сказал один из скопенцанцев, узнавший Ршаву. — Благой бог прислушивается к вашим молитвам, поэтому мы можем не бояться варваров.

Ршава и Ингегерд переглянулись. Прелат знал, что они думают о разном. Она верила, что именно его святость и набожность позволили ему проклясть хаморов. Прелат сам хотел бы в это верить. И ждущему ответа жителю Скопенцаны он лишь сказал:

— Да будет так.

— Удачи! — крикнул вслед ополченец, когда они выходили из Цаманда. — Надеюсь, она вам не понадобится.

«Да будет так», — подумал Ршава. За их спинами с глухим стуком закрылись ворота Цаманда. Оказавшись на открытой местности, Ршава сразу ощутил себя муравьем, ползущим по тарелке. Правда, с ним ползло несколько товарищей, но много ли от них будет проку, если навалится опасность? Ведь они всего лишь муравьи…

Его зад и бедра болели, доказывая, какой он неопытный всадник. Но Ршава не жаловался: многим его спутникам пришлось идти пешком, совсем как ему с Ингегерд, пока те кочевники не… скончались. Степная лошадка, на которой он ехал, время от времени поглядывала на него. Всю жизнь у нее в седле сидел хамор, прирожденный всадник, и она, наверное, гадала, как на ее спине очутился этот неумеха.

Копыта и подошвы с хрустом давили снег. Где-то неподалеку каркнула ворона. Ее Ршава хотел услышать меньше всего: добычей ворон нынче снабжали хаморы.

Беглецы шли дальше. Один из бывших жителей Скопенцаны сказал:

— Уж лучше так, чем в одиночку. Я бежал из Скопенцаны один и даже не верил, что доберусь до Цаманда. Зато теперь у меня появился настоящий шанс.

В его словах не было логики, и Ршава едва не сказал ему об этом. Немало банд кочевников были достаточно многочисленными, чтобы уничтожить эту кучку беженцев. К тому же она привлекала больше внимания, чем путешественник-одиночка.

Ршава промолчал. Если горожанину нужна соломинка, чтобы за нее цепляться, то пусть цепляется, сколько ему угодно. Никому от этого хуже не станет. Да и религии это не противоречит. Если мужчина умрет, допустив подобную ошибку, это не уменьшит его шансы перейти Мост Разделителя.

«А как насчет твоих проклятий?» По телу Ршавы пробежала дрожь, вовсе не связанная с зимним холодом. Сейчас прелат не обращал на мороз особого внимания, потому что был достаточно тепло одет и сыт. Холод в его душе был вызван совсем иной причиной. И избавить от него не могли ни миска горячей каши, ни жаркий очаг.

Весь этот день путники не видели хаморов. На ночь они остановились в бывшем крестьянском поселении. Большая часть домов в деревне была сожжена, уцелевшие стояли пустыми. Три женщины из группы отправились спать в одну из брошенных хижин, мужчины расположились в двух других. Они решили выставить на ночь часовых, сменяющих друг друга по очереди; такой роскошью Ршава и Ингегерд не могли насладиться, когда путешествовали вдвоем.

Один из мужчин разбудил прелата, сказав извиняющимся тоном: