— Продолжайте, адъютант. Что случилось на этот раз?

Он сам удивился тому, как холодно задал этот вопрос.

Когда вся жизнь состоит из чрезвычайных происшествий, каждый из отдельных кризисов кажется не таким уж огромным.

— Благородный адмирал, я сожалею о необходимости донести о тосевитском ядерном взрыве возле прибрежного города, носящего местное название Саратов. — Через мгновение, повернув глаз, чтобы свериться с картой, он добавил: — Этот Саратов находится внутри не-империи СССР. Сообщается, что повреждения должны быть значительными.

Атвар и Кирел снова посмотрели друг на друга, на этот раз в ужасе. Они и их аналитики были уверены, что СССР смог провести один ядерный взрыв, только используя радиоактивные вещества, похищенные у Расы, а его технология слишком отстала, чтобы они смогли создать свою собственную бомбу, подобно Германии и Соединенным Штатам. И снова аналитики знали не все, что следовало.

Атвар с трудом проговорил:

— Я подтверждаю прием сообщения, адъютант. Я начинаю процесс выбора советской местности, которая должна стать объектом возмездия. И после этого, — он со значением посмотрел на Кирела, намекая на дискуссию, только что прошедшую между ними, — что ж, после этого я просто не знаю, что нам делать дальше.

Пишущая машинка выбивала очереди букв, как пулемет: клак-клак-клак, клак-клак-клак, клакети-клак. В конце строки колокольчик звякал. Барбара Игер нажала на рычаг — и каретка с масляным шуршанием вернулась на место, чтобы начать новую строку.

Она посмотрела с неудовольствием на свою работу.

— Лента слишком стерлась, — сказала она. — Надо, чтобы они раздобыли несколько свежих.

— Теперь нелегко найти все, чего ни хватишься, — ответил Сэм Игер. — Я слышал, что одну из наших поисковых групп обстреляли.

— Я что-то об этом слышала, но немного, — сказала Барбара. — Это сделали ящеры?

Сэм покачал головой.

— Ящеры тут ни при чем. Там была группа из Литтл-Рока, они искали то же самое, что и наши ребята. Сейчас всего этого попадается все меньше и меньше, и последнее время мало что можно добыть, не оказавшись перед дулом оружия. Думаю, дальше будет и хуже.

— Я знаю, — ответила Барбара. — Нас так возбуждают разные мелочи вроде табака, который ты купил… — Она покачала головой. — Я вот думаю, много людей умерло голодной смертью из-за того, что зерно не посеяли, или ничего не выросло, или его не смогли доставить с ферм в город?

— Много, — сказал Сэм. — Помнишь гот маленький городок в Миннесоте, который мы проезжали на пути в Денвер? Там уже тогда начали забивать скот, потому что не могли обеспечить его кормом, — а ведь это было полтора года назад. Скоро и Денвер начнет голодать. Ящеры смели окрестные фермы, а также разрушили железные дороги. Еще один пункт им в счет, если мы когда-нибудь его сможем предъявить.

— Нам повезло, что мы находимся там, где мы есть, — согласилась Барбара. — Если дело дойдет до голода, нам повезет, если мы вообще будем находиться хоть где-нибудь.

— Да. — Сэм постучал ногтем по переднему зубу. — Мне еще везет, что я до сих пор не сломал мост. — Он суеверно постучал кулаком о деревянный стол, за которым сидела Барбара. — А если сломаю, дантист потратит уйму времени, чтобы его починить. — Он пожал плечами. — Еще один повод для беспокойства.

— У нас их предостаточно. — Барбара показала на лист бумаги, вложенный в машинку. — Я займусь отчетом, дорогой, ведь никто не прочитает его, пока я не закончу. — Она, поколебавшись, спросила: — А как себя чувствует доктор Годдард, Сэм? Когда он давал мне печатать эти материалы, голос у него был такой же слабый и унылый, как буквы, которые получаются с этой ленты.

Сэм так бы не выразился, но ведь он не изучал литературу в колледже. Он ответил, медленно подбирая слова:

— Я заметил это некоторое время назад, дорогая, и мне кажется, ему стало хуже. Я знаю, он встречался здесь с докторами, но что они ему сказали, неизвестно. Я вряд ли могу спросить его об этом, и он мне ничего не скажет. — Он поправил себя: — Беру слова назад. Он сказал такую вещь: «Мы ушли уже так далеко, что ни один человек сам по себе особого значения не имеет».

— Мне не нравится, как это прозвучало, — сказала Барбара.

— Мне тоже — после того, как я вспомнил, — сказал Сэм. — Прозвучало — как это называется — как в некрологе, который человек пишет сам себе, так ведь? — Барбара кивнула. — Дело в том, что он прав. Очень много разработок по ракетам сделано им — или же украдено нами у ящеров, или заимствовано у немцев. И при необходимости мы сможем двигаться вперед и без него, хотя это будет не так быстро или не так прямолинейно.

Барбара снова кивнула. Она похлопала по отчету, который печатала.

— Ты знаешь, что здесь? Он пытается увеличить масштаб — такой термин он применяет, — разработать настолько большие и мощные ракеты, чтобы они могли нести атомную бомбу вместо взрывчатки или что у них там сейчас.

— Да, он говорил со мной об этом, — сказал Сэм, — Он думает, что и нацисты работают над таким же проектом, и что они нас опережают. Я не думаю, что у них есть ящер, который знает так же много, как наш Весстил, но их люди делали ракеты, гораздо большие, чем доктор Годдард, еще до нашествия ящеров. Мы делаем, что можем, вот и все. Можем мы сделать что-то большее?

— Нет.

Барбара напечатала еще несколько предложений, дошла до конца страницы. Вместо того чтобы продолжить отчет, она посмотрела на Сэма прищуренными глазами:

— Ты помнишь? Именно этим я занималась в Чикаго, когда мы встретились в первый раз. Ты привез Ульхасса и Ристина для беседы с доктором Баркеттом. С тех пор многое поменялось.

— Кое-что поменялось, — согласился Сэм.

Тогда она была замужем за Йенсом Ларссеном, хотя ей казалось, что он мертв: в противном случае они с Сэмом никогда не сошлись бы, не родился бы Джонатан, не произошло бы многого другого. Он не разбирался в литературе и не умел витиевато говорить; он не знал, как изложить свои мысли в изящной манере. Он сказал только:

— Прошло столько времени… Ты попросила у меня сигарету. У меня для тебя есть одна.

Она улыбнулась.

— Верно. Не прошло и двух лет. — Она наморщила нос, глядя в его сторону. — Я чувствую себя сейчас, как в средние века, — но это только из-за Джонатана.

— Я рад, что он уже достаточно подрос и теперь ты, не беспокоясь, можешь днем отдавать его на попечение мамми, — сказал Сэм. — Ты стала посвободнее, так что ты можешь заниматься делом и снова чувствовать себя полезной. Я знаю, что ты так думаешь.

— Да, это так, — сказала Барбара без особой радости. Она понизила голос — Я хотела бы, чтобы ты не называл так цветных женщин.

— Что? Мамми? — Сэм почесал голову. — Но они же и есть мамми.

— Я знаю это, но это звучит так… — Барбара не была Барбарой, если бы не нашла подходящее слово. — Antebellum[20]. Словно мы оказались на плантациях, где работают негры и поют свои спиричуэлс, а добрые хозяева сидят, попивая мятную водку, и даже не подозревают, что вся их социальная система больна и неправильна. Не по этой ли причине ящеры дали оружие цветным, ожидая, что те начнут воевать с Соединенными Штатами?

— Они убедились, что так делать не стоит, — сказал Сэм.

— Да, некоторые негры взбунтовались, — согласилась Барбара, — но я бы побилась об заклад, что не все. И ящеры не стали бы даже пробовать, если бы знали, что из этого ничего не выйдет. А как обращаются с цветными здесь… Помнишь, в кинохронике, еще до того, как мы вступили в войну, показывали счастливых украинских крестьян, встречавших нацистов с цветами, потому что они освободили их от коммунизма?

— Ух-х, — сказал Сэм. — Они очень быстро поняли, что их следует ругать, не так ли?

— Не в этом дело, — настаивала Барбара. — Дело в том, что негры могли бы приветствовать ящеров точно так же.

— Многие из них так и делали. — Сэм предупреждающе поднял руку, чтобы Барбара его не перебивала. — Я знаю, что ты имеешь в виду, дорогая. Многие из них на это не пошли. Ситуация стала бы куда хуже, если бы это случилось, тут двух мнений нет.