— Будет исполнено.

Окамото повернулся и вышел из камеры. Будучи, по тосевитским меркам, низкорослым, он все равно возвышался над Теэрцом. Ниппонские солдаты тоже были выше любого представителя Расы. Штыки, примкнутые к дулам их винтовок, выглядели очень длинными, холодными и острыми. Шевельнув винтовками, охранники показали, чтобы он шел впереди.

Когда Теэрц оказался на улице, его резануло холодом. Ему всегда было холодно, даже внутри зданий. За стенами же тюрьмы царил настоящий полярный холод. С неба падали кусочки замерзшей воды в виде пушистых хлопьев. Эти хлопья оседали на почве, на деревьях, на домах. Они покрывали все вокруг белым слоем, помогающим скрывать присущее этому миру уродство.

Теэрц сильно дрожал. Окамото остановился и отрывистым голосом что-то приказал охранникам. Один из них ненадолго опустил винтовку, вытащил из мешка одеяло и обернул вокруг Теэрца. Пленный пилот завернулся в него как можно плотнее. Постепенно дрожь прекратилась.

— Тебе повезло, что ты важный пленник. Иначе ты бы у нас померз.

Теэрц с удовольствием отказался бы от такого везения. Более значительным показателем его важности было транспортное средство, ожидающее возле тюрьмы, чтобы отвезти его на очередной допрос. Машина была шумной и дурно пахнущей. Ее движение напоминало потерявший управление истребитель, который вот-вот разобьется. Но это устройство передвигалось хотя бы силой мотора, а не ногами одного из Больших Уродов, крутившего педали настолько усердно, что даже на таком морозе ему становилось жарко. Еще лучше, что у этой машины была закрытая кабина.

Один из охранников уселся за руль. Другой сел на переднее сиденье рядом с ним. Майор Окамото расположился позади водителя, а Теэрц — позади второго охранника. У Окамото не было винтовки с длинным штыком, зато он был вооружен одновременно мечом и пистолетом. Но даже если бы Теэрцу и удалось каким-то образом справиться с ним, — что дальше? Как бы он сумел выскользнуть из этой переполненной Большими Уродами клетки, не оказавшись пойманным и не столкнувшись с худшей участью, нежели та, от которой он страдал сейчас?

«Клетка — подходящее слово для Харбина», — думал Теэрц, пока военная машина медленно ехала по узким и кривым улочкам города. По размерам это был юрод, но не по плану, считал Теэрц. Скорее всего плана его постройки вообще не существовало. Улицы хаотично расходились во все стороны. Большие, внушительные здания соседствовали с жалкими лачугами. То здесь то там груды развалин свидетельствовали об успешных бомбардировках, проведенных Расой. На расчистке завалов работали полуодетые Большие Уроды, разбирая их по кирпичику.

Теэрц с тоской подумал о Росспане — городе на далекой Родине, в котором он вырос. Сияние солнца; тепло, чисто, на дорогах достаточно места для машин, а на тротуарах — для пешеходов. Теэрц считал все это само собой разумеющимся, пока не оказался на Тосев-3. Теперь, видя совсем иной, жуткий пример, он понимал, насколько счастлив был тогда.

Грузовик, который с грохотом катился впереди их машины, наехал на одно из бродячих животных, каких было немало на улицах Харбина. Отчаянный предсмертный крик животного прорвался сквозь громкий шум мотора. Этот шум был основным звуком уличного движения в Харбине. Грузовик и не подумал остановиться, когда животное оказалось под колесами. Теэрцу пришло в голову, что он не остановился бы и в том случае, если бы наехал на одного из Больших Уродов.

Здесь такое вполне могло случиться. Если в Харбине и существовали какие-то правила движения, Теэрц их пока не заметил. Моторные транспортные средства проталкивались, как могли, сквозь скопления запряженных ездовыми животными больших и малых повозок и сквозь еще более плотные толпы тосевитов, идущих пешком с грузом, привязанным к концам палок, и едущих на двухколесных средствах передвижения, которые с виду грозили вот-вот опрокинуться, но не падали. На улицах попадались тосевиты, везущие других тосевитов в педальных повозках и в тележках, куда впрягались, словно ездовые животные. Иногда, на особо безумных перекрестках, встречался ниппонец в белых перчатках и со специальной палочкой в руке, пытающийся внести немного порядка в этот хаос. Только вот подчиняться ему никто не спешил.

Теэрц понял, что Харбин — своеобразное место даже по тосевитским меркам, а уж это что-то значило. Среди толпы резче всего бросались в глаза ниппонские военные. В городе, расположенном невдалеке от линии фронта, это было неудивительно. Удивительным было то, как они обращаются с Большими Уродами, не имеющими военной формы. Для неискушенных глаз Теэрца эти туземцы ничем не отличались от них, за исключением одежды.

Чем дальше на восток двигалась машина, везшая Теэрца, тем чаще он замечал на улицах иную разновидность Больших Уродов. У этих кожа была розового цвета, а на головах — светло-коричневые и даже желтые клочья то ли пуха, то ли меха, то ли чего-то еще. Они были менее шумными, чем смуглые туземцы, составлявшие большинство местного населения, и занимались своей работой с какой-то безучастностью. Это удивило Теэрца.

Он повернулся к майору Окамото.

— Эти бледные тосевиты, — тяжкий опыт научил его использовать в разговоре с Большими Уродами такую форму обращения, — можно мне спросить, откуда они происходят?

— Нет, — рявкнул Окамото. — Пленным запрещены расспросы. Никаких вопросов с твоей стороны, слышишь? Выполняй!

— Будет исполнено, — сказал Теэрц, изо всех сил стараясь не сердить майора.

Какая-то малая часть Теэрца, не испытывающая голода и страха, утверждала, что этот Большой Урод глуп. Ведь Теэрц не сможет убежать, чтобы выдать подобные сведения. Однако Окамото не выносил споров, и Теэрц больше не раскрыл рта. Машина подъехала к зданию, с которого свисали ниппонские флаги; на каждом — красный круг на белом фоне. Несколько противовоздушных орудий устремили свои стволы к небу. Вокруг них громоздились мешки с песком. Когда Теэрц летал на истребителе, то обычно смеялся над таким жалким оружием. Когда же Большие Уроды сбили его самолет, Теэрца перестали смешить подобные вещи.

Охранники вышли из машины. Один из них открыл дверцу со стороны Теэрца и отскочил в сторону, чтобы другой охранник имел возможность направить на пилота винтовку.

— Выходи! — закричали они по-ниппонски.

И Теэрц вышел, как всегда удивляясь, что Большие Уроды считают его, безоружного и жалкого, настолько опасным. О, как бы он хотел, чтобы их опасения оправдались….

Но Большие Уроды, к сожалению, ошибались. Теэрц позволил им ввести его в здание. Лестница не соответствовала ни его росту, ни шагам. Но он кое-как вскарабкался наверх; следственный кабинет находился на третьем этаже. Теэрц вошел туда с внутренней дрожью. Ему уже пришлось переживать здесь тяжкие минуты.

Между тем Большие Уроды, что сидели за столом сегодня, судя по знакам различия, были пилотами. Это немного успокоило Теэрца. Если допрашивающие — летчики, можно предположить, что они станут расспрашивать его об истребителе. По крайней мере он знает, как отвечать им. Прежние следователи терзали его вопросами о боевых машинах Расы, тактике боя на местности, автоматическом оружии и даже о дипломатических контактах с другими тосевитскими империями. Теэрц уверял их, что ничего не знает обо всем этом, а они наказывали его, хотя он говорил правду.

Наученный прежними посещениями, он поклонился группе следователей и затем майору Окамото, являющемуся у них переводчиком. Следователи не ответили поклоном, для них он был пленным, лишенным право на какое-либо проявление уважения. Большой Урод, сидящий посередине, выпустил поток отрывистых ниппонских слов. Окамото перевел:

— Полковник Дои интересуется тактикой, которую применяют ваши истребители против наших самолетов.

Теэрц поклонился тосевиту, задавшему вопрос:

— Тактика проста. Вы приближаетесь к противнику как можно ближе, предпочтительно сверху и сзади, чтобы вас не обнаружили. Затем уничтожаете его с помощью ракет или пушечных снарядов.