Снаружи белоснежное здание церкви с высокой пирамидальной колокольней хранило прежнюю безмятежность, царившую когда-то во всем городе. Но стоило Ларсену войти внутрь, как он понял, что попал в другой мир. Пастор сохранил половину своего кабинета, но это было все, что осталось от прежних времен. Отовсюду доносился стук пишущих машинок, хриплые голоса людей, которым нужно было много сделать и у которых не хватало на это времени. По крепкому деревянному полу деловито гремели тяжелые армейские сапоги.

Измученный капрал оторвался от печатной машинки. Увидев перед собой штатского человека, он не стал обременять себя даже воинской вежливостью:

— Чего надо, приятель? Выкладывай и побыстрее.

— У меня назначена на девять часов встреча с полковником Гроувзом.

Ларсен взглянул на часы: было без пяти девять.

— А-а… — Когда капрал сообразил, что этот штатский, вероятно, является важной птицей, он резко изменил свое поведение. Когда он снова раскрыл рот, речь его была уже совсем иной: — Не пройдете ли вместе со мной, сэр?

— Благодарю вас.

Ларсен последовал за капралом вдоль рядов высоких церковных скамеек, на которых люди не молились, а напряженно работали. Они прошли по коридору, уставленному ящиками с папками. Целые горы этих ящиков громоздились у каждой стены.

Полковник Лесли Гроувз сидел за письменным столом и орал в телефон:

— Что, черт побери, это значит?! Как это вы не можете переправить танковые гусеницы в Детройт?.. Говорите, мост разрушен и дорога вся разбита? Ну и что? Перевезите их на барже. Ящеры не обстреливают перевозки по воде, безмозглые твари. Нужно собрать танки, или нам останется только целовать ящеров в задницу… Я позвоню тебе вечером, чтобы быть в курсе ваших дел. И чтобы все было сделано, Фред. Мне все равно как.

Гроувз швырнул трубку, не попрощавшись, и вперил в Ларсена пристальный взгляд голубых глаз:

— Вы из Чикаго?

Сказанное прозвучало утверждением, а не вопросом. Быстрым жестом руки полковник отпустил капрала.

— Да, я оттуда.

Ларсен соображал: насколько Гроувз осведомлен о проекте и в каком объеме следует посвящать его в их работу? Он уже понимал, что рассказать придется больше, чем ему бы хотелось.

— После Берлина, сэр, вам необходимо знать, насколько важна наша работа. А ящеры между тем приближаются к Чикаго.

— Сынок, нам всем хватает бед! — загремел Гроувз. Полковник был рослым человеком с каштановыми, коротко стриженными волосами и жидкими усами. Лицо у него было грубоватым, но умным. Он сидел, отодвинувшись от стола на приличное расстояние, поскольку могучий живот не позволял сесть ближе.

— Я знаю, — сказал Йенс. — То есть я хочу сказать, что сам приехал из Чикаго.

— Садитесь и расскажите мне об этом, — потребовал Гроувз. — А то я застрял в этой дыре почти что с момента появления ящеров. Мне нужно знать о происходящем за этими стенами больше, чем можно узнать по проклятому телефону.

Словно дождавшись своей очереди, телефон звякнул.

— Извините.

Пока полковник рявкающим голосом отдавал кому-то распоряжения, Ларсен взгромоздился на жесткий стул напротив стола и постарался упорядочить свои мысли. Гроувз производил впечатление человека, который не тратит ни минуты понапрасну, поэтому, когда трубка улеглась на рычаг, Йенс был готов к разговору:

— Самолеты ящеров рыщут повсюду, и мне пришлось колесить по проселочным дорогам в северной части штата Нью-Йорк, чтобы не угодить к ним в ловушку к востоку от Питтсбурга.

— Они уже в Питтсбурге, — сообщил Гроувз. Йенс вздохнул. Новость не удивила, но все равно подействовала, как удар в живот. Он заставил себя продолжать:

— Бензина днем с огнем не сыщешь. Мне пришлось проехать несколько миль на половине галлона зернового спирта, который я купил у какого-то старикашки, наверное, самогонщика. Автомобильному мотору это не слишком пришлось по вкусу.

— Вы доехали, и это главное, — ответил Гроувз. — Спирт — неплохое горючее. Одна из наших нынешних забот — это приспособить двигатели к работе на спирте на случай, если ящеры уничтожат наши нефтеперерабатывающие заводы. И уж если наши власти не смогли прикрыть все эти подпольные винокурни, хотел бы я посмотреть, как с ними справятся ящеры.

— Неужели так везде? — спросил Ларсен.

— Кое-где еще хуже, — мрачно ответил полковник Гроувз. — Ящеры расползаются по стране, как раковая опухоль. Они захватывают обширные территории и повсюду прерывают снабжение.

Снова зазвонил телефон. Гроувз отдал ряд коротких приказаний, затем вернулся к разговору с Йенсом, не потеряв нить их беседы:

— Можно сказать, что они перерезали наши кровеносные артерии и мы медленно умираем.

— Потому-то работа Металлургической лаборатории и является столь важной, — подхватил Ларсен. — Это единственный шанс создать оружие, которое позволит воевать с этими существами почти на равных. — Йенс решил немного надавить на полковника: — Вы же знаете, что Вашингтон может постичь участь Берлина.

Гроувз хотел было что-то сказать, но его снова прервал телефон. Положив трубку, полковник спросил:

— Вы действительно считаете, что ваши люди сумеют вовремя создать атомную бомбу, которой мы смогли бы воспользоваться?

— Мы близки к управляемой реакции расщепления ядра, — сказал Ларсен. Он тут же осекся — даже эти его слова нарушали меры секретности, с которыми он сжился с тех пор, как начал работать над проектом. Однако времена сейчас были другие, и ящеры доказали, что атомное оружие не является принадлежностью одних лишь бульварных журналов фантастики. Он поспешно сменил тему: — Раз уж мы заговорили о Берлине, скажу, что никто не знает, насколько далеко продвинулись немцы в своих исследованиях.

Как бы ни изменилась окружающая жизнь, Ларсен не мог решиться произнести слово «уран» в разговоре с кем-либо, не имевшим отношения к проекту.

— Немцы? — хмуро переспросил Гроувз. — Я как-то об этом не подумал. Конечно, уничтожение Берлина подстегивает их шевелить мозгами. Я слышал, что, когда упала бомба, Гейзенберга не было в городе.

— Если вы знаете о Гейзенберге, значит, вам достаточно известно о происходящем, — сказал удивленный и пораженный Ларсен.

До сих пор он воспринимал собеседника просто как одного из людей в форме, возможно, обладающего лучшими манерами, чем большинство военных.

Грубоватый смех Гроувза говорил о том, что полковник понял ход мыслей Ларсёна.

— Я стараюсь не забывать, что живу в двадцатом столетии, — заметил он. — Перед тем как поступить в военную академию в Вест-Пойнте, я успел поучиться в Массачусетсом технологическом институте и получить докторскую степень. Так вы действительно считаете, что эта ваша группа находится на пути к успеху?

— Да, полковник, считаю. И еще считаю, что мы успели слишком много сделать, чтобы с легкостью срываться с места. Ящеры движутся на Чикаго с запада, и после моей поездки сюда я лишний раз понял, насколько все это опасно. Если мы собираемся продолжать свои исследования. Соединенные Штаты должны оборонять Чикаго.

Гроувз поскреб подбородок:

— Нынче то, что мы должны делать и что мы в состоянии делать, не всегда совпадает. В любом случае я не обладаю властью приказать нашим войскам оборонять Чикаго любой ценой и позабыть про девять миллионов неотложных дел в других частях страны.

— Я знаю, — упавшим голосом произнес Йенс. — Но вы — наиболее влиятельный человек, с кем я встречался, и я надеялся, что вы…

— Чем могу, сынок, помогу.

Гроувз выволок свое грузное тело из кресла. Телефон зазвонил опять. Чертыхаясь, полковник снова плюхнулся в кресло, причем с такой силой, что Ларсен ожидал услышать треск дерева. Однако кресло выдержало удар, и Гроувз в который уже раз коротко и властно решил новый ряд проблем. Потом он встал и, обращаясь к физику, продолжил, словно их разговор не прерывался:

— Я постараюсь, насколько в моих силах, убрать помехи с вашего пути, но вести мяч все равно придется вам самому. — Полковник надел на голову пилотку: — Пошли!