Он отвел взгляд, кусая губы и сдерживая подступившие слезы.
Вскоре Мойше опять ощутил в своей ладони чью-то руку. Он быстро обернулся, отчасти страшась, что ошибся, отчасти радуясь, что все-таки не придется расставаться с Ривкой и Рейвеном. Но рядом стояла незнакомая молодая женщина, чьи пальцы переплелись с его, — светлокожая, сероглазая брюнетка. Возле нее стоял мальчик.
— Мы еще немного походим по рынку, затем вернемся к вам домой.
Русси кивнул. Пальто на женщине было похоже на пальто его жены, а шапка принадлежала Ривке. «Такой трюк, — подумал Мойше, — вряд ли одурачил бы эсэсовцев, но для ящеров люди выглядят почти одинаково…» Скорее всего они узнавали Ривку по ее шапке, а не по чертам лица. Во всяком случае именно на этом и строился план Анелевича.
Первым порывом Мойше было вытянуть шею и посмотреть, куда бойцы уводят его семью. Он подавил этот порыв. Потом до него наконец дошло, что он держит за руку не свою жену, а чужую женщину. Мойше отпрянул, словно рука женщины вдруг раскалилась докрасна. Ему пришлось бы куда хуже, если бы незнакомка вздумала смеяться. К счастью для Русси, она просто понимающе кивнула.
Но его спокойствие было недолгим.
— Нельзя ли нам уйти прямо сейчас? — спросил он. — Дело не в ящерах и не в моей неблагодарности. Люди могут увидеть нас вместе и начать строить домыслы. Или подумают, что все и так понятно.
— Да, такая помеха вполне может возникнуть, — хладнокровно согласилась женщина, словно сама была одним из бойцов Анелевича с винтовкой за спиной. — Но это был лучший способ, какой мы смогли придумать для мгновенной подмены.
«Мы? — подумал Русси. — Значит, она действительно боец, хотя и без винтовки. И мальчик тоже».
— Как вас зовут? — спросил он. — Как я смогу должным образом поблагодарить вас, если не знаю даже ваших имен?
— Меня зовут Леа, — улыбнулась женщина. — А это — Давид.
— Здравствуй, Давид, — сказал мальчику Мойше. Тот спокойно, по-взрослому, кивнул. Мойше почувствовал жгучую вину за то, что ребенку приходится участвовать в его защите.
Сквозь окружение бойцов к Мойше протолкнулась какая-то невысокая женщина с седыми кудряшками.
— Реббе Мойше, мне нужно у вас спросить… — начала она. Дальнейшие слова застряли у нее в горле, когда она увидела, что рядом с ним стоит вовсе не Ривка. Женщина попятилась назад, поедая Мойше широко раскрытыми глазами, словно у того вдруг выросла вторая голова.
— Такое внимание нам ни к чему, — прошептала Леа. — Вы правы, реббе Мойше, будет лучше уйти. Извините за ущерб, который я наношу вашей репутации.
— Если придется выбирать между репутацией и семьей, я выберу второе, — твердо сказал Русси. — К тому же, — добавил он, — по тому, как мы здесь разговариваем, вскоре все поймут, почему я играю в эту игру.
Он говорил это для Леа, но также и для облегчения собственной совести, ибо понимал, что скорее всего прав.
Казалось, вот-вот разразится скандал. Не дожидаясь, пока народ начнет собираться вокруг них и тыкать пальцами, Мойше, Леа и Давид покинули барахолку и пошли не слишком быстро, но и не слишком медленно к дому Русси. Ящеры, двигающиеся впереди и позади них, были в каком-то смысле благом, ибо не давали людям подойти слишком быстро и разоблачить маскарад.
Когда дверь квартиры наконец закрылась за их спинами, Русси вновь испытал угрызения совести. Привести женщину — молодую, привлекательную женщину — сюда… «стыдно» было еще самым мягким словом, какое он мог придумать. Но Леа вела себя совершенно прозаично. Она сняла ушанку и с улыбкой вернула Мойше; должно быть, ее предупредили, что ящеры могут подслушивать. Она показала на шапку, потом на себя и пожала плечами, словно спрашивая: ну как ящеры смогут сообразить, что она — Ривка, если у нее на голове нет этой шапки? Затем вышла за дверь и скрылась.
От простоты ее исчезновения у Мойше перехватило дыхание. Ящеры не поставили часовых возле квартиры, только у входа в дом. Возможно, они не хотели, чтобы внешне все выглядело так, словно они его устрашают, хотя так оно и было. А может, как говорил Анелевич, они просто наивные не догадываются, сколь изобретательными могут быть люди. Как бы там ни было, Леа, которая больше не походила на Ривку, намеревалась спокойно проскользнуть мимо часовых и выйти на свободу.
Давид еще какое-то время посидел на полу и поиграл с игрушками Рейвена. Затем поднялся и встал у порога. Мойше открыл мальчику дверь. Давид снова кивнул все с той же удивительной серьезностью, потом вышел в коридор. Мойше запер дверь.
Теперь, когда он остался один, квартира показалась ужасающе громадной и пустой. Мойше заглянул в спальню, покачал головой и поспешно вышел оттуда. Потом направился на кухню и снова покачал головой, но уже по другой причине. Готовить он не умел, а сейчас ему предстояло в течение какого-то времени самому себя кормить. На кухонном столе Мойте обнаружил черный хлеб и кусок сыра. Достал из молочной кружки нож и соорудил себе бутерброд. Если ему захочется более изысканной пищи, придется искать кого-то, кто об этом позаботится.
Разумеется, ящеры могут сделать так, что ему вообще больше не придется беспокоиться о пище… Об этой Мойше старался не думать. Он вернулся в общую комнату, вытащил какую-то старую книжку о заболеваниях толстой кишки. Глаза его бегали по строчкам, он перелистывал страницы, но не понимал ничего из прочитанного.
В эту ночь он спал плохо. Пустая кровать Ривки и кроватка Рейвена болезненно напоминали ему об отсутствии тех, кого он любил. Мойше привык слышать в спальне нежное дыхание и случавшееся временами похрапывание. Тишина, установившаяся здесь после исчезновения жены и сына, била по нервам сильнее, чем оглушительный грохот. Мойше словно завернули в толстый слой ваты.
Утром он опять перекусил хлебом с сыром. Потом продолжил слоняться из угла в угол, пытаясь сообразить, что делать дальше. В это время послышалось царапанье с внешней стороны входной двери. Когти ящеров быстро шкрябали по дереву; это заменяло у пришельцев стук.
У Русси пересохло во рту. Он надеялся, что ему дадут целый день, в течение которого он якобы будет принимать решение. Но нет. Он открыл дверь. К удивлению Мойше, в коридоре стоял Золрааг в окружении изрядного количества солдат.
— Ваше превосходительство, — заикаясь произнес Русси. — Я польщен. Не ж-желаете ли войти?
— Нет необходимости, — ответил Золрааг. — У меня к вам один вопрос, герр Русси: вы будете выступать по радио кис, как нам надо и как мы от вас требуем?
— Нет, ваше превосходительство, не буду. Мойше ждал, что сейчас упадет небо.
— Тогда нам придется вас убедить. — Бугорчатые глаза повернулись к одному из подчиненных. — Ваши самцы должны схватить тосевитскую самку и детеныша.
Разумеется, он говорил на своем языке, но Русси достаточно хорошо вонял его слова.
— Будет исполнено.
Подчиненный, наверное, офицер прошипел распоряжения остальным ящерам. Один из них направил свое оружие на Русси.
— Вы не будете вмешиваться, герр Русси? — сказал Золрааг.
— Я не буду вмешиваться, — пообещал Мойше. Кто-то из солдат двинулся на кухню, другие в спальню. Вскоре все они вернулись.
— Досточтимый губернатор, других Больших Уродов здесь нет, — доложил один из них.
Будь это человек, Русси сказал бы, что голос его звучит встревожено.
— Что? — одновременно вырвалось у командира отряда и у Золраага.
Губернатор впился глазами в Русси:
— Где они?
— Ваше превосходительство, я не знаю. — Русси хотелось бы быть столь же смелым, как бойцы Анелевича, которые, казалось, шли в битву без тени тревоги. Если прежде Золрааг лишь сердился на Мойше, теперь он придет в ярость, но по крайней мере ему не излить эту ярость на ни в чем не повинных людей. — Как сказал ваш солдат, их здесь нет.
— Куда они ушли? — требовательно спросил Золрааг.
— Этого я тоже не знаю.
— Вам не удастся легко обмануть меня, на что вы могли надеяться, — речь Золраага стала более ломаной, чем обычно. — Вчера видели, как самка и детеныш вернулись вместе с вами. На выходе они замечены не были. Значит, должны находиться где-то в этом здании. — Губернатор обратился к командиру отряда: — Вызовите дополнительные силы. Мы распотрошим это грязное стойло, как мякоть плодов дерева клегг.
