Судя по кислому выражению лица, Стипий был отнюдь не в восторге от такого поручения.

Жрец оказался пьяницей с солидным стажем. После возлияний речь его не стала менее внятной, и передвигался он прямо и уверенно. О количестве выпитого можно было догадаться лишь по легкой красноте, выступившей на его лбу и носу, хотя жрец успел немало погрузить на борт.

Прихлебывая из кружки, Скавр пытался не давать волю раздражению.

– Кто же поручил тебе помогать нам? – спросил он, желая сделать словесную дуэль более интересной. Чем скорее эта винная губка в голубом плаще уйдет, тем лучше. Кто же напустил на римлян этого пьяницу – Нейп или патриарх Бальзамон? И чем это их так прогневали несчастные легионеры, что бедным наемникам было ниспослано подобное наказание?..

Стипий удивил Марка ответом.

– Метрикий Зигабен сообщил мне, что врачеватель вас покинул.

– Да, это так, – признал Марк и мельком подумал о том, что любопытно было бы узнать, что поделывает сейчас Горгид в Пардрайских степях.

Зигабен был командиром императорских телохранителей. Марк вполне доверял опыту этого молодого офицера. Если Зигабен рекомендовал Стипия, то, возможно, в этом жреце было что-то полезное.

– Так в чем же дело?

– Он предложил мне, скромному слуге Фоса, помогать вам. Я обучен искусству заживлять раны. Ни один отряд армии Его Величества нельзя оставлять без такой помощи. Даже отряд, вроде твоего, полный язычников, – заключил Стипий не без отвращения.

Последние слова Марк благоразумно пропустил мимо ушей.

– Ты жрец-целитель? Прикомандирован к нам? – Скавр едва сдержал крик радости.

Некоторые жрецы умели использовать себя как посредников между больными и энергией Фоса. Не раз уже они исцеляли людей, которых бессилен был спасти Горгид. Без их помощи те бы погибли. Грек пытался обучиться методам служителей Фоса, но безуспешно. Эта неудача, как и многое другое, послужила причиной, по которой Горгид оставил легион и отправился в степи.

Год назад Нейп потратил немало времени, пытаясь передать Горгиду принципы искусства магического врачевания, – но тщетно. Сам Нейп, хотя и не был специалистом в этом искусстве, спас в свое время многих раненых легионеров.

Если в легионе появится свой жрец-целитель, подумал Скавр, он будет $` #.f%-%% рубинов.

– Так ты прикомандирован к нам? – переспросил Марк, желая услышать это от Стипия еще раз.

– Да. – Жрец был весьма далек от радости. Его талант оказался для римлян куда более приятной вещью, чем для него самого. Жрец оглядел ровные ряды коек в казарме. – Я буду жить здесь, я полагаю?

– Как тебе угодно. Выбирай любую, какую захочешь.

– Все, чего я сейчас хочу, – это побольше вина.

Не желая настраивать жреца против себя или казаться несдержанным и злым, Марк достал еще один кувшин и протянул Стипию.

– Хочешь хлебнуть? – спросил Стипий. Когда трибун отрицательно покачал головой, жрец, неприязненно глядя на кружку, осушил кувшин до дна. Все дурные предчувствия с новой силой набросились на Скавра.

– А-ах!.. – выдохнул Стипий, отставляя кувшин. В его голосе прозвучало истинное наслаждение. Он поднялся и кое-как побрел к двери. Он влил в себя столько вина и к тому же с такой скоростью, что это могло бы свалить с ног и полубога.

– С-скоро в-вернусь! – заплетающимся языком проговорил он. На этот раз выпитое сказалось и на его речи. – Н-нужно забрать из монастыря мои… шм-мотки и принести с-сюда.

Передвигаясь осторожно, жрец двинулся к двери шагом человека, привыкшего ходить после изрядных возлияний. Но не успев сделать и пяти шагов, он вдруг опять повернулся к Марку. Несколько секунд жрец изучал трибуна, глядя неподвижно, как сова. Скавр уже собрался спросить, чего тот хочет, когда Стипий р-решительно в-вышел из казармы.

Раздосадованный и раздраженный, Скавр вернулся к пергаментам.

В этот вечер Хелвис спросила его:

– Ну, как тебе понравился этот Стипий?

– Понравился? Мне он совсем не понравился, но есть ли у меня выбор, вот в чем вопрос. Какой угодно целитель лучше, чем никакого.

Марк подумал о том, насколько откровенным может быть с Хелвис в этом щекотливом вопросе – жена трибуна была очень религиозна.

Скавр откинулся на переборку, отделяющую их комнату от комнаты соседа; две римские казармы из четырех были разделены для семейных пар перегородками.

Хелвис хмыкнула и нахмурилась, почувствовав его колебания. Но прежде чем она успела задать еще один вопрос, ее пятилетний сынишка Мальрик бросил деревянную тележку, с которой играл, и начал во все горло распевать грубую солдатскую песню: «Маленькая птичка с желтеньким крылом». Хелвис закатила глаза – голубые, как у многих намдалени.

– Так, а теперь – хватит, молодой человек. Пора в постель.

Мальрик не обратил на мать внимания и продолжал голосить, пока она не схватила его под коленки и не подняла вниз головой. Мальчишка весело засмеялся. Туника упала на пол, соскользнув с плеч. Хелвис уловила взгляд Марка.

– Видишь, половина битвы уже выиграна.

Трибун улыбнулся, наблюдая за тем, как она стаскивает с сына штанишки. Она была красива. Ему нравилось смотреть на нее. Кожа Хелвис была бледнее, а черты лица – менее острыми, чем у видессианок. Выступающие скулы и пышный рот придавали ее лицу особую красоту. Она была немного полновата, и под льняной блузой выступала ее высокая грудь. Фигура Хелвис привлекала взоры многих мужчин. Марк немного ревновал ее. Ранняя беременность еще не успела округлить ее живот.

Хелвис легонько шлепнула Мальрика по попке.

– Иди, поцелуй Марка перед сном, сбегай кое-куда – и спать.

Марк любил ее голос – мягкое контральто.

Мальрик жаловался и вздыхал, пытаясь выяснить, насколько серьезна сейчас мама, но следующий шлепок и грозный взгляд убедили его в том, что она не шутит.

– Хорошо, мама, я уже иду, – сказал Мальрик и подбежал к Скавру. – Qпокойной ночи, папа.

Ребенок разговаривал с Хелвис на диалекте намдалени, а с Марком – по-латыни. Мальчик выучил этот язык с радостью ребенка, получившего новую игрушку. Впрочем, это было не удивительно: прошло уже почти два года с тех пор, как Марк и Хелвис начали жить вместе.

– Спокойной ночи, сынок. Спи хорошо. – Скавр взъерошил светлые волосы мальчика, так похожие на волосы его покойного отца Хемонда. Мальрик обнял его и, юркнув под одеяло, закрыл глаза.

Родной сын Марка, Дости, десятимесячный малыш, уже сопел в своей колыбельке. Он что-то забормотал во сне, но успокоился, когда мать закутала его теплым одеялом. Случается, подумал трибун с надеждой, он спит всю ночь напролет, не шелохнувшись.

Когда Хелвис убедилась, что Мальрик тоже заснул, она повернулась к Скавру:

– Так что же плохого в этом твоем жреце-целителе?

Услышав прямой вопрос, Марк отбросил колебания.

– Ничего, – сказал он, но прежде чем она успела удивленно поднять брови, добавил: – За исключением того, что он самоуверенный, наглый, жадный и вспыльчивый тип. Сейчас он рухнул, потеряв сознание от избытка вина, и храпит, как бык, к которому подвели корову. Я сомневаюсь в том, что он может исцелить укус блохи, не говоря уж о настоящей ране.

Хелвис нервно засмеялась. Вспышка Скавра и позабавила ее, и рассердила. Хелвис была до фанатизма ярой последовательницей религии Фоса. Она чувствовала себя не в своей тарелке, слыша, как жрец подвергается оскорблениям и насмешкам. С другой стороны, урожденная намдалени, она считала видессиан еретиками. Двусмысленность ситуации привела ее в замешательство.

Марк занозил себе плечо и, пока вытаскивал ногтем занозу, думал о том, что с тех пор, как они с Хелвис встретились, двусмысленность слишком часто сопутствовала их отношениям. Они были слишком разными, чтобы чувствовать себя совершенно свободно друг с другом. Каждый обладал чересчур сильной волей, чтобы уступать другому без спора и сопротивления. Религия, политика, даже любовь… Иногда казалось, что осталось слишком мало вещей, о которых они не спорят. Но когда у них все шло хорошо, сказал Марк самому себе, внутренне улыбнувшись, оно действительно шло хорошо.