Увы, Фральк знал цену желаниям. И своим, и чужим. Если бы все желания сбывались, каждый голодающий фермер, уснув с мечтой о процветании, уже к утру просыпался бы, скажем, отцом клана. Большинство желаний так желаниями и остаются.

Но мечта о том, чтобы Джуксал оказался где-нибудь подальше, была такой приятной, что Фральк не смог избавиться от нее сразу. Поэтому его глазные стебли слегка колыхались от затаенного удовольствия, когда он возвращался с плаца в город Хогрэма.

Забытый Реатуром кусок пергамента с начертанными на нем письменами провалялся в палатах самок несколько дней. Большинство самок не обратили на него никакого внимания, некоторые нацарапали какие-то каракули на чистых местах и отбросили пергамент в сторону. Потом им завладела Ламра. Читать она не умела, но знала, что каждому написанному знаку соответствует определенный звук. Однажды, устав от игр с подругами, Ламра захотела поиграть со звуками, которые были ей известны и обозначались знаками, следующими один за другим.

Она решила выяснить, что получится, если произнести один звук, потом второй, следующий за первым, а затем третий… И в итоге получилось Л-Е-Д! Так вот что означают эти три знака! Лед! Взволнованная своим открытием, Ламра воззрилась на кусок пергамента всеми шестью глазами одновременно, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Она, правда, услышала, как приоткрылась дверь, но не придала этому никакого значения, не в силах оторваться от написанного.

Поэтому самка немного растерялась, заслышав совсем рядом голос Реатура:

— Что у тебя здесь такое?

Три ее глазных стебля, дернувшись, повернулись в его сторону. Рядом с Реатуром стояла человечья самка Сара. Как им удалось подкрасться к ней так незаметно? А, неважно. Она обрадовалась их приходу. Особенно приходу Реатура.

— Смотри, — Ламра указала на уже известные ей знаки. — Это означает «лед», правильно?

Хозяин владения приблизил один из глазных стеблей к пергаменту.

— Ну да, лед. Как ты догадалась? — спросил он, не отрывая одного глаза от слова, другим глядя на Сару и на играющих у противоположной стены самок, а остальными четырьмя внимательно рассматривая Ламру.

— Если говорить звуки трех этих знаков вместе, то из них получается слово, — объяснила она.

Реатур ничего не ответил, но и глазных стеблей в сторону не отвел. Ламру встревожило его молчание.

— Со мной что-то не так? — спросила она, опасаясь, как бы Реатур не отругал ее за то, что она посмела узнать смысл написанного.

— Нет, с тобой все в порядке, — ответил хозяин владения после ужасно длинной паузы. Ламра посмотрела на свое тело и с удовлетворением отметила, что встревоженный голубой сменился зеленым цветом облегчения и счастья.

— Что? — спросила Сара, не совсем поняв, о чем идет речь.

— Я знаю, что говорят эти три знака, — гордо заявила ей Ламра, указывая на пергамент когтем. Она произнесла каждый звук по отдельности, затем вместе. — Лед! Ты понимаешь?

— Да, я понимать, — сказала Сара и несколько раз хлопнула друг об друга своими пятипалыми руками. Шум напугал Ламру, и она наполовину втянула свои глазные стебли в голову. — Нет бояться, — сказала человечья самка. — У нас это означать «хорошо» или «молодчина».

Ламра лишний раз убедилась в странности пришельцев. Вроде хотят тебя напугать, а потом говорят «молодчина». Ее глазные стебли снова вытянулись наружу.

Сара повернула голову так, чтобы оба ее глаза смотрели на Реатура.

— Ты понимать?

Если бы это сказала не самка (будь она хоть трижды человечья), а взрослый самец омало, Ламра могла бы уверенно констатировать, что в голосе, которым была произнесена фраза, звучал явный триумф.

— Я ведь уже как-то говорил тебе об этом, разве нет? — спросил Реатур резко и в то же время как-то покорно.

Человечья самка наклонила голову вниз — все равно что почтительно расширилась.

— Насчет чего ты понял, Реатур? — спросила Ламра.

— Насчет тебя, — ответил хозяин владения и, помолчав, продолжил: — Человечья самка хочет попробовать сделать так, чтобы ты не умерла после почкования.

— Ого! — сказала Ламра, а потом повторила еще раз, громче: — Ого! — Она понятия не имела, как ей отнестись к сказанному Реатуром. — Ты уверен, что у нее получится?

— Нет, — признался Реатур. — Я даже не знаю, следует ли мне позволять ей делать это. Не знаю, удастся ли Саре сохранить тебе жизнь. Но одно мне известно точно — я не хочу, чтобы ты умирала. В общем, если у нее получится, я буду счастлив. Если нет… Ну что же, мне останется только скорбеть о тебе.

«Если сам Реатур считает, что у Сары может получиться, — подумала Ламра, — я поступлю так, как он захочет». С тем же любопытством, которое заставило ее изучать знаки на пергаменте, она поинтересовалась у Сары:

— Как ты сохранишь мою кровь внутри меня?

Она выходит очень быстро.

Реатур строго запрещал самкам присутствовать при почковании, однако Ламра пару раз видела Палату Почкования ПОСЛЕ смерти самок, но ДО того, как ее приводили в порядок.

Сара повернула голову к Ламре.

— Не знаю. Пытаться узнать, — затем она обратилась к Реатуру: — Самка задавать хорошие вопросы, да?

— Это да, — согласился хозяин владения. — Она всегда задает хорошие вопросы. С тех пор, как узнала, для чего нужны слова. Из-за этого и из-за многого другого мне и хотелось бы, чтобы она осталась в живых.

— А мне хотелось бы, чтобы вы оба не говорили обо мне так, будто меня здесь нет, — возмутилась Ламра.

Реатур и человечья самка на мгновение замерли. Потом Сара начала издавать странные звуки, заменявшие ей смех; оно и понятно, глазных стеблей-то у нее не было, покачать нечем. А Реатур вдруг расширился так, будто сам был самкой, а она, Ламра, хозяином владения.

— Не смейся надо мной! — Ламра так рассердилась, что даже пожелтела.

— Извини, малышка, — сказал Реатур мягко. — Я не хотел дразнить тебя.

— Ладно, чего уж там, — пробормотала Ламра, и вдруг ее глазные стебли задергались словно сами по себе. Невообразимо! Нет, вы только представьте себе — она отчитала хозяина владения! Больше того, ей это сошло с рук! Слегка успокоившись, она вспомнила, что Сара так и не ответила ей.

— Если ты еще не знаешь, как уберечь меня от кончины, откуда ты узнаешь потом?

— Очень хороший вопрос, — сказала Сара.

Ламра почувствовала, что снова желтеет — она хотела настоящего ответа, а не пустых слов, из тех, что красиво звучат, но ничего при этом не объясняют.

— Я попробовать сначала с животные, — промолвила человечья самка. — Я смотреть, жить ли самка животного после того, что я делать. Если да, я делать это с тобой. Если нет, я делать другая вещь с самка другого животного и смотреть, жить ли она после ЭТОГО.

— Понимаю, — ответила Ламра, обдумав услышанное. — А если ни одна из самок животных не будет жить, что тогда?

Сара открыла рот и снова закрыла его, ничего не сказав.

— Тогда ты тоже не будешь жить, Ламра, — ответил за нее Реатур.

— Я так и подумала. Ладно, если уж этому все равно суждено случиться, я не должна беспокоиться, не так ли?

— Конечно, не должна, — немедленно ответил Реатур. — Обо всем должен беспокоиться только я. Это одна из основных обязанностей хозяина владения.

— Ну и ладно, — буркнула Ламра. — Я плохо умею беспокоиться — чтобы что-то делать правильно, надо слишком долго думать об этом, а мне не нравится долго думать о чем-то одном. Вокруг так много интересного, о чем можно думать.

— А о чем еще тебе интересно думать? — спросил Реатур.

— Я же тебе говорю, о многом. Ну, например… Сара, если ты узнаешь, как уберечь меня от кончины после того, как мои почки отвалятся, сможет ли Реатур сделать то же с другими самками, позже?

— С другими самками? — воскликнул хозяин владения. — Ну, мне это даже и в голову не приходило. — Он начал голубеть, и это встревожило Ламру — чего Реатур испугался? — Если все наши самки, — продолжил тот, поголубев почти до синевы, — и все их отпочковавшиеся, и все отпочковавшиеся от следующих будут жить так же долго, как самцы, чем мы их прокормим? Мое владение едва обеспечивает пищей тех, кто живет сейчас.