«Егор со мной! Я знала, знала, что это был обычный кошмар, морок, неправда! Глупая, что же я так страдала, так мучилась. Ведь вот он – Егор, мой Егор, мой Ег-о-о-о-о-ор! Егор! Со мной! Во мне!»

Она победно вскрикнула, чуть ослабив объятия, и на секунду закрыла глаза от безмерного, волной накрывшего изнутри счастья, но тут же открыла их, смертельно испугавшись, что прозрачный взгляд Егора, только что проникавший ей прямо в сердце, исчезнет. Исчезнет как сон. Нет, только не это!

– Егор!

Он по-прежнему лежал рядом на белом перьевом облаке. Красивый, горячий, живой. Её Егор, её первая и последняя любовь. Её мальчик, её мужчина, её счастье, её боль.

– Кити, я здесь! Я с тобой! Почему ты плачешь?

– Потому что я вспомнила, что это сон. Во сне нельзя вспоминать, что это сон, иначе сразу проснёшься. Или я проснулась и ты остался со мной?

Он молчал. Смотрел на неё, щурясь своими васильковыми глазами, в которых отражалось рассветное небо, и молчал. Пусть молчит, главное, что не исчезает. Одной своей сильной рукой пловца Егор, едва касаясь, гладил короткие непослушные светлые волосы Кити, а второй аккуратно и нежно вытирал слёзы с её лица. А слёзы всё катились и падали вниз, прожигали облако, на котором лежали влюбленные, и летели вниз на землю.

– Дождь пошёл, – сказал Егор и улыбнулся, хотя его нижняя губа предательски подрагивала, – затопишь Землю, Кит. Не плачь, всё давно уже прошло. Тебе нужно отпустить меня и позволить себе начать жить. Смотри, как красиво вокруг.

Внизу решительно вставало солнце. Оно красило небо, белые перины облаков и глаза Егора в разные оттенки розового цвета. Кити заплакала ещё сильнее и прижала обветренные губы Егора к своим, жарким и солёным от слёз, коротко его поцеловала и прошептала:

– Молчи. Молчи. Я не хочу тебя слушать. Я никогда не отпущу тебя! Молчи. Просто целуй меня и обнимай, люби меня, пока не кончится этот чудесный сон.

И сон продолжился. Такой же бесконечный и такой же короткий, как жизнь. Такой же прекрасный и такой же несправедливый. Кити плакала уже не от страха и горечи, а от счастья. Счастья, которое разрасталось в ней всё больше и больше с каждым движением Егора внутри неё. И не было больше ничего, кроме этого бесконечного секундного счастья, венчающегося взрывом вселенной и рождением сверхновой любви. Счастья, которое могло исчезнуть в любой момент, стоило ей проснуться. Счастья, которое светилось из Кити ярче, чем восходящее солнце, стоявшее уже вровень с их облаком-постелью. Егор вздрогнул, захрипел и замер, обняв Кити. Она тоже обняла Егора так крепко, как только могла, прижалась к нему всем телом, зарылась лицом в его кудри, не желая отпускать своё счастье ни на секунду. Кити не хотела ничего слушать, она хотела только его. Егора. Егора! Услышав её мысль, он неожиданно поцеловал её маленькую грудь, слегка потянув зубами за серёжку в соске.

– Ещё, ещё, – зашептала она.

– Ненасытный Кит! – Егор спустился ниже.

– Я насытный! – возмутилась Кити.

– Очень сытный, – продолжил игру Егор, зацепив языком колечко в пупке Кити.

– У-кху. Извините. Я на секундочку, – полный извиняющихся обертонов, но всё равно шкодный голос ворвался в сладкий сон девушки.

– Это ещё что за… клоун?

Кити с удивлением уставилась на свою в десятки раз увеличенную татуировку, обретшую пышную объёмную плоть, и сразу вернулась в реальность, не выходя из сна. Высший пилотаж – понять, что видишь сон, и остаться в нём, при этом вспомнив то, чего никогда не было, то, во что наяву ты ни за что не поверишь и даже не сможешь воспроизвести. Сейчас, например, Кити кажется, будто всё это повторяется в сотый раз. В любом случае она точно знает, что толстый страшный клоун, рисунок на коже, сбежавший с её груди, лишивший её всякой надежды на вечное счастье своим приходом в её сон, ничего хорошего не скажет. Это точно.

– Привет, Браза, – почти ласково сказал Егор, перекатившийся за Кити и скрывший её тело от маленьких любопытных глаз клоуна в объятиях сильных рук, – ты, как всегда, не вовремя!

– Я тоже люблю тебя, Егор!

– А я тебя ненавижу. Зачем я только тебя сделала!

Какого хрена ты припёрся сюда на этом жирном общипанном гусе?

– Я что, на гусе?! – искренне испугался Тик, с опаской посмотрел вниз и тут же спрыгнул с гуся на воздушную постель Кити и Егора. – О, как взбили облако, любовнички. Всё кувыркаетесь, а то, что мир катится к чертям, волнует только меня?

– Вот и катись к чертям из моего сна вместе со своим миром. Завтра же выведу тебя в салоне!

– Выведи! Выведи, ради всего святого! Вспомни этот сон, разозлись и выведи! А заодно вспомни, что если ты не отпустишь Егора, не влюбишься и не начнёшь радоваться жизни, через пару месяцев всему миру наступит кирдык!

– Бесполезно, Тик! – с усталым вздохом сказал Егор. – Ты же знаешь – утром она всё забудет! Тысячу раз я пытался ей всё объяснить. С тобой и без тебя – всё абсолютно безмазово! Следующей ночью я снова здесь. Кити выдёргивает меня из небытия – мы счастливы до утра, а мир доживает последние дни.

– Что за ахинею вы тут поёте в два голоса? Даже для сна – перебор. Чтобы спасти мир, я должна пожертвовать своей любовью, своей верностью погибшему любимому, которого вижу только во сне? Для этого я должна взять и влюбиться? Только и всего-то. Подумаешь, какая ерунда – влюбиться в другого человека! Это же, как сходить постричься: раз – и новая причёска. Раз – и новая любовь! Так ты это себе представляешь, толстый умник?

Клоун одобрительно развёл короткими пухлыми руками:

– Угу!

Егор еле удержал взорвавшуюся Кити. Если бы не его сильные руки, она бы вскочила и пинком опустила Тик-Така с неба на землю.

– Придурок! Я ни за что и никогда не предам своего Егора! Моя любовь – это всё, что у меня осталось! Она больше и сильнее меня! Она больше и сильнее всего долбаного света, которому всё никак не может прийти конец! Зачем мне мир, в котором не будет Егора?

– Ну вот, – сказал клоун, подбоченившись и притоптывая по облаку левым несуразным ботинком сто пятого размера, – опять подмена героизма эгоизмом. Три года, Кити, ты живёшь, запрятав все свои негативные эмоции глубоко в себя, чем всё больше и больше разрушаешь свой Эмомир. А из него наружу рвутся страшные чудовища, все, что ты скопила там за всю свою короткую, но полную утрат и боли жизнь. Они и уничтожат Мир. Ты не живёшь своей жизнью, Кити.

И свой потенциал любви ты тратишь лишь во сне. Ты не даёшь уйти Егору. Это так красиво и твоя любовь достойна уважения, восхищения, но она обрушит мир! Все погибнут! Все те, кто дорог в этом мире тебе и Егору. Ты останешься королевой мёртвого мира, погибшего из-за твоей любви. Будешь ли ты счастлива тогда? Даже во сне? Не слишком ли высокая цена? Подумай. Погибнет Рита, твой отец, его семья, семья Егора, все твои друзья…

– Заткнись! Я не хочу больше это слушать! Это мой сон! Неприкосновенная территория! Ты не имеешь права превращать его в кошмар и отбирать у меня мой кусочек счастья! – Кити тщетно пыталась вырваться из рук молчавшего Егора.

– Гибель мира – не слишком высокая цена для личного счастья? Счастье – это удовольствие без раскаяния, Кити.

– Толстый зануда!

– Не Толстый, а Толстой.

– Да хоть Пушкин! Вот что я тебе скажу, клоун.

Мир, как известно, делится на две категории людей. Одни куда-то катят мир, а вторые идут сзади и причитают, куда это, мол, мир катится. А я из третьей категории – мне плевать, куда катится мир, в котором нет места для моей любви, и твои аргументы в пользу спасения душ мне совсем не интересны. Убирайся к чёрту, клоун-мессия!

– Сейчас уберусь. Егор, я пришёл сказать, что у меня плохие новости. Есть информация, что кое-кто узнал о бесполезности наших попыток достучаться до сердца Кити и готов решить проблему конца света радикально. Нет Кити – нет проблемы.

– Кто? – Егор ослабил хватку.

Кити, вырвавшись на свободу, огненной фурией подскочила к открывающему рот клоуну и столкнула его с облака.