На самом деле — да! Но об этом нестерпимо было даже думать, и уж тем более нельзя было упоминать ни при каких обстоятельствах.

Доктор прописал ему обезболивающее на случай рецидива, и на этом все закончилось.

Казалось, Драгошани должен был на этом успокоиться, но он был далек от такой мысли.

Он попытался издали связаться с Тибором. Вполне возможно, что ответ знает старый дьявол — даже если он солжет, возможно, удастся найти разгадку. Но ответа не было. Если Тибор и услышал его, откликнуться он не пожелал.

Он в сотый раз перебирал в памяти события, предшествовавшие ужасной боли, свое бегство, беспамятство. Что-то упало ему на шею. Дождь? Нет, ночь была ясной и сухой. Листок, кусочек коры? Нет, потому что оно было влажным. Капля птичьего помета? Нет. Рука его, после того как он провел ею по шее, осталась чистой.

Что-то упало ему на шею, а после этого буквально через мгновение спина и голова были словно тисками сдавлены. Это было что-то неизвестное. Но... что? Драгошани казалось, что он знает ответ, но не осмеливается облечь его в ясную форму, осознать. Эти страшные мысли беспокоили его во сне — бесконечными ночами его мучили одни и те же повторяющиеся кошмары. Проснувшись, он не мог вспомнить того, что ему снилось, но точно знал, что это было нечто ужасное.

Такие мысли преследовали его, как наваждение, иногда он не в состоянии был думать ни о чем другом. Была какая-то связь между тем, что случилось, и тем, что говорил ему вампир в тот самый момент, когда это случилось. С этими событиями были связаны и те изменения, которые он обнаружил в себе после случившегося...

Это были психические изменения, которые трудно было объяснить. А если и существовало объяснение, то Драгошани был еще не готов принять его.

Не далее как неделю тому назад Боровиц сказал ему:

— Драгошани, мальчик мой! Ты стареешь на глазах. Я что, заставляю тебя слишком много работать? Или дело в другом? Может быть, наоборот — я недостаточно нагружаю тебя работой? Да, скорее всего, дело именно в этом: недостаточно того, что ты постоянно занят. Когда ты в последний раз окунал в кровь свои нежные пальчики, а? Месяц назад, так? Этот двойной агент французов? Ты посмотри на себя? У тебя поредели волосы, и, судя по всему, ослабли десны. А твоя бледность, впалые щеки?! У тебя, наверное, анемия? Может быть, хоть поездка в Англию пойдет тебе на пользу?..

Боровиц всеми силами старался вывести его из себя, но Драгошани не осмеливался попасться на эту удочку, боясь привлечь к себе внимание, — этого ему сейчас хотелось меньше всего. К тому же Боровиц, сам того не подозревая, был совершенно прав.

Действительно казалось, что волосы у Драгошани поредели, но это было не так. Об этом свидетельствовало маленькое родимое пятно на его голове. За последние десять лет положение родинки по отношению к границе волос не изменилось — значит, они не выпадают. Изменилась сама форма черепа — он, казалось, несколько удлинился. То же самое и десны! Они не ослабли — это зубы стали длиннее! Особенно верхние и нижние резцы. А говорить об анемии уж и вовсе смешно. Да, он бледен, но отнюдь не слаб. На самом деле, он чувствовал, что стал намного сильнее, более жизнерадостным и жизнеспособным, чем, когда-либо. Во всяком случае, в физическом плане. Его бледность могла быть связана со все усиливающейся светобоязнью — он теперь с трудом мог переносить дневной свет и никогда не выходил на улицу без темных очков, даже если день был пасмурным.

Да, физически он был вполне здоров. Но его сны, непонятные страхи, наваждения, неврастения...

Он превратился в настоящего неврастеника!.. Драгошани пришел в ужас от подобного предположения, хотя и признался в этом лишь самому себе.

Одно для него было совершенно ясно: выполнив задание в Англии, он при первой же возможности вернется обратно в Румынию. Ему необходимо выяснить некоторые вопросы и решить ряд проблем. И чем раньше, тем лучше. Тибор Ференци слишком долго поступал по-своему, так, как хотелось ему.

Рядом с Драгошани, в соседнем из трех, расположенных в ряд, кресел сидел, скорчившись. Макс Бату. Чтобы поместиться, ему пришлось поднять разделяющий их подлокотник. Кашлянув, Бату прошептал: “Товарищ Драгошани! Считается, что это я обладаю черным глазом. Вы что, забыли о наших ролях?"

— В чем дело? — При звуке его голоса Драгошани дернулся в кресле и уставился на своего улыбающегося соседа. — Что вы хотите этим сказать?

— Я не знаю, о чем вы только что думали, друг мой, но уверен, что ваши мысли не предвещают ничего хорошего, — объяснил Бату. — У вас было зверское выражение лица.

— А... — с облегчением протянул Драгошани. — Послушайте, Макс, мои мысли принадлежат только мне, и вас они не касаются.

— Вы холодный человек, — сказал Бату. — Мы оба, пожалуй, люди холодные, но даже я ощущаю исходящую от вас стужу. Сидя рядом с вами, я чувствую, как она проникает в меня. — Улыбка медленно сползла с его лица. — Я, может быть, невольно побеспокоил вас?

— Разве что своей болтовней, — хмыкнул Драгошани.

— Возможно, и так, — пожал плечами Бату. — Но нам необходимо “поболтать”. Я надеялся, вы проинструктируете меня, объясните мне все, что не рассказал Боровиц, поможете связать концы с концами. Хорошо бы вам сделать это именно сейчас. Мы здесь одни — даже КГБ пока не прослушивает через свои “жучки” самолеты “Аэрофлота”! К тому же через час мы будем в Лондоне. А в посольстве поговорить будет сложно.

— Думаю, вы правы, — неохотно согласился Драгошани. — Хорошо, позвольте я объясню вам, что к чему. Вам лучше представлять себе всю картину.

Боровиц возглавил отдел экстрасенсорики около двадцати пяти лет назад. В то время в России большая группа так называемых “запредельных” ученых впервые заинтересовалась парапсихологией, все еще отрицаемой в СССР. Боровица всегда интересовала экстрасенсорика, несмотря на его совершенно приземленное военное прошлое, вполне здравые убеждения и реальные цели. Люди, обладающие необычным талантом, интересовали и привлекали его — фактически, он сам был “наблюдателем”, хотя и не знал об этом. Но, обнаружив в себе этот дар, он немедленно занял пост руководителя школы экстрасенсов. Поначалу это была всего лишь школа, цель существования которой еще не определилась. КГБ эта проблема не заинтересовала: толстокожие и пуленепробиваемые существа не смогли разобраться в ней.

Так или иначе, после выхода в отставку с военной службы, благодаря связям и несомненному дару, который, естественно, сыграл не последнюю роль, Боровиц получил возможность заняться этой работой.

Через несколько лет ему удалось найти еще одного наблюдателя. Это произошло при весьма необычных обстоятельствах. Вот как это было:

Одна из женщин-телепатов (а их у Боровица в команде было немного), чей талант только-только начал расцветать, была зверски убита. В совершении преступления был обвинен ее молодой человек по имени Виктор Шукшин. В свое оправдание он сказал лишь, что, как ему показалось, женщина была одержима дьяволом, что он ощущал это в ней. Естественно, Боровиц очень заинтересовался. Он проверил Шукшина и оказалось, что тот был “наблюдателем”.

Более того, аура экстрасенсов, психологически одаренных людей раздражала Шукшина, выводила из себя, толкала на убийство, причем, как правило, убивал он самих экстрасенсов. С одной стороны, Шукшина к ним тянуло, а с другой — он стремился их уничтожить.

Боровиц спас Шукшина от соляных шахт — примерно так же, как и вас, Макс, и взял его под свое крылышко. Он надеялся, что сумеет избавить Шукшина от склонности к убийствам и использует его талант “наблюдателя” в своих целях. Но в случае с Шукшиным промывание мозгов не помогло. Более того, оно лишь ухудшило положение. Но Григорий Боровиц не любит проигрывать. Он стал искать применение агрессивным наклонностям Шукшина.

В то время американцы заинтересовались возможностью использования экстрасенсорики как оружия против своих врагов, недавно, кстати, они вновь вернулись к этой проблеме, хотя до нас им еще далеко. Но в Англии уже тогда существовал отдел экстрасенсорики, правда, как вспомогательный, однако англичане всерьез намеревались исследовать эту проблему и использовать возможности паранормальной психологии. Вот почему Шукшин прошел длительный курс обучения в разведшколе в Москве, а затем под видом невозвращенца отправился в Англию.