Мы догнали бабушку, уже входившую в лавку. За прилавком сидел и крутил транзистор круглолицый розовощекий мужчина. Приятно пахло свежими булками.

— Отставить бабку, — вполголоса скомандовал я. — Начнем прямо с продавца. Кому знать, как не ему: у него, небось, вся деревня отоваривается.

Мы поздоровались, подождали, пока хозяин обслужит бабушку, потом Лида задала ему вопрос. Мужчина что-то коротко ответил.

— Здесь летом бывает много иностранцев, — перевела девушка. — Кто его знает.

— Это было в сентябре, — заметил я. — Туристский сезон уже кончился.

Наш собеседник выключил свой транзистор, подумал немного. Потом кивнул.

— Кажется, он догадывается, о ком идет речь. О том левкоросе, который жил у Харлампия.

— О левкоросе?

— Ну, вашу Белоруссию здесь знают как Левкороссию. «Левко» по-гречески «белый», — пояснила Лида. — Так что и белорус будет левкоросом. Вот он-то и жил у Харлампия.

— Харлампий — это имя или фамилия?

— Имя, конечно, — ответила Лида. — А фамилию я сейчас спрошу.

Фамилия того человека была Спирос. Итак, Харлампий Спирос. Главный свидетель по делу об исчезновении Дмитрия?

Я вытащил из бумажника фото супруга Инны.

— Этот левкорос?

Мужчина несколько секунд всматривался в снимок.

— Вроде бы.

— И что с ним случилось?

— А что с ним случилось?

— Ну, он же… утонул?

Булочник неопределенно повел плечами.

— И лодку нашли на берегу, — продолжал я. — Его пустую лодку.

— Вам все же лучше поговорить со Спиросом, — проговорил наш собеседник. — Это был его постоялец.

— А где он живет?

Хозяин булочной покачал головой.

— Его в деревне сейчас нет.

Час от часу не легче.

— Где же он?

— Поехал в Хору.

Будем надеяться, что эта Хора находится не где-нибудь на территории Испании.

К счастью, оказалось, что Хора — это тоже деревня, и она расположена менее чем в десяти километрах от Лаккомы.

Ехать туда или ждать его здесь? Хотелось, конечно, поговорить с ним здесь: а вдруг он смог бы показать нам и комнату, и вещи — если таковые остались — «левкороса» Дмитрия Захаропулоса. Как пишут в детективных романах, важна любая мелочь.

— Он вернется сегодня?

Булочник покачал головой.

— Не думаю. Там проблема с племянником. Без родителей растет парень. Упал с мотоцикла. Гоняют, как сумасшедшие…

«Да что за невезуха такая! — досадливо подумал я. — У Теодориду мать, у Спироса — племянник. Если парень покалечился, Спиросу будет не до меня».

— Спроси: что-нибудь серьезное? — попросил я Лиду.

К счастью, как сказал булочник, племянник, вроде, отделался синяками и ушибами, но Харлампий все равно не собирался возвращаться сегодня.

Терять один день на ожидание, имея в запасе всего два, я не хотел. Завтра вечером мы должны были отправиться в обратный путь, чтобы послезавтра Лида вновь приступила к работе. Что ж. придется ехать в Хору.

— Где мы сможем найти там Спироса? — спросила Лида.

Мужчина ответил, что если он не ошибается, дом покойного брата Харлампия находится как раз в начале улицы, ведущей к старинному замку, так что заблудиться будет невозможно.

— Там спросите, — добавил он.

Мы поблагодарили мужчину и отправились на поиски такси.

Реакция булочника на вопрос о гибели «левкороса» оказалась какой-то вялой. Впрочем, если вспомнить старую сталинскую формулу «нет человека — нет проблемы», ничего странного. Был бы утопленник — была бы и головная боль.

А что если разговор с «главным свидетелем» тоже ничего не даст? В какие инстанции обращаться дальше? К царю морскому? Так, мол, и так, прошу сообщить, при каких обстоятельствах пучина проглотила, нет, поглотила раба Божия Дмитрия.

Такси мы не дождались. Возможно, в туристический сезон они и появлялись в Лаккоме, но сейчас ни малейших признаков данного вида транспорта мы не обнаружили. Да и кого было возить? Улицы деревни словно вымерли: либо все жители, кроме булочника и старушки, дружно ушли в море на ловлю рыбы, либо еще не поднимались.

— Ну, что будем делать? — проговорил я.

Словно в ответ на мои слова в конце улицы, ведущей на площадь, послышался шум мотора.

«Надо ловить, — решил я. — Вдруг он как раз едет в эту Хору?»

На площадь выехал темно-синий, в грязноватых подтеках «ниссан». За рулем сидел мужчина лет тридцати с темными курчавыми волосами.

Я махнул рукой, он затормозил и опустил стекло. Из салона доносились негромкие звуки музыки.

— Ористе?

Лида заговорила с ним по-гречески.

Мужчина покачал головой, что-то ответил, и я разобрал лишь слово «Камариотиса».

Все ясно: ему не по пути.

В следующий момент водитель добавил еще что-то, и Лида перевела:

— Вообще-то ему в Камариотису, но за пять евро он даст крюк и отвезет нас в Хору.

Выбора не было.

Я кивнул, и мы загрузились в машину.

Узнав, что на Самотраки я впервые, шофер выключил приемник и добровольно взял на себя обязанности гида. Через пару минут я узнал, что остров был населен еще за две тысячи лет до нашей эры, что когда-то здесь проживало несколько десятков тысяч человек, но сейчас осталось менее трех тысяч, и что большинство населения занимается рыбной ловлей, разведением скота и выращиванием оливок.

— А вон Фенгари, — махнул рукой водитель. — Самая высокая гора на Самотраки, более полутора километров.

В просвете между деревьями по правой стороне мелькнула окутанная тучами зазубренная вершина.

Фенгари, Фенгари… что там говорила о ней Инна? Что-то вроде того, что линия, проведенная на карте Георгием Апостолиди, проходит через вершину Фенгари.

Минут пять спустя мы миновали указатель поворота на Камариотису, потом деревушку с названием Алония; вдали, у подножия гор, показались красные черепичные крыши Хоры.

— Между прочим, столица острова, — объявил наш гид. — Где вас высадить?

— Если можно, поближе к замку.

Шофер кивнул.

— Пятнадцатый век. Построен итальянским родом Гателлузи, которые в то время владели островом. Но на вашем месте я начал бы с Палеополи. Там интересный археологический музей.

«Так бы мы и поступили — если бы были туристами», — подумал я.

Попетляв некоторое время в узких, идущих на подъем переулках, машина остановилась.

— Дальше не могу, потом не развернусь, — объявил «экскурсовод». — А замок — вон он.

Я расплатился.

Мощеная большими темными камнями улица вела к развалинам, над которыми, словно обломки зубов, виднелись остатки двух квадратных башен. По обе стороны улицы стояли белостенные оштукатуренные домишки, разительно отличавшиеся от тех, которые привык видеть в Беларуси я.

В одном из дворов мы заметили фигуру пожилой женщины, накладывавшей что-то в стоящую на земле жестяную миску. Внушительных размеров черный пес стоял рядом, радостно и нетерпеливо повиливая хвостом в предвкушении трапезы.

Лида окликнула ее. Женщина повернулась и, выслушав вопрос, указала на соседний дом.

Как раз в этот момент на его пороге возник парень с забинтованной рукой на перевязи. На правой скуле его красовалась немалых размеров ссадина. Заметно хромая, юноша побрел вглубь двора, являя собой живую иллюстрацию опасностей лихачества на мотоцикле.

— Племянничек, — пробормотал я. — Это написано у него на физиономии.

Моя спутница позвала молодого человека. Тот обернулся и подошел к нам. На вид племяннику Спироса — если это был он — было лет двадцать. У него были густые темные волосы, квадратный волевой подбородок, правильной формы нос. Выразительные карие глаза вопросительно взглянули на нас.

— Скажи, что мы хотим поговорить с господином Спиросом, — попросил я Лиду.

Девушка перевела, и он сказал что-то, из чего я выловил лишь имя Харлампия.

— Приглашает нас в дом. Дядя готовит завтрак.

Ну что ж, воспользуемся греческим гостеприимством.

Мы последовали за парнем и в следующую минуту оказались в небольшой комнате, насыщенной запахами жареного мяса, долетавшими из кухни.