– Да, это очень плохо, – посочувствовал ей Смок. – Но будь я проклят, если знаю, как вы можете помешать этому. Кто первый пришел, тот первый и взял.

– Я была бы счастлива, если бы могла что-либо изменить, – горячо отозвалась мисс Гастелл. – Пусть бы они все замерзли в дороге! О, как бы я хотела, чтобы их задержало какое-нибудь ужасное происшествие, пока старожилы с Львиного озера не доберутся до ручья!

– Вы, видно, очень не любите нас? – рассмеялся Смок.

– Не в этом дело, – быстро ответила она. – Я знаю каждого из обитателей Львиного озера и могу сказать, что это настоящие мужчины. Они голодали в этом краю и титанически работали, чтобы сделать жизнь здесь мало-мальски сносной. Я пережила вместе с ними тяжелые дни на Коюкуке, когда была еще девочкой; пережила голодовку на Березовом ручье и на Сороковой Миле. Это настоящие герои, и они имеют право на награду, а между тем тысячи зеленых молокососов оказываются теперь на много миль впереди них. Ну, я умолкаю. Нужно беречь дыхание, потому что вы и ваша компания того и гляди обгоните отца и меня.

В течение часа Джой и Смок не обменялись ни единым словом. Девушка о чем-то вполголоса переговаривалась с отцом.

– Теперь я узнал их, – сказал Малыш Смоку. – Это старый Льюис Гастелл, молодчина хоть куда. А девушка, должно быть, его дочка. Он пришел сюда так давно, что никто и не помнит точно, когда это было, и привез с собой девочку, тогда еще совсем крошку. Они с Битлсом работали вместе и пустили первый маленький пароходишко по Коюкуку.

– Знаешь что, не стоит обгонять их, – сказал Смок, – мы и так впереди всех, а нас только четверо.

Малыш согласился, и они час быстро подвигались вперед в полном молчании. В семь часов северное сияние в последний раз прорезало темноту, и они увидели на западе широкий проход между покрытыми снегом горами.

– Бабий ручей! – воскликнула Джой.

– Ну и молодцы же мы, – ликовал Малыш. – По моему расчету, нам по крайней мере нужно было идти еще добрых полчаса. Здорово, видно, я растянул себе ноги.

Как раз в этом месте дорога из Дайи, заваленная нагромоздившимися друг на друга льдинами, круто сворачивала через Юкон к восточному берегу, и с хорошо укатанной главной тропы они перебрались через затор льдин на узкую, едва заметную тропинку, идущую вдоль западного берега.

Льюис Гастелл, указывавший путь, споткнулся в темноте о льдину и опустился на снег, ухватившись обеими руками за лодыжку. Он с трудом поднялся на ноги и попробовал двинуться дальше, но шаг его сильно замедлился, и он стал заметно прихрамывать. Через несколько минут он остановился.

– Все равно ничего не выйдет, – сказал он дочери. – Я растянул себе сухожилие. Иди вперед и займи участки для себя и для меня.

– Не можем ли мы чем-нибудь помочь вам? – спросил Смок.

Льюис Гастелл покачал головой.

– Ей все равно, сделать ли одну заявку или две. А я доползу до берега, разведу огонь и перевяжу лодыжку. Не беспокойтесь обо мне. Иди, Джой. Займи для нас участки повыше Пробного. Чем выше по реке, тем богаче россыпи.

– Вот вам немного березовой коры, – сказал Смок, разделив свой запас поровну. – Мы позаботимся о вашей дочери.

Льюис Гастелл рассмеялся хриплым смехом.

– Благодарю вас, – сказал он. – Но она и сама может позаботиться о себе. Идите за ней следом и не упускайте ее из виду.

– Вы ничего не будете иметь против, если я пойду вперед? – спросила она Смока. – Ведь я знаю эту местность лучше вас.

– Ведите, – галантно ответил Смок. – Хотя я совершенно согласен с вами, что нам, чечако, не следовало бы обгонять компанию с Львиного озера. Это просто возмутительно. Нельзя ли нам как-нибудь отделаться от этих доусоновских молодцов?

Она покачала головой.

– Не можем же мы скрыть свои следы, – сказала девушка, – а они обязательно пойдут за нами, как стадо баранов.

Пройдя с четверть мили, Джой вдруг круто повернула на запад, и Смок заметил, что они идут по девственному снегу. Однако ни он, ни Малыш не обратили внимания на то, что узкая тропинка, по которой они шли до сих пор, вела дальше к югу. Если бы они могли видеть, что делал в этот момент Льюис Гастелл, история Клондайка, пожалуй, была бы написана иначе: они увидели бы, как этот старожил, сразу перестав хромать, побежал следом за ними, точно гончая собака; увидели бы, как он принялся расширять и утаптывать тропинку, которую они проложили, свернув на запад, и наконец помчался дальше по прежней узкой тропинке, направлявшейся к югу. Но ничего этого они не видели, а потому продолжали спокойно идти следом за Джой. Тропинка к ручью была едва намечена, и путники то и дело теряли ее в темноте. После четверти часа блуждания по снегу Джой Гастелл выразила желание идти сзади и предоставила мужчинам прокладывать дорогу. Задержка передовых позволила всей остальной массе золотоискателей нагнать их, и когда часам к девяти рассвело, они увидели за собой, насколько хватал глаз, бесконечную вереницу людей. При этом зрелище темные глаза Джой засверкали.

– Сколько времени прошло с тех пор, как мы пробираемся к ручью? – спросила она.

– Не меньше двух часов, – ответил Смок.

– Да два часа назад, вот вам и все четыре, – рассмеялась она. – Мои друзья с Львиного озера спасены.

Смутное подозрение пронеслось в голове Смока. Он остановился и посмотрел ей прямо в лицо.

– Я не понимаю, – сказал он.

– Не понимаете? Ну, так я объясню вам. Это Норвежский ручей. Бабий ручей дальше, к югу.

Смок на минуту онемел.

– Вы сделали это нарочно? – спросил Малыш.

– Я сделала это, чтобы выручить старожилов.

Она рассмеялась. Мужчины поглядели друг на друга и подошли к девушке.

– Знаете, я с удовольствием перегнул бы вас, как ребенка, через колено да хорошенько нашлепал, – заявил Малыш, – если б здесь, в этом чертовом краю, не были так редки женщины!

– Значит, ваш отец не растянул себе сухожилия, а просто подождал, чтобы мы скрылись из виду, и двинулся дальше? – спросил Смок.

Она утвердительно кивнула.

– А вы сыграли роль приманки?

Она снова кивнула, и на этот раз смех Смока прозвучал вполне искренно и звонко. Это был неудержимый смех мужчины, откровенно признающего себя побежденным.

– Почему вы не сердитесь на меня? – жалобно спросила она. – Или… или… почему вы не побьете меня?

– Ну-с, надо, значит, поворачивать обратно, – сказал Малыш. – Этак того и гляди ноги отморозишь.

Смок покачал головой.

– Идти обратно – значит потерять четыре часа. Мы, должно быть, прошли восемь миль по этому ручью, а он сильно уклоняется к югу. Мы пойдем вдоль Норвежского ручья, затем переберемся через водораздел и выйдем на Бабий ручей где-нибудь повыше Пробного участка. – Он взглянул на Джой. – Не хотите ли пойти с нами? Я обещал вашему отцу присмотреть за вами.

– Я… – она колебалась, – я могу пойти с вами, если вы ничего не имеете против. – Она смотрела прямо в глаза Смоку, и на лице ее уже не было прежнего выражения вызова и насмешки. – Право, мистер Смок, я почти жалею о том, что сделала. Но нужно же было кому-нибудь выручить старожилов.

– Мне кажется, что золотоискательство – своего рода спорт.

– А мне кажется, что вы прекрасные спортсмены, – сказала она; затем прибавила с легким вздохом: – Как жаль, что вы не старожилы!

Два часа они пробирались вдоль замерзшего ложа Норвежского ручья, затем свернули в узкий извилистый его приток, сворачивавший к югу. В полдень они начали подниматься в гору, чтобы перебраться через водораздел. Позади себя они видели длинную темную линию золотоискателей, направлявшихся по их следам. Там и сям поднимались тонкие струйки дыма, указывавшие на то, что усталые путники делают привал.

Для них путь был особенно тяжел. Они то и дело проваливались по пояс в снег и очень часто останавливались, чтобы перевести дух. Малыш первый взмолился об отдыхе.

– Мы уже двенадцать часов в пути, Смок, – сказал он, – и я должен признаться, что здорово устал, да и ты тоже, я уверен. Но если мы с тобой еще и можем кое-как ползти дальше, то эта бедная девушка несомненно свалится с ног, если не подкрепится чем-нибудь. Давайте разложим здесь костер. Что вы на это скажете?