Федот молчит, возразить ему нечего.

— Добро бы, — продолжает жена, — царь бы тебе сродственником был. Или уж болел бы, а дичью его лечили. А то ведь так: это царское баловство, а ты себя гробишь который год.

— А чего делать? — спрашивает Федот.

— Вот я знаю такое дело, — говорит жена Глафира, — что без барышей не останешься. Такой народный промысел. Добудь-ка сотню-другую рублей и всё увидишь.

Бросился Федот по товарищам стрельцам. У кого рубль занял, у кого два и собрал как раз двести рублей. (Столько у него много было товарищей.) Принёс жене.

— Ну, — говорит она, — купи теперь на все эти деньги разного шёлку. Чем ярче, тем лучше.

Федот пошёл на ярмарку и накупил много-много разного шёлку. Просто целый шёлковый букет. Когда он домой шёл, вся ярмарка на него оглядывалась.

Жена Глафира взяла шёлк и сказала:

— Не тужи. Молись Богу да ложись спать. Утро вечера мудренее.

Федот задумываться не стал и немедленно спать улёгся. Он так на ярмарке утомился.

Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу — тотчас явились перед ней два неведомых молодца: что угодно приказывай.

Она им говорит:

— Вот что, ребята. Возьмите этот шёлк и за единый час сделайте мне ковёр, да такой, какого в целом свете не видывано.

Ребята затылки почесали и попросили разъяснений.

— Чего тут непонятного, — говорит Глафира. — Сделайте, чтобы на нём всё королевство было вышито и с городами, и с реками, и с озёрами. Чтобы солнце сияло, церкви сверкали, а реки отблескивали. И чтобы зелень кругом.

Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковёр, какой им заказали. Отдали его стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их и не было. (Цены нет таким ребятам.)

Наутро жена отдаёт ковёр мужу.

— На, — говорит, — понеси его на гостиный двор и продай купцам. Да смотри, цены не запрашивай. Что дадут, то и бери.

Федот и рад. Он был мужчина простоватый, типовой, торговаться не умел. Взял он ковёр и на гостиный двор отправился. Не знал он тогда, что от этого ковра у него большие неприятности начнутся. Идёт он по гостиным рядам и от радости сверкает. И ковёр у него на руке тоже сверкает всеми шёлковыми красками.

Увидал один купец, подбежал и спрашивает:

— Послушай, почтенный! Продаёшь, что ли?

— Да нет, — говорит стрелец. — Я этот ковёр прогуляться вывел. Свежим воздухом подышать. Конечно, продаю.

— А что стоит?

— Ты — торговый человек, ты цену и уставляй.

Купец думал, думал, думал, не может оценить ковра да и только! И недооценить нельзя, и переплатить не хочется.

Подскочил другой купец, за ним третий, четвёртый. Все свои лавки пооставляли. Собралась толпа великая. Смотрят на ковёр, дивуются, а оценить не могут.

В то время мимо гостиных рядов проезжал дворцовый комендант Власьев. Увидел он этот митинг, решил разузнать, о чём толкует купечество. Вылез из коляски, пробился в середину и говорит:

— Здравствуйте, купцы-торговцы заморские. О чём речь у вас?

— Да вот, — говорят бородачи, — ковёр оценить не можем.

Комендант посмотрел на ковёр и сам поразился:

— Слушай, стрелец, откуда у тебя такой ковёр? Он тебе явно не по чину.

Тут и купцы закудахтали:

— Верно! Верно! Не по чину ковёр.

— Может, ты, стрелец, во дворец какой случайно забрёл?

— Ещё чего? — обиделся стрелец. — В какой такой дворец? Его моя жена вышила.

— Сколько же тебе дать за него?

— А не знаю, — отвечает стрелец. — Мне женой велено не торговаться. Сколько дадут — то и наше.

— Ну вот тебе десять тысяч! Стрелец взял деньги и отдал ковёр.

А комендант этот завсегда при короле находился. И пил и ел за его столом.

Вот он поехал к королю обедать и ковёр повёз. Съел он там за столом первое и второе, а между пятым и шестым говорит:

— Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь я сегодня купил?

Король взглянул — так и ахнул! Вот это ковёр!

Он всё своё царство как на ладони увидел. Все границы в нём размечены! Все спорные территории правильно обозначены. И по цвету на шёлковом ковре чувствуется, где хорошие соседи живут, а где — басурманы всякие.

— Ну, Власьев, утешил. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам.

Сейчас вынул король двадцать пять тысяч и отдал слуге своему из рук в руки. Без всякой ведомости. А ковёр во дворце повесил.

«Ничего, — решил комендант Власьев, — не буду с ним спорить. Я себе другой, ещё лучше, закажу».

Не стал он это дело откладывать: после обеда взгромоздился в свою комендантскую коляску и велел кучеру ехать к Федоту-стрельцу.

Разыскал он стрельцовую однокомнатную избушку (точнее, однокухонную, комнат в избе вообще не было), вошёл в дверь и замер, разинув рот. Нет, он не каравай увидел какой-нибудь, не пирог с грибами, а увидел он жену Федота-стрельца.

Перед ним такая красавица была, что век бы глаз не отводил, а на неё таращился бы. (В наше несказочное время таких в телевизор дикторшами приглашают.) Среди царских фрейлин ни одной даже близко похожей не было.

В ту же минуту он и себя и своё дело позабыл. Сам не ведает, зачем приехал. Глядит он на чужую жену, а в голове мысли мелькают: «Это что же делается? Я хоть и при самом короле служу полвека и генеральский чин на мне, а красоты такой и не видывал».

Тут Федот появился. Комендант ещё пуще расстроился: «Где это видано и слыхано, чтобы простой стрелец таким сокровищем владел?»

Он так обалдел и расстроился, что насилу опомнился. Ничего не сказал и нехотя домой убрался.

С той поры комендант Власьев сам не свой сделался. И во сне и наяву только и думает, что об этой прекрасной жене стрельцовой, Глафире. И еда ему не во вкус, и питьё, — всё она представляется.

Заметил это король и стал его пытать (в смысле выпытывать):

— Что с тобой поделалось-произошло? Али кручина какая измучила? Какой-то ты скучный стал, совсем не комендантский.

— Ах, ваше величество! Видел тут я жену Федота-стрельца. Такой красоты во всём свете нет. Всё о ней думаю. Ну почему дуракам такое счастье?

Король заинтересовался. Решил сам на это счастье посмотреть. Не стал он приглашения от Федота-стрельца дожидаться, велел заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу.

Входит в жилище, видит — красота невообразимая. Стоит юная женщина. Кто ни взглянет: старик ли, молодой ли, — всякий без ума влюбится. Вся она аж светится на своей кухне, будто лампа матовая внутри у неё горит.

Король чище Власьева обалдел. Он думает про себя: «Чего это я холост — не женат хожу? Вот бы мне жениться на этой красавице. Нечего ей быть стрельчихой. Ей королевой быть следует».

Он даже поздороваться забыл. Так, не поздоровавшись, задом из избы выпятился. Задом до коляски дошёл, задом в коляску бухнулся и уехал.

Воротился король во дворец уже другим человеком. Половина ума у него государственными делами занята. А другая половина о стрельцовой жене мечтает: «Вот бы такую жену завести на зависть всем королям соседним! Полцарства за красавицу! Да что там полцарства! Да я за такую красавицу лучшую свою золотую коляску готов отдать».

Оттого, что только половина головы у него государственными делами занята была, государственные дела у него плохо шли. Купцы совсем разбаловались, доходы скрывать начали.

В войске разлад пошёл. Генералы за царский счёт хоромы строить начали.

Очень это сердило короля. Вызвал он к себе коменданта Власьева и говорит:

— Слушай! Сумел ты показать мне стрельцову жену, теперь сумей извести её мужа. Я сам хочу на ней жениться. А не изведёшь, пеняй на себя. Хоть ты мне и верный слуга, а быть тебе на виселице.

(Теперь мы уже можем кое-что сказать о короле. Первые поступки он уже сделал. Ясно, что он человек не жадный. Двадцать пять тысяч за ковёр отдал, а мог просто так отобрать. С другой стороны, король-то — жуткий себялюб: ради собственного хотения готов чужую жизнь извести. Я думаю, он плохо кончит.)