Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я сказала ему, чтобы он обратился за разъяснением к доктору Дженнеру, настаивавшему на том, что я нуждаюсь в покое и отдыхе.

— Тяжкий труд убил принца-консорта, — сказала я. — Он не щадил себя. Если бы он столько не работал, он был бы жив сейчас.

Мистер Гладстон продолжал свою речь об опасностях, проистекающих из новой ситуации в Европе.

Мои мысли начали блуждать. Бедная миссис Гладстон, подумала я. Как она переносит этого человека?

Александра казалась мне в то время очень печальной. Она, конечно, очень разочаровалась в Берти. К тому же ее постиг еще один удар — умер ее новорожденный ребенок, маленький Александр. Она советовалась со мной по поводу витража в его память в церкви в Сэндрингэме. Мне очень понравилась эта мысль, и, я думаю, разговоры со мной об этом приносили ей большое утешение.

Ее опять стали мучить ревматические боли. Когда я вспоминала свое знакомство с веселой хорошенькой девушкой и как она надела черное платье, чтобы показать, что она разделяет мой траур, мне становилось грустно. Она была по-прежнему прекрасна — этого ничто не могло у нее отнять; но она утратила свою веселость.

Быть может, мне следовало бы поговорить с Берти. А может быть, и нет. От разговоров с ним никогда не было толку.

Когда мы были в Балморале, Луиза очень подружилась с семейством Аргайл, и особенно с сыном и наследником герцога, маркизом Лорном. Я несколько опешила, когда Луиза сказала мне, что Лорн хочет на ней жениться. Не из королевской семьи, подумала я. Это не годится.

— Милое дитя мое, — сказала я, — а что ты чувствуешь?

— Я люблю его, мама. Я хочу выйти за него замуж. Я надеюсь, вы дадите нам свое благословение. Что мне оставалось делать? Милая девочка так и сияла.

— Я надеюсь, что ты будешь счастлива, дорогая. Она обняла меня.

— Милая, добрая мамочка! — сказала она. Конечно, я была рада видеть ее счастливой, но все-таки я напомнила ей, что девушки из королевской семьи редко выходили за простых смертных.

— Я знаю, мама. Последний раз это случилось, когда сестра Генриха VIII[70] Мэри вышла за герцога Саффолкского.

— Помнится, — сказала я, пытаясь принять строгий вид, — она сначала вышла замуж, а потом уж попросила разрешения.

— Но, мама, с Генрихом VIII так было всего вернее. Вы же не тиранка, а самая чудесная, милая мамочка в мире.

Я очень разволновалась. Они уходят от меня… все. Осталась только одна Беатриса. И мне казалось, что я не смогу выдержать разлуки с ней.

Откладывать свадьбу не было причин, так что она состоялась в марте следующего года. Я возглавляла процессию в черном атласном платье, чтобы напомнить всем, что я все еще в трауре, но в этот раз я все же надела украшения из бриллиантов и рубинов. Как и всегда в подобных случаях, я думала об Альберте и воображала его стоящим рядом со мной.

А после бракосочетания воцарилась снова печаль. Я старела; мои дети вырастали. Со мной осталась только Бэби Беатриса! Я надеялась, что она никогда не покинет меня.

Слова Гладстона произвели на меня некоторое впечатление, и, хотя я не намеревалась выйти из своего уединения, я открыла больницу св. Фомы в Альберт-холле. Я присутствовала на открытии парламента в платье, отделанном горностаем, нечто вроде полутраура, и на мне была новая корона, очень освежившая мою наружность.

По поводу моего появления раздавался и ропот. В эту парламентскую сессию должны были обсуждать сумму приданого для Луизы и ежегодную ренту Артура, и в некоторых газетах намекали, что этим и вызвано мое появление и что я подготавливала почву, чтобы обратиться с просьбами. Ехидные намеки на дело Мордонтов и недовольство моей уединенной жизнью привели к тому, что престиж королевской семьи сильно упал. Гладстон вновь и вновь говорил об опасностях, в особенности ввиду того, что произошло во Франции; когда против ежегодной ренты Артура проголосовали пятьдесят четыре человека, для меня это было ударом.

— Монархия должна быть видимой и осязаемой для народа, — сказал Гладстон. — Артур получил свою ренту, — продолжал он, — но народу нужно было за это какое-то возмещение.

А потом я заболела. В одно прекрасное утро я проснулась с сильным воспалением в правом локте. Сначала я думала, что это укус какого-то насекомого, но вскоре у меня заболело горло и появились другие симптомы. В то время я находилась в Осборне, и пора было переезжать в Балморал. Хотя я и была больна, я все же решила ехать.

Гладстон был против. Он считал, что мне не следует покидать столицу. Беда была в том, что я так долго жила взаперти, ссылаясь на мое состояние здоровья, что люди не поверили в мою болезнь. Это было очень обидно, поскольку после тифа в Рэмсгейте я никогда так серьезно не болела.

Я получала депеши из Лондона. В газетах писали, что я должна отречься и передать трон принцу Уэльскому. Эти статьи читали и в Шотландии, и я была рада, что все шотландские газеты выступили в мою защиту.

Доктор Дженнер защищал меня героически. Воспаление руки было настолько болезненно, что я не могла спать по ночам. Я также страдала от подагры и ревматизма. Из-за подагры я не могла ходить, и Джон Браун переносил меня с софы на постель.

Это было очень неприятное время. Альфред приехал повидаться со мной, и между ним и Джоном Брауном тут же начались осложнения. Альфред доставлял мне почти столько же забот, сколько и Берти. Он, как и Берти, отличался склонностью к флирту — и даже хуже. У него не было приветливости Берти, каждое его слово, каждое движение сквозило преувеличенным дознанием своей важности. Он нарочито и подчеркнуто игнорировал Джона Брауна, в то время как мне хотелось, чтобы с ним обращались не как со слугой, но как с другом. Как-то Альфред приказал скрипачам перестать играть шотландские танцы для прислуги, Джон Браун отменил его приказ. Альфред был в бешенстве, но Браун остался совершенно невозмутим.

Имела место и еще одна неприятная сцена, только уже с дочерью Викки, Шарлоттой, гостившей у нас в Балморале. Браун вошел в комнату, и я приказала Шарлотте поздороваться с ним за руку. Шарлотта сказала:

— Здравствуйте, но я не подаю руку слугам. Мне мама запретила.

У нас с Викки состоялся довольно резкий разговор, в котором выяснилось, что наши взгляды на воспитание ее детей расходятся. Она настаивала, что Шарлотта была права, отказавшись протянуть руку слуге. Я попыталась объяснить, в который раз, что Браун — не обыкновенный слуга и в любом случае слуги тоже люди.

— Надо сказать, — добавила я, — что мне случалось видеть больше внимания с их стороны, чем от некоторых высокопоставленных особ.

Викки стояла на своем и говорила без обиняков. По ее мнению, Браун занимал слишком важное положение в моем штате. Разве я забыла, что говорили о нем… и обо мне? Все это было очень неприятно, а тут еще это осложнение с Альфредом и скрипачами.

Браун принес извинения — я полагаю, он понимал, что вся эта история волнует меня. Я поблагодарила его и сказала:

— Принц Альфред теперь удовлетворен.

— И я тоже удовлетворен, — отвечал он в своей обычной манере, которая даже в неловкой и неприятной ситуации вызвала у меня улыбку.

Вскоре до моего сведения довели один памфлет. Это было произведение члена парламента от либеральной партии под названием «Что она с этим делает?». В статье шла речь о 385 000 фунтов в год, выделяемых на содержание королевской семьи, и некоторых других суммах, составляющих, по подсчетам автора, около 200 000 в год. Дерзость некоторых людей превосходила все границы! В конце сентября мне стало получше, но я все еще хромала и страдала ревматическими болями по всему телу. Я потеряла 28 фунтов в весе и была очень этим довольна. Это доказало всем, что я не симулировала.

Как раз когда я почувствовала улучшение, я узнала, что некий сэр Чарльз Дилк выступил в Ньюкасле со злобными нападками на меня. Он сообщил своим слушателям, что я решительно не справлялась и не справляюсь со своими обязанностями королевы. Со времени смерти принца-консорта меня редко видели на людях. Какой толк от монархии? Ее следует упразднить и образовать республику. Во всяком случае, это обошлось бы дешевле, чем содержать королеву. Это было очень опасное выступление. Я считала, что либералы должны были бы изгнать Дилка из своих рядов.

вернуться

70

Генрих VIII (1491—1547, правил с 1509) — английский король из династии Тюдоров. При нем Англия переживала период абсолютистского правления.

105
{"b":"165646","o":1}