Литмир - Электронная Библиотека
A
A

После того как Берти ушел, я думала только об этом. Я хотела повидаться и поговорить об этом с Дизраэли, но пригласить его во дворец я не могла, так как он возглавлял оппозицию. Поэтому единственный, с кем можно было бы обсудить ситуацию, был только Гладстон. Но как можно было говорить с ним о таком деле? Он бы ораторствовал и ораторствовал, пока бы я не закричала на него и не приказала бы ему удалиться.

Альберт всегда предвидел, что нечто подобное случится с Берти, думала я. Но я не находила утешения в этой мысли. Альберта не было со мной, чтобы дать мне совет. А что мы могли поделать? Ничего. Даже особы королевской фамилии должны повиноваться суду, а Берти был вызван в суд повесткой.

Мне было жаль его. Он был ветрен. Это был его недостаток, но я сравнивала его с несравненным Альбертом, и это было несправедливо. Берти, каким бы он ни был, — мой сын. Он заявлял, что невиновен, и я была уверена, что он говорил правду. Я вспоминала обо всех ужасных вещах, которые говорили об Альберте, о клеветнических измышлениях, направленных против меня и Брауна.

Я вспоминала Берти ребенком, и иногда мне казалось, что Альберт был с ним слишком строг; я вспоминала его слезы, когда его наказывали, и как я тогда старалась не думать об этом. Я вспоминала ссоры с Альбертом, потому что он был слишком строг с Берти и слишком мягок с Викки.

Я села и написала Берти. Я написала, что верю ему, но что всегда найдутся люди, готовые обрушиться на нас с нападками, но он должен проявить твердость и пройти через это испытание. Он должен знать, что его мать с ним.

Берти сразу же приехал ко мне, такой мягкий, нежный и благодарный. На этот раз он был вполне откровенен и сказал, что, к сожалению, иногда проявлял неосторожность. Он писал леди Мордонт, но совершенно безобидные письма. Он никогда не был ее любовником, но ему было известно о ее отношениях с Коулом и Джонстоном. Это была их проблема, но не его.

— Если ты невиновен, — сказала я, — люди это поймут. Невинность — лучшая защита.

— Мордонта представляет в суде Бэллентайн. Говорят, что он довольно свиреп.

— Держись твердо и говори правду, Берти, и ты одолеешь кого угодно. Он обнял меня. Странно, но в этот момент он показался мне ближе, чем когда-либо.

Интерес в обществе к этому процессу был огромен. Газеты были полны подробностей. Я понимала, что все это очень серьезно, потому что, каково бы ни было решение присяжных, Берти все равно будут считать виновным. Людям доставляет удовольствие осуждать других — особенно вышестоящих.

Я слышала о том, как все происходило в суде. Давая показания, Берти отвечал на дотошные вопросы обвинителя, как мне показалось, спокойно и откровенно. Он признал, что знал леди Мордонт и был с ней в дружеских отношениях.

— Совершили ли вы и леди Мордонт какие-либо непристойные или преступные деяния? Это был самый важный вопрос, и Берти ответил очень твердо:

— Нет.

Берти был оправдан. Более того, было доказано, что леди Мордонт была душевнобольная, и дело было прекращено.

Какая удача для Берти! Я надеялась, что это послужит ему уроком на будущее. Что подумали Викки, Алиса и Ленхен, услышав все это?

Я считала своей обязанностью написать Викки, потому что была уверена, что она всегда была невысокого мнения о Берти, а сейчас, конечно же, была убеждена в его виновности.

«Я не сомневаюсь в его невиновности, — писала я. — Его появление в суде принесло пользу, но все это было очень болезненно и унизительно. Наследник престола не должен был соприкасаться с такими людьми. Я надеюсь, это будет ему уроком. Я воспользуюсь этим примером, чтобы напомнить ему, что может случиться, если возникнет такая необходимость. Поверь мне, дети — это источник ужасного беспокойства и причиняют куда больше скорби, чем радости».

Но я была благодарна, что Берти вышел из этого неловкого положения, хотя и не без ущерба для своей репутации, так как несмотря на то, что его показания и были приняты и леди Мордонт была признана сумасшедшей, такие истории всегда бросают тень на человека.

Как раз когда я начала приходить в себя после процесса Мордонтов, накалилась обстановка в Европе. Умер лорд Клерендон, на чье мнение я всегда полагалась, и его место занял лорд Гренвиль. Гренвиль был хороший человек, но ему было далеко до лорда Клерендона, а в этот момент нам был нужен сильный и опытный министр иностранных дел. Уже некоторое время между Францией и Германией назревал конфликт. Я писала главам обоих государств, призывая их к осторожности, но моими уговорами пренебрегли, и в июле Наполеон объявил войну. Я сочла это неоправданным безрассудством, и, когда я услышала, что он посягает на независимость Бельгии, я твердо стала на сторону Германии.

Бельгия была мне особенно дорога. Я благодарила судьбу, что дядя Леопольд не дожил до этой угрозы своему королевству. Несмотря на то, что я не выносила Бисмарка, у меня были прочные связи с Германией. Это было почти семейное дело. С другой стороны, у меня были дружеские отношения с Наполеоном. Берти был особенно к нему расположен. И вот… нам снова предстояло разрываться между двумя сторонами. Какая глупость все эти войны и как глупы люди, затевающие их.

Мужья Викки и Алисы были глубоко втянуты в конфликт и даже находились в действующей армии. Я посылала Алисе в Дармштадт все необходимое для госпиталей и с ужасом следила за ходом войны.

Скоро стало ясно, что французам не устоять против немцев, захватывающих Францию. Я написала Викки и Фритцу, умоляя использовать их влияние, чтобы предотвратить обстрелы Парижа, которые бы привели к уничтожению такого прекрасного города. К величайшей ярости Бисмарка, они обратились с такой просьбой, и Бисмарк горько жаловался на женскую сентиментальность, препятствующую успехам немецкой армии.

Побольше бы еще женского влияния, думала я, и было бы не так легко втягивать страны в войны, приносящие многим потери и скорбь. Император сдался при Седане, и немцы вошли в Париж. Война была окончена.

Мне было очень жаль Наполеона и Евгению и тяжело видеть их унижение. Мне нравился император, и Евгения была очень привлекательна. Теперь они стали изгнанниками, которым было некуда деться. Евгения обратилась ко мне, и я предложила ей убежище в Англии. Она поселилась в Чичестере. Наполеон несколько месяцев оставался в плену у немцев, но, когда его освободили, он присоединился к Евгении.

Хотя я никак не одобряла его политику и мои симпатии были на стороне Германии — поскольку там жили многие члены моей семьи и через Альберта и мою мать у меня были с ними тесные связи, — я не забыла, что Наполеон и Евгения всегда были моими друзьями. Как они были благодарны, бедные! Пасть могут и сильные! Это урок для всех нас.

Для меня был поистине печальный день, когда я узнала о смерти бедняжки Лецен. Нахлынули воспоминания, и я почувствовала укоры совести. Мы были очень близки, и в молодости она была для меня самым родным человеком. Иногда я даже называла ее мамой. А потом… Она уехала, и мы почти уже больше не виделись. Я надеялась, что она не слишком часто и не слишком печально вспоминала о своей жизни в Кенсингтонском дворце.

Гладстон и его министры находились в напряжении из-за положения дел 6а континенте. Германские государства объединились в одну большую империю. Ее создание было провозглашено в Зеркальном зале Версаля, чем подчеркивалось верховенство Германии над Францией. Такой жест был типичен для Бисмарка. Так что теперь вместо нескольких небольших государств существовала единая могущественная империя. А кроме того, в то же самое время Франция стала республикой.

Явился Гладстон и, стоя передо мной — я не предлагала ему сесть, — подробно распространялся об опасной ситуации. Король был низложен. Это должно внушить опасения всем монархам. Им необходимо иметь поддержку народа. Суть этого разглагольствования сводилась к тому, что монархи, запирающиеся от народа, на такую поддержку рассчитывать не могли. В настоящий момент даже у принца Уэльского поубавилось популярности. Дело Мордонтов не пошло ему на пользу, и, каково бы ни было решение суда, всегда находятся смутьяны, пытающиеся представить его виновным.

104
{"b":"165646","o":1}