Вот почему на Финё оказались и представители многих религий. Якоб — из католической семьи, он всегда носит с собой маленькие чётки, которые перебирает, тихо произнося про себя молитвы, обращённые к Деве Марии. Молится же он беспрерывно, все знают, что он никогда не оставляет чётки — даже когда он одержал победу в финале конкурса по стандартным танцам школы Ифигении Брунс, которая на Центральной площади.

Конечно же, это лишь незначительные подробности, которые тем не менее следует учитывать при оценке умственных способностей Якоба — я имею в виду то, что он выступает на соревнованиях по танцам и молится Деве Марии, ну и ещё то, что он участвовал как минимум в нескольких крупных преступлениях против человечности, как, например, в тот раз, когда они с Каем Молестером тайком привели три класса школы на внешнюю галерею приходского культурного центра, а мы с Симоном Сойлехельгеном как раз разделись, собравшись провести исследование тех духовных возможностей, которые кроются в хозяйственном мыле, — история, к которой я вернусь попозже. Но этого недостаточно для объяснения происшедшего между ним и Тильте, потому что Якоб — человек, у которого за все годы, что мы его знаем и наблюдаем за его развитием, несмотря на некоторые изъяны в характере, обнаружилось также и множество достойных человеческих качеств. Например, в лучшем составе футбольного клуба Финё он играл со мной в нападении, на левом фланге, и не раз демонстрировал такое завершение атаки, что я и многие другие смогли посмотреть сквозь пальцы на тот факт, что он шесть раз выиграл соревнования Дании по стандартным танцам — хотя это та разновидность движения, на которую мы в футбольном клубе смотрим с таким же состраданием, с каким мать смотрит на своего больного, прикованного к постели ребёнка.

Несмотря на всё это, он вдруг почувствовал, что у него есть духовное призвание.

Мне бы хотелось сразу же объяснить, что такое призвание. Но сначала требуется рассказать, какие у Тильте с Якобом были отношения — чтобы вам был понятен масштаб катастрофы: Тильте и Якоб были счастливы.

Со своими прежними друзьями Тильте тоже была счастлива. Но как-то иначе, потому что эти прежние друзья были абсолютно понятными. С ними она была счастлива так, как Баскер счастлив со своими собачьими приятелями — а именно, занимая высшую ступеньку в иерархии. Даже самый кровожадный пёс на всём острове — гренландская ездовая спасателя Джона по имени Граф Дракула — она похожа на белого плюшевого медвежонка, но суд дважды выносил решение о том, что её следует усыпить, и на неё надевают два намордника, один на другой, когда Джон выводит её на цепи погулять — так вот, даже этот пёс писается от страха, когда у Баскера случается мигрень. Так что, занимая такое положение, можно искренне любить всех остальных собак — если уж говорить начистоту, хотя это и не в пользу Баскера.

Иначе обстояло дело с Тильте и Якобом. Это сразу же бросалось в глаза, если вы встречали их на улице. Конечно же, они были влюблены друг в друга и разгуливали, мечтательно глядя друг другу в глаза, так что в какие-то моменты на ум даже приходили жуткие строчки из дурацких стихотворений, которые сочиняет мой брат Ханс. Но при этом они одновременно были напарниками и игроками соперничающих команд — это невозможно объяснить, но это была настоящая любовь.

Это продолжалось полгода, а потом Якоб понял, что у него есть призвание. В один прекрасный день, когда он шёл по мостику от купальни, которая находится к западу от города — во время каникул он там работал спасателем, — он услышал внутри себя голос, который сообщил ему, что он должен уехать с Финё, отправиться в Копенгаген и сделать всё, чтобы стать католическим священником и никогда не жениться, а жить в одиночестве остаток своей жизни.

Через два месяца он уехал.

Не знаю, как там обычно бывает в ваших краях. Но у нас на Финё нередко случается, что люди слышат зов, и Господь Бог, или Будда, или аватар, или четыре ангела обращаются к ним и приказывают или предлагают что-то. Лично мне ни с чем таким пока не доводилось сталкиваться. Но если ко мне вдруг кто-то обратится, то я приложу все силы, чтобы выяснить, кто является отправителем сообщения. Вот возьмите, к примеру, графа Рикарда Три Льва: он решил участвовать в танцевальных и вокальных пробах нашего любительского театра для постановки «Весёлой вдовы», надеясь получить роль графа Данило, и вдохновил его на это зов, который, по его мнению, исходил непосредственно от Господа Бога.

Я присутствовал на этих пробах, потому что мама аккомпанирует в любительском театре, и хочу сказать, что зов этот не мог происходить с Небес, его источником могли быть только тёмные силы, которые хотели завладеть Рикардом, потому что пробы эти ещё долгое время возвращались ко мне в ночных кошмарах.

Так что любой зов следует тщательно анализировать. Не знаю, подумал ли об этом Якоб. Я хочу лишь уточнить, что свой зов он услышал сразу после того, как они с Тильте договорились, что обручатся и уедут на неделю вдвоём на дачу. К нам с Конни это, конечно, не имеет никакого отношения, но, хотя мне всего лишь 14 лет, могу сказать: у меня было множество случаев убедиться, как на удивление часто людей отзывают к каким-то великим или важным делам — славе, или продвижению по службе, или переводу в лучшую команду, или к пожизненному служению Богу — как раз когда они оказываются перед серьёзным шагом в отношениях со своими возлюбленными.

Так что хочу процитировать прабабушку. Мы были у неё в гостях, она стояла, повернувшись к нам спиной, и собиралась чистить зубы, когда Тильте рассказала ей о призвании Якоба — она только что об этом узнала, рана ещё не зажила, и, говоря об этом, Тильте не хотелось смотреть в глаза собеседнику. Прабабушка дочистила зубы — она гордится своими зубами, у неё во рту всё ещё осталось несколько своих зубов, к тому же она хвастается, что дёснами может разгрызать мозговые кости, потому что они твёрдые, как рог — я имею в виду дёсны.

Закончив чистить зубы, она устроилась в своём инвалидном кресле, подъехала к Тильте и посмотрела ей в глаза.

— Проблема с некоторыми парами вот в чём, — сказала она, — им всегда чего-то не хватает. А бывает, что всего слишком много.

Многие считали, что Тильте быстро найдёт себе нового друга, но только не мы с Баскером, прабабушкой и Хансом — мы-то всё понимали. Так что прошло уже полтора года, а Тильте по-прежнему одна.

После исчезновения Якоба Тильте совсем иначе стала рассказывать людям о двери. Она почувствовала себя миссионером. Но это я так — к слову. Чтобы вы были в курсе дела и насчёт меня. Когда кто-то хочет показать другому человеку нечто, особенно что-то чрезвычайно важное, и ты чувствуешь, что он только этим и живёт, нельзя терять бдительности. Потому что очень велика вероятность, что тут что-то не так.

Ну вот я и рассказал вам о несчастье Тильте. Так что теперь вы понимаете, что мы с Тильте оба потеряли самых близких людей. Мы очень редко говорим об этом. Но я всё равно всегда чувствую это в Тильте. Даже когда она похожа на карнавал в Рио или собирается спасать мир, открывая людям великие глубины в их душах, всё равно одновременно с этим, где-то глубоко-глубоко, таится печаль, которая напоминает о том, что она тоже простая смертная.

Мы с Тильте, как я уже сказал, сидим каждый на своём диване в комнате, которую мы называем папиной. Отсюда я, пока вводил вас в курс дела насчёт Тильте, обводил глазами комнату. Нам даже не нужно ничего говорить друг другу — мы оба понимаем, что кто-то обыскивал дом. И люди эти тщательно скрыли за собой все следы, чтобы никто не мог потом сказать, что здесь побывали посторонние. Дело в том, что мы замечаем то, что могут заметить лишь люди, прожившие здесь всю жизнь и знающие, что уборку у нас делают дважды в неделю: по понедельникам обычно прибираются поверху, а по четвергам у нас генеральное мытьё полов. Мы знаем, что от маминого рояля на ковре остаются вмятины. Они это заметили и передвинули рояль так, чтобы его колёсики стояли точно на вмятинах ковра. Они положили фланелевую тряпочку на две мамины скрипки на крышке рояля — точно так же, как она всегда лежала. Но они не знали, что тряпочка призвана закрывать царапину, появившуюся на рояле, когда мы с мамой проверяли дистанционное управление «Сопвич Кэмела», который мы несколько лет назад собрали ко Дню воздушных змеев и планеров. Теперь эта царапина поблёскивает в лучах заходящего солнца.