Согнутая фигура в дверях кладовой выпрямилась и повернулась к нему лицом. На какое-то мгновение они оба замерли. Гордон увидел не человека, а нечто едва напоминающее его — обнаженное существо со спутанной копной волос и бородой, над которой дико сверкали глаза. Перед американцем, казалось, очутился далекий пращур — пещерный человек, держащий по камню в каждой лапе. Однако высокий широкий лоб, наполовину скрытый под шапкой волос, не был скошенным, и лицо, заросшее косматой бородой, не напоминало лицо дикаря.

— Иван! — воскликнул Гордон в ужасе.

Объяснение другой загадки открылось ему со всеми отвратительными последствиями. Аль-Вазир сошел с ума.

Как будто подстегнутый звуком человеческого голоса, голый безумец вскочил и гневно швырнул камень. Гордон увернулся, и камень разлетелся на мелкие осколки, ударившись о стену. Аль-Вазир был выше американца и обладал великолепным торсом, бугристым от мускулов, а ярость сумасшествия, казалось, удесятерила его силы. Гордон, не сводя с русского глаз, положил винтовку у стены. Как только он это сделал, Аль-Вазир неуклюже швырнул в него другой камень и одним прыжком через всю пещеру бросился следом. Из ощерившегося рта безумца вылетел дикий вопль и показалась пена.

Гордон встретил его лицом к лицу и напружинил сильные ноги, готовясь принять удар. Аль-Вазир яростно зарычал, остановившись как вкопанный. Гордон схватил его за руки и стал выкручивать. Не переставая визжать, тот вырывался и дергался, как пойманный в ловушку зверь. Его мускулы были похожи на натянутую стальную проволоку, которая сгибалась и перекручивалась под хваткой Гордона. Его зубы по-звериному щелкнули у горла американца, а когда Аль-Борак инстинктивно отдернул голову, сумасшедший рывком освободился, схватил Гордона за руку и резко дернул вниз, а затем, нащупав рукоять сабли, выхватил лезвие из ножен. Он замахнулся, блеснула сталь, и Гордон, чуя смерть в поднятом клинке, ударил противника в челюсть. Короткий страшный хук достиг своей цели на расстоянии чуть более фута, по силе превосходя удар лошадиного копыта.

Голова Аль-Вазира качнулась, а затем безвольно опустилась на грудь. Ноги подогнулись. Гордон подхватил обмякшее тело и положил на каменный пол. Оставив безумца, американец быстро прошел в кладовую и взял там веревку. Вернувшись к бесчувственному человеку, он обмотал конец веревки вокруг его талии, затем приподнял и посадил, прислонив к каменному столбу в глубине пещеры. Потом обмотал веревку вокруг колонны, завязав сложным узлом на другой стороне. Веревка была достаточно крепка, чтобы выдержать рывки нечеловеческой силы. А повернуться и развязать ее Аль-Вазир не сумел бы. Закончив, Гордон стал приводить отшельника в чувство. Это оказалось нелегкой задачей: будучи в смертельной опасности, американец ударил со всей силой своих стальных мускулов. Только густая борода спасла челюсть противника от перелома.

Вдруг глаза безумца открылись, зрачки дико завращались и, остановившись на лице Гордона, загорелись яростью. Руки с длинными ногтями на пальцах поднялись и потянулись к горлу Аль-Борака. Американец отшатнулся. Аль-Вазир сделал судорожную попытку встать, откинулся назад и согнулся, уставившись немигающим взглядом на своего противника; его пальцы все время бесцельно сгибались и разгибались. Гордон смотрел на сумасшедшего с болью в сердце. Что за жалкий и отвратительный конец мечтам и философским исканиям!

Аль-Вазир пришел в пустыню в надежде найти покой и обрести истину, но нашел ужас и пустоту безумия. Гордон искал отшельника-философа, излучающего мудрость, а нашел грязного голого сумасшедшего.

Американец наполнил пустую жестянку водой и вместе с открытой банкой консервов поставил рядом с рукой Аль-Вазира. И тут же отскочил в сторону, когда безумный отшельник что есть силы швырнул в него подношение. Покачав головой, Гордон отправился в кладовую и подкрепился сам. Ему не хотелось есть рядом с тем, что осталось от его друга — некогда сильной и прекрасной личности. Он утолял голод, когда внезапный звук, возвестивший о приближении опасности, заставил американца вскочить на ноги.

Это было шумное падение камня, оставленного Гордоном на тропе. Кто-то по ней поднимался! Схватив винтовку, Гордон крадучись двинулся по карнизу. Наконец-то явился один из его врагов!

Внизу наклонился к пруду усталый запыленный верблюд. На тропе, в нескольких фугах от карниза, стоял высокий жилистый человек в покрытых пылью сапогах и бриджах; разорванная рубашка открывала загорелую мускулистую грудь.

— Гордон! — крикнул человек, изумленно глядя в черное дуло винтовки американца. — Какого дьявола вы здесь?

Его руки лежали на свалившемся камне, за который он ухватился, когда взбирался по тропе. Винтовка была за спиной, револьвер в кобуре и сабля в ножнах висели на поясе.

— Руки вверх, Хокстон, — приказал Гордон. Англичанин подчинился.

— Что вы здесь делаете? — повторил он вопрос. — Вы ведь были в Аль-Аземе…

— Селим успел рассказать мне, что он видел в доме у Мекметского источника. Я пришел сюда дорогой, которую вы не знаете. Где ваши шакалы?

Хокстон стряхнул капли пота со лба. Он был выше среднего роста, крепкий, загорелый до черноты. На темном хищном лице резко выступал орлиный нос, нависающий над тонкой полоской черных усов. Не признающий законов чести авантюрист. Его искрящиеся серые глаза отражали жестокую и безрассудную натуру. Как воин он был так же хорошо известен на Востоке, как и Гордон, — впрочем, больше в Аравии, поскольку ареной самых великих подвигов Аль-Борака являлся Афганистан.

— Мои люди? Я думаю, они сейчас мертвы. Бедуины рувайла зажгли костры войны. Шалаан ибн Мансур напал на нас у Сулейманова источника с полусотней своих всадников. Мы сделали загороди из седел среди пальм и сдерживали их целый день. Ван Брок и трое погонщиков верблюдов были убиты во время сражения, а Кракович ранен. Этой ночью я взял верблюда и бежал. Я знал, что упорствовать бесполезно.

— Вы свинья, — произнес Гордон спокойно. Он не назвал Хокстона трусом, поскольку знал, что тот не труслив. Но циничная решимость англичанина спасти свою шкуру во что бы то ни стало и заставившая его бросить раненых, сидевших в осаде компаньонов, вызывала презрение.

— Какой смысл подставлять себя под пули, — резко ответил Хокстон. — Я убежден, что один человек всегда может ускользнуть в темноте, и я бежал. Бедуины атаковали лагерь, как только я отъехал И слышал, как они убивали остальных. Ортелли закричал, когда ему перерезали горло… Я знал, что они догонят меня прежде, чем я доберусь до побережья. Мне доводилось слышать об этих пещерах… на северо-западе пустыни, далеко от дороги и к югу от источника Хорсу. Это длинный безводный переход… Только по счастливой случайности мне удалось дойти. Теперь я могу опустить руки?

— Можете, — ответил Гордон. Винтовка у него в руках не дрогнула. — Через несколько секунд уже не будет иметь значения, где ваши руки.

Выражение лица Хокстона не изменилось. Он опустил руки, но держал их подальше от пояса.

— Вы собираетесь убить меня? — спокойно спросил он.

— Вы убили моего друга Селима и пришли сюда с намерением ограбить Аль-Вазира. Вы убьете меня, если представится случай. Я не такой дурак, чтобы оставить вас в живых.

— Вы собираетесь хладнокровно меня застрелить?

— Нет. Поднимайтесь на карниз. Я предоставлю вам возможность отстоять свою жизнь.

Хокстон подчинился и спустя несколько мгновений стоял лицом к американцу. Наблюдатель нашел бы определенное сходство между ними. Они были похожи не чертами лица, нет. Но оба — загорелы, сухощавы и мускулисты, и у обоих было проницательное ястребиное выражение лица, характерное для людей, живущих своим умом и обладающих сильным характером.

Хокстон стоял без оружия, а Гордон по-прежнему держал винтовку у бедра, нацелив в англичанина.

— Винтовки, револьверы или сабли? — спросил он. — Говорят, вы хорошо владеете клинком.

— Револьверы не для Аравии, — ответил Хокстон самоуверенно. — Но я вообще не собираюсь драться с вами, Гордон.