— Да пошел он к шайтану, этот Бабер-хан! Меня больше всего волнует, что будет с тобой!

— Я сам собираюсь пойти к шайтану в гости, — усмехнулся Гордон и пояснил: — Пойду, прогуляюсь по этому славному городку, зайду кое к кому в гости…

— О Аллах! — закатил глаза Яр Али-хан, на языке которого вертелись замечания по поводу помутившегося разума его верного друга Аль-Борака.

— Это нужно, Али, — сказал Гордон. — Не забывай про Лала Сингха, которого езиды увели с собой. Его могут убить раньше, чем гильзаи вернутся. Я попытаюсь вытащить его до того, как начнется штурм города. Если ты отправишься в путь сейчас же, то вскоре после заката уже будешь в Кхоре. Если сумеешь уговорить Бабер-хана не медлить, то вместе с его людьми вернешься сюда к рассвету, ну, может быть, чуть позже. Если я к тому времени буду жив и свободен, то встречу вас здесь. Если нет — решайте с Бабер-ханом, что делать дальше. В любом случае, сейчас самое главное — привести гильзаи сюда.

У Яр Али-хана немедленно нашлись возражения:

— Бабер-хан не испытывает ко мне никаких теплых чувств. Если я приду к нему один и начну рассказывать про город джиннов, он просто плюнет мне в бороду. Ну, а дальше — сам понимаешь, я буду вынужден убить его, а его псы набросятся на меня всей стаей, и конец мой будет ужасен…

— Ничего он такого не сделает, и ты прекрасно об этом знаешь. Ладно, Али, сейчас не до шуток. Скорее в дорогу!

— Но Бабер-хан не пойдет в эти дьявольские края, не поведет сюда своих людей, тем более — с моих-то слов. Вот если бы его позвал ты…

— Бабер-хан пойдет в ад, если узнает от моего верного друга, что я послал его за ним.

— Его трусливые шакалы не пойдут сюда. В отличие от меня, храброго сына племени афридиев, эти гильзаи боятся демонов и всякой прочей нечисти.

— Они сюда примчатся во весь опор, если ты втолкуешь им, что здесь их ждет встреча в бою не с демонами, а с трусливыми и скрытными похитителями женщин, детей и скота, наносящими удары в темноте, со спины, — в общем, с людьми, населяющими Гулистан.

— А наши лошади? Эти черти наверняка давно уже увели их куда-нибудь, в свои пещерные конюшни.

— Не думаю. Никто не уходил из города по тому пути, которым пришли мы. Никто не проходил по нему и вслед за нами. В конце концов, даже если лошади и исчезли, ты вполне доберешься до Кхора и пешком. Это просто займет больше времени.

Дернув себя за бороду, Яр Али-хан наконец набрался духу и выдал главное возражение, из-за которого он не хотел покидать Гордона.

— Эти сукины дети там, в городе, сдерут с тебя шкуру живьем!

— Нет, тут я все продумал. Придется, правда, нагромождать ложь на ложь, но нам это дело привычное, и не такие легенды выдумывали, правда, Али? Я представлюсь беглецом, скрывающимся от гнева переменчивого в своих симпатиях эмира, — этакий изгой в поисках убежища. Весь Восток полнится сказками и выдумками обо мне. Думаю, что здесь вполне могут клюнуть на эту удочку и окажут мне помощь.

Яр Али-хан прекратил спор, поняв всю бесполезность любых возражений. Бормоча себе что-то в бороду, афридий полез вниз по склону. Некоторое время его тюрбан еще мелькал среди камней, а затем скрылся в лабиринте каменной дельты, нырнув в один из рукавов, ведущих к разлому с тайным туннелем в дальнем его конце.

Дождавшись, когда афридий скроется из виду и отойдет на безопасное расстояние, Гордон тоже спустился с остроконечной вершины, откуда ему впервые удалось увидеть тайный город, и направился по тропе, ведущей к лестнице, поднимающейся на плато.

Гордон ожидал выстрела в любую минуту, хотя, разглядывая кромку плато снизу, он не видел ни единого стражника. Время шло, он все дальше шел по тропе, отмеченной тут и там каплями крови, пересек дно каньона и стал подниматься по круто взбирающейся вверх лестнице, но ни одного человека по-прежнему не было видно. Тропа извивалась по склону бесконечной лентой, то поднимаясь гладкой наклонной поверхностью, то превращаясь в цепочку ровных, аккуратных ступенек, заботливо огороженная со стороны обрыва невысоким каменным барьером. У Гордона было достаточно времени, чтобы восхититься инженерной мыслью и рабочим мастерством тех, кто проложил этот путь от подножия скалы к плато. Разумеется, ни одно современное племя, живущее в афганских горах, не смогло бы построить эту лестницу, да и не стало бы браться за такую адскую работу. Да и сами ступени, стесанные стены и барьерчики вовсе не выглядели новыми, построенными недавно. Наоборот, они казались древними, рожденными едва ли не одновременно с самой скалой, в которой были вырезаны.

На последних тридцати футах пути ступеньки вновь сменились гладкой, круто поднимающейся вверх дорожкой, глубоко врезанной в толщу камня. До сих пор никто не окликнул Гордона, не остановил его, и американец беспрепятственно поднялся на плато, оказавшись на небольшой открытой площадке, обозначенной пунктирной линией из больших, в рост человека, камней. За одним из этих валунов, склонившись над какой-то замысловатой игрой, сидели семь человек, резко вскочивших и уставившихся дикими взглядами на неожиданно появившегося передними Гордона. Все семеро были курдами — худощавыми, но жилистыми и сильными, с тонкими талиями, перепоясанными патронташами, с винтовками в загорелых руках.

Разумеется, стволы винтовок тотчас же были направлены на незваного гостя; Гордон не сделал ни единого резкого движения, не показал ни малейшего удивления или беспокойства, а медленно, демонстративно лениво поставил приклад своей винтовки на землю и изучающе уставился на курдов.

Эти головорезы выглядели растерянными, как загнанные в угол, но еще не прижатые к стенке крысы. Их дальнейшие действия были абсолютно непредсказуемы и потому — вдвойне опасны. Жизнь Гордона висела на волоске: одно нервное движение сведенного судорогой пальца, лежащего на спусковом крючке, — и все, смерть! Но на данный момент стражники продолжали лишь молча рассматривать его, медленно выходя из транса, в который вогнало их появление чужака на их посту.

— Аль-Борак! — произнес самый высокий из курдов, в голосе которого смешались страх, подозрительность и злоба. — Что ты здесь делаешь? Что тебе нужно?

Прежде чем ответить, Гордон, не торопясь, обвел взглядом горизонт, словно любуясь пейзажем, — единственный спокойный, стоящий в расслабленной позе человек против семи напряженных, почти окаменевших часовых.

— Мне нужен ваш хозяин, — ответил он наконец. Похоже, его слова ничуть не успокоили курдов.

Они начали о чем-то шептаться между собой, ни на миг не сводя с него взглядов и не отводя в сторону стволы винтовок.

Неожиданно самый высокий из курдов громко рявкнул на других, заставив их замолчать.

— Да что вы сцепились, как стая ворон! Дело-то яснее ясного. Мы заигрались и прозевали появление этого типа. Мы здесь для чего стоим? Правильно: чтобы никто не мог незамеченным даже подойти к лестнице, не говоря уже о том, чтобы беспрепятственно подняться по ней. Мы, скажем честно, нарушили все приказы и правила, и вот результат. Что нам за это будет, догадываетесь? Так что выход тут один — шлепнуть его, труп сбросить с обрыва, и дело с концом.

— Ну-ну. — Гордон выразительно пожал плечами. — Давай, приступай. Шлепни меня, а когда твой хозяин спросит: «Где же Аль-Борак, который должен доставить мне важные вести?» — ответь ему: «Увы, повелитель, вы не сказали нам ничего по поводу вашего гостя, вот мы его и шлепнули, как ты выразился, чтобы продемонстрировать свою верность и бдительность».

Иронический тон голоса американца явно задел стражников, но попал в цель. Курды беспокойно переглянулись.

— Да никто и не узнает! — воскликнул один из них. — Всадим в него пулю — и дело с концом!

— Нет, выстрел услышат в городе, начнутся расспросы.

— Так перережем ему глотку! — кровожадно предложил самый младший из них, но его предложение было встречено таким убийственным холодом в глазах его товарищей, что парень смущенно замолчал и поспешил отойти на пару шагов назад.