Ее новая хозяйка мисс Паттерсон-Кэри любила рассказывать прислуге о своих вещах. Все они принадлежали еще ее матери и бабушке. Мисс Паттерсон-Кэри говорила, что если бы они узнали, что ей приходится пускать к себе квартирантов, чтобы свести концы с концами, они бы перевернулись в своих могилах. Хозяйка рассказывала, что, когда она была еще маленькой, их семья жила в доме, стоящем на Трафальгарской площади в Лондоне. У них было восемь человек прислуги. Отец занимался железнодорожными перевозками. Но эти времена давно поросли быльем. Теперь мисс Паттерсон-Кэри вынуждена была довольствоваться куда более скромным домом, который, однако, имел претенциозное название «Прекрасный вид на море». Энни находила это забавным, так как единственное место, с которого можно было разглядеть далекую морскую гладь, являлось чердачным оконцем.

Мисс Паттерсон-Кэри любила рассказывать Энни о своем прошлом великолепии. А вот с Кейт она говорила мало, боясь, что лишняя болтовня отвлечет служанку от выполнения ее прямых обязанностей по уборке дома и обеспечении всем необходимым многочисленных постояльцев, которые, будучи людьми пожилыми, носили на себе много одежды.

Мисс Паттерсон-Кэри не нравилась Энни. Пожилая женщина отличалась скаредным, мелочным характером и показной религиозностью. Она часто навязывала девочке брошюры душеспасительного характера. Все постояльцы в доме читали религиозные брошюры. Мисс Паттерсон-Кэри называла Энни испорченной капризной девчонкой, потому что она предпочитала перелистывать комиксы. Старушка говорила, что комиксы – «нечестивое чтение», а в ее доме нет места ничему нечестивому.

Зимой постояльцев обычно было мало, и мисс Паттерсон-Кэри иногда позволяла себе поздно вечером, пройдя на кухню, завести беседу с Кейт, но разговоры пожилой женщины были в основном о Боге и… воздаянии. Кейт игнорировала проповеди хозяйки, поэтому мисс Паттерсон-Кэри раздражалась и начинала говорить, как трудно найти место, где разрешалось бы держать маленького ребенка при себе.

Будильник звякнул, но Кейт быстро его выключила. Энни поняла, что маме тоже не спится. Кейт поднялась с кровати и, засветив свечу, начала быстро одеваться.

– Кейт! – зашептала девочка. – Можно я пойду с тобой?

– Лучше еще поспи, – ответила мать. – Внизу холодно. Подожди хотя бы, пока я разожгу огонь.

– Я не боюсь холода и не хочу оставаться здесь одна. Лучше я тебе помогу.

– Ладно, – согласилась Кейт. – Только не шуми.

Энни выскочила из кровати и так быстро оделась, что Кейт даже не пришлось ее ждать.

Спускаясь по ничем не застланным деревянным ступеням, ведущим с чердака, Кейт напомнила:

– Не споткнись на лестничной клетке второго этажа. Там порвался ковер.

Они бесшумно миновали комнату мисс Паттерсон-Кэри на первом этаже и прошли на кухню. Там царил ледяной холод. Кейт начала выметать золу и головешки из плиты, готовясь разжечь огонь.

– Кейт! Можно я растоплю камин в гостиной? – попросила Энни.

– Ты не сможешь, дорогая. Бумаги почти не осталось.

– У меня есть комиксы за прошлую неделю, – призадумавшись, сказала дочь. – О! Я знаю, где найти бумагу! Дно корзины из овощной лавки застелено какой-то газетой. Я видела это, когда посыльный вносил ее вчера. Можно, я вытащу овощи и возьму ее на растопку?

– Конечно можно. Но сначала я зажгу газовый светильник. Энни! Постарайся не шуметь.

Опорожнив корзину, девочка взяла сложенную газету, подобрала несколько лучин и, зайдя в гостиную, опустилась на пол перед камином. Под руководством Кейт она смяла бумагу в комок и положила ее на решетку. Затем девочка начала выкладывать вокруг бумажного комка лучины. Вдруг большие печатные буквы бросились ей в глаза. Присмотревшись, Энни прочла: «…ТАЙНСАЙДЕ». Девочка склонила голову набок. Прочтенное слово показалось ребенку глотком свежего воздуха в душной, пыльной комнате. Выпрямившись, она откинулась назад, не сводя глаз со скомканной газеты. Девочка гадала: «Что же такого может быть написано о Тайнсайде?» Отодвинув лучины в сторону, Энни прочла: «ТРАГЕДИЯ В ТАЙНСАЙДЕ».

«Кого-то переехал трамвай, – подумала девочка. – В газетах всегда пишут о трагедии, когда кого-то сбивает трамвай».

Еще Энни подумала, что это может быть кто-нибудь, кого она знает. Спешно отодвинув оставшиеся лучины, девочка взяла бумажный комок с решетки и расправила газету на полу. Она принялась за чтение, когда в дело вмешалась ее мать:

– Не получается, милая? Дай-ка я тебе помогу.

Отстранив дочь, Кейт вновь смяла газету.

Энни рухнула на колени, словно собиралась упасть в обморок. Ее взгляд не отрывался от газеты.

– Нет, Кейт! – завопила девочка. – Нет! Не сжигай газету! Давай прочтем, что там написано!

– Боже милостивый, Энни! Успокойся! Чего ты орешь как резаная? Делай, что хочешь.

Энни выдернула газету из рук матери, расправила смятую бумагу на полу и сказала:

– Прочти.

Кейт опустилась на колени подле дочери и заскользила глазами по напечатанному. Внезапно она резко наклонилась вперед и, вцепившись обеими руками в страницу, быстро пробежала глазами статью до конца.

Затем она медленно выпрямилась и повернула голову к Энни. Мать и дочь с вытянутыми лицами уставились друг на друга. Вдруг Кейт задрожала всем телом, испытав большой душевный подъем. Взяв Энни за руку, она вместе с дочерью поднялась на ноги.

– Что мы теперь будем делать? – шепотом спросила у матери Энни.

Кейт затуманенным взглядом посмотрела дочери в глаза. Такой «мертвый» взгляд в последнее время та часто замечала. Потом словно бы завеса спала с глаз Кейт, и в них вспыхнул свет понимания.

– Мы возвращаемся домой, – заявила она.

– Когда?

– Сейчас же.

– Сейчас?!

– Сию же минуту! – воскликнула Кейт.

– О, Кейт!

Мать и дочь крепко обнялись и постояли так несколько секунд.

– Пошли. Надо собрать вещи.

Они поспешили наверх, ступая, по привычке, тише мышек. Через десять минут они вернулись уже в верхней одежде. Кейт несла по чемодану в каждой руке.

В кухне она предложила:

– Я заварю чашечку чая хозяйке. Это подсластит ей горькую пилюлю.

Энни, которая не выпускала из рук клочок газеты, спросила:

– Можно мне ее оставить у себя?

Кейт нежно погладила дочь по щеке.

– Конечно, дорогая.

Мать поспешила выполнить задуманное, а Энни, развернув газету, датированную двадцать четвертым апреля, прочла репортерскую статью еще раз:

ДВОЙНАЯ ТРАГЕДИЯ В ТАЙНСАЙДЕ

На следующий день после того, как доктор подал на развод, назвав своего ассистента в качестве соответчика, его жену застрелил бывший любовник .

Сегодня Стелла Дороти Принс, жена доктора Родни Принса, проживающая в Конистер-Хаузе, Южный Шилдс, была застрелена ее бывшим любовником Гербертом Баррингтоном, который после этого покончил жизнь самоубийством. Только вчера достоянием общественности стало то, что доктор Принс подал на развод, назвав в качестве соответчика своего ассистента, доктора Джона Суинберна. Баррингтон явился в дом жертвы и после жаркой ссоры, которая была слышна слугам, застрелил ее. Горничная Мэри Диксон показала на допросе…

Слезы помешали девочке читать дальше. Печально, конечно, что жена доктора погибла. Она, безусловно, не была хорошим человеком, но отличалась такой поразительной красотой. Но… Но! Теперь они могут вернуться домой! Они возвращаются домой!

Кейт заторопилась на кухню. Вытащив деньги из своего кошелька, она разложила их на столе. И только закончила их подсчитывать, как в помещение, хлопнув дверью, ворвалась мисс Паттерсон-Кэри. На голове ее высился высокий старомодный ночной колпак. Костлявое тело старухи было закутано в потертый халат.

– Вы не можете так со мной поступить! – закричала мисс Паттерсон-Кэри. – Вы не должны так себя вести!

– Нет, могу, – тихим голосом ответила ей Кейт. – Вот деньги. Они компенсируют вам затраты.