— Слушаю, — сказал Максим, взяв трубку, — слушаю
— Это я… Привет.
— Привет.
— Ну как ты там?
— Нормально.
— Как на работе?
— Тоже нормально. — На все мои вопросы он отвечал односложно, а сам ни о чем не спрашивал.
— Ты… ты соскучился обо мне?
— Знаешь, — он помолчал, — мне кажется, нам больше не нужно встречаться…Ты напрасно позвонила. — Подо мной качнулось и стало уплывать куда-то вниз старое гостиничное кресло.
— Почему?! — Едва слышно крикнула я. Но в трубке уже были короткие гудки. Перезвонить! Объяснить ему, что он все не так понимает, что я уехала не за развлечениями и не от него. Не от него! Я стала вновь лихорадочно набирать восьмерку— но линия была занята Все. Конец. Огромная пустота смотрела на меня своими безразличными глазами изо всех углов. Я подошла к окну. В темном небе высвечивались лунным светом короткие безжалостные облака. Мертвый свет. Равнодушное безмолвие чужого неба… Нет! Нет! Я включила телевизор, музканал. «Упала шляпа, упала шляпа, упала шляпа…» Старая группа «На-на». «Упала шляпа…» Я переключила программу. Гениальный Смоктуновский, которого уже нет в живых, продолжал в который раз играть Мышкина… Я опять переключила: мужской голос, абсолютно без всякого соответствия какой-то детективной погоне, отчетливо произнес: «Не волнуйтесь, все будет хорошо. А он просто идиот!» Сначала я оторопела, но потом все-таки сообразила оглянуться: в прихожей моего номера стоял Андрей. — Простите, — сказал он, улыбаясь, — я заметил, что у вас распахнута дверь и решил предупредить, что одной молодой женщине небезопасно ночевать в гостинице, не заперев замок. Спокойной ночи. — И он, махнув рукой, вышел. Сначала я чуть не рванулась следом, чтобы крикнуть ему как стыдно прослушивать чужие разговоры. Но через секунду неожиданно для себя рассмеялась. Наверное, и в самом деле Максим успокоится и все у нас будет хорошо!
17
«24 июля.
Вчера днем, в три часа, наш директор, Карачаров, делал нам сообщение о влиянии одной клетки на другую. Даже разделенные непроницаемой стеной, родственные клетки реагируют одинаково: если гибнет одна — погибает и другая… Доклад его был любопытен, хотя мне показалось, что все, что он говорил, я знаю давным-давно: разве непонятно, что существуют какие-то (неважно как их назвать) частицы — переносчики информации от одного организма к другому или от одной клетки к другой. Эти частицы приводят в действие пусковой механизм болезни. Например, шаман имел дело именно с этими невидимыми частицами — как бы блокировал их — а с вирусом человеческий организм может существовать всегда — и не заболеть.
Но все равно я слушала внимательно. Пока не почувствовала чей-то взгляд: я повернулась — из дальнего угла зала на меня смотрел Филиппов Надо же. я даже не заметила, что он тоже здесь! И вновь его глаза показались мне огненно-черными. Через минут пять он встал и вышел. Карачаров, надо признать, либеральный руководитель, он не давит на сотрудников и, если они во время его речи, выходят покурить или еще зачем-либо, не делает из этого никакой служебной проблемы.
Рабочий день подошел к концу, я собрала в сумку свои бумаги и вышла из института. Было очень жарко: по раскаленному асфальту не постукивали каблуки — они легко вдавливались в него и, казалось, сейчас совсем застрянут. Мои белые джинсы и рубашка прилипали к телу… Домой! Под освежающий душ! Скорее! Но скорее не получилось: Филиппов догнал меня возле кромки леса. Мы работаем в научном городке, где сохранили все деревья: сосны смотрят нам в окна, а иногда белки прыгают на ветках, словно дразнящие рыжие язычки.
— Домой?
Я кивнула. Сейчас, когда я была в босоножках на высоких каблуках, он был меня значительно ниже. Стареющий и невысокий. Мне почудились насмешливые взгляды прохожих. Вообще я такая: даже гулять с бабушкой своей стеснялась, хотя, сейчас помнимая, что выглядела она очень респектабельно — в легкой соломенной шляпке в красивых шелковых, пусть и не новых, костюмах… Но она сама всю жизнь считала себя некрасивой, и, возможно, ее неуверенность, сохранившаяся до старости передавалась мне. Может быть, и Филлитов комплектует?»
На этом месте я оборвала чтение и задумалась. Значит, сестра так же была способна чувствовать чужое состояние как свое собственное? Помню, когда я читала воспоминания Мессинга, именно это его свойство, такое близкое мне, вызывало у меня наибольший интерес. Все, что я читаю, откровенно говоря, я пропускаю через себя: если похоже на меня, я увлекаюсь чтением, если далеко от моего характера — пропускаю целые страницы. Плохо? Возможно. Мессинг рассказывал, что ему было сначала сложно выделить в хоре мысленных голосов нужный ему голос и он специально ходил на рынок, чтобы тренировать свои телепатические способности. А главное, на первом этапе работы у него были большие трудности с отделением своих чувств от чувств другого человека, которые он принял телепатически и воспринимал как свои… Я снова взяла в руки тетрадку, но зазвонил телефон.
— Вас беспокоят из агентства недвижимости, — сказал женский голос, — когда можно посмотреть вашу квартиру?
— Когда вам удобнее
— Сегодня вечером, в семь, вас устроит? — Темно уже, подумала я, страшно. Мало что за покупатель…
— А если в пять?
— Минуточку, я свяжусь с клиентом.
— Я подождала у телефона
— Хорошо, в пять. Вы будете там или подождете нас в другом месте, а потом покажете квартиру?
— Я буду в соседней квартире, двадцать пятой.
— Всего доброго.
Я дала Василию Поликарповичу телефон гостиницы, и он позвонил мне сегодня рано утром. Сказал, что у него ко мне просьба и просил зайти. Вот и отлично, решила я: совмещу два дела.
И вернулась к запискам сестры.
«— Погуляем по лесу, предложил Филиппов. Только сначала купим минеральной воды. Все внутри горит.
Мы завернули в ближайший магазин, взяли две бутылки воды и, перейдя через шоссе, углубились в лес. Но даже в лесу не веяло прохладой: сосновые иглы душно пахли и от папоротников и цветов шел дурманящий запах. По тропинке мы шли медленно, он часто наклонялся и называл имена цветов, которые я, дитя современного города, конечно, не знала.
— Вот, гляди, Анна, — он присел на корточки, — это Аронник. Такой невинный с виду цветок, а сам, как паук. заманивает в ловушку мух — и они его опыляют Страшно ядовит. — Мы пошли дальше и вскоре он опять наклонился, сорвал другой цветок и подал мне — А это фиалка!
— Разве? Совсем не такая!
— Это, так называемая, собачья фиалка, видишь, у нее каждый листик в форме сердца. — Наверное, ему нравилось объяснять мне то, что он знал и от цветов он перешел к институту и стал учить меня, как себя вести на первых порах. Мы вышли на тенистую поляну и сели на бурый ствол срубленного дерева
— Не отказывайся ни от какой общественной работы, — учил он, — и начинай сразу писать диссертацию Выбери ходовую тему, к примеру «Синдром психоэмоционального напряжения в условиях Крайнего Севера…»— и быстро нашлепай.
— Мне это неинтересно, мне бы что-нибудь другое. Например, о контагиозности психических заболеваний.
— Не пойдет
— Почему?
— Долго объяснять
— Но, по-моему, Карачаров — человек нестандартных подходов и взглядов. Ему разве не будет интересен такой аспект?
— Анна, что позволено Карачарову, не позволено его сотрудникам.
— По-моему, вы не правы.
— А кроме того, — тут Филиппов повернул ко мне лицо, секунду смотрел на меня. не отрываясь, потом опустил глаза и закончил, — эта тема не в ключе моей лаборатории, и я не смогу тебе ничем помочь.
Я помолчала, глядя на сосны. Солнце, уже медленно начинало садиться и струилось сквозь ветки, точно сыпался их опрокинутой чаши июльского неба прозрачный золотой песок.
— У меня осенью защита докторской, — сказал он, — и я могу стать твоим руководителем. Бери любую тему, хоть каким-то боком выходящую на исследования здоровья человека на Севере. Соглашайся, Анна, — Он прищурился и мне почудилось, что из потемневших его зрачков вылетели две черных стрелы.