После чего впервые встретился взглядом с тем парнем, что сидел слева.

А потом с тем, что справа, который, собственно, и спросил у него:

– Слышь, пассажир… Ты чё, всё слышал?

– Что слышал? – переспросил Паша. – Вы имеете в виду объявление, которое сейчас передавали? Нет, я не знаю немецкий… Ну, я думаю, просто поезд задерживается на несколько минут…

Электричка стояла посреди тоннеля, и, как раз когда Паша как мог лаконично отвечал Ширину по телефону, вагонные динамики передавали какое-то сообщение.

– Ты слышал, о чём мы говорили с Петром?

– Значит, вы – Пётр, – сказал Паша, глядя на левого парня. Он думал было протянуть руку и представиться, но их манера общения… как-то не вдохновляла.

– Нет, – сказал он, – я ничего не слышал, можете не беспокоиться.

– Ну ты даёшь, – сказал Пётр и шумно вздохнул.

– Я? – удивился Паша.

– Да ты понимаешь, что при таком уровне изоляции транзакций… – начал второй, но Пётр его прервал – положив руку приятелю на плечо, как бы нажал там на какую-то кнопку…

После чего они с минуту оба молчали, а потом стали говорить о Паше в третьем лице, так, как будто его самого там уже не было: «Он всё слышал». – «Говорит, что нет». – «Ты в это поверишь?»

– Послушайте, – сказал Паша, – вы меня простите, конечно, но мне выходить на следующей. Прощавайте, хлопцы!

– Ты слышал про схему?

– Не советую вам нервничать из-за такой ерунды, тем более что я действительно ничего не слышал. Я спал, можно сказать, грезил… Школьные годы чудесные… Чего и вам желаю, – и он уже пошёл было к выходу, но тут из динамиков снова послышалось какое-то сообщение. Понять его Паша не мог, но тем не менее он вернулся и неожиданно для себя забормотал скороговоркой – с удовольствием замечая, как у парней ползут наверх брови: «Знаете, что передают? “Желаем увидеть козла и осла, осла – на полночи, козла – до утра, спокойной вам ночи, приятного сна!..”»

После этого Паша снова пошёл к выходу.

Он свернул с тротуара направо, но не вошёл в магазин (то ли оптика, то ли ювелирный), а остался стоять возле зеркальной четырёхугольной колонны, чтобы взглянуть на себя и, что ли, прочесть на своём челе то, что не смог понять при помощи внутренней логики, – чем кончилось собеседование.

Но внимание переключилось на другую перспективу – обратную… Паша заметил в ней двух русских. Они тоже остановились.

Непонятно было, откуда они вообще здесь взялись… Паша не заметил, чтобы они выходили вместе с ним, значит, сошли тихо и пошли следом… А это уже было чёрт знает что такое!

Паша увидел, что они снова тронулись с места, но сам он стоял неподвижно.

– Красавчег! – сказал один из подошедших.

Паша молча смотрел на них посредством всё того же зеркала.

– Мы тут с Глебом подумали, – сказал Пётр, – что встретить соотечественника и не выпить… как-то нехорошо. Не по-людски… К тому же нам есть что отмечать. Как ты насчёт того, чтобы зайти куда-нибудь? Мы приглашаем.

– На троих придумано недаром, – пропел второй, потирая ручки, – на-троих-при-ду-ма-но-не-зря…

– А вы хотите есть, – спросил Паша, отворачиваясь от зеркала, – или только пить?

– Чего мы хотим, Глебушка? – спросил Пётр и сам ответил: – Сначала пить! А потом уже есть!

– Точно, – сказал Глеб, – можно зайти выпить для начала. Ты случайно не знаешь тут поблизости что-нибудь поприличнее?

– Случайно знаю, – сказал Паша, – и мы уже почти пришли.

– Ну вот и ладушки, прекрасно. Щас накатим! – оживился Пётр, ускоряя шаг, так что Павел и Глеб шли теперь за ним следом, едва поспевая.

– Не сюда! – крикнул Паша, когда Пётр начал было заходить в бар. – Немного дальше.

– О’кей, – сказал Пётр, неохотно возвращаясь на улицу, – а что там такого особенного будет, а?

– Пиво не разбавляют, – ухмыльнулся Глеб.

– Ну, что-то типа того, – сказал Паша, – по крайней мере, я бывал там не раз, можно сказать, завсегдатай…

– Девчонки, наверно, там, – предположил Глеб.

– Это тоже, – кивнул Паша.

– Да вроде и там были ничё, – задумчиво сказал Пётр, оглядываясь, – я там сразу несколько мочалок засёк.

– Просто хорошо там, где нас нет, – вздохнул Глеб, – но было. Правда?

– Правда, – кивнул Паша, – вот мы и пришли.

– А вывеска где? – удивился Пётр.

– На самых тёплых местах нет вывесок, – сказал Глеб, – нам, Пётр, просто повезло, что мы его встретили.

– Ага, – ответил Пётр, и они, по очереди раздвигая чёрный парчовый занавес, ступили в заведение.

Паша следил за их лицами, ожидая увидеть разочарование или возмущение: облупленные стены, покрытые разводами, похожими на чёрную плесень…

Деревянные столы были неотёсанными, стулья – с исцарапанными железными спинками – как будто снятые с проржавевшего насквозь древнего трамвая…

Но двое не удивились, а уважительно покивали головами, сели за столик и стали спорить, с чего начать.

– Да ну, какие коктейли, нах, – сказал Пётр, – коктейли для тёлок, давайте пивка, пацаны, потом водочки… Не, ну в Мюнхене надо пиво пить, я не прав? Вот, товарищ не даст соврать…

Кроме них, в баре вообще никого не было. Официантка, дождавшись конца их короткого диспута, вышла из-за стойки и подошла к их столику. Паша показал ей три пальца и сказал:

– Драй хелле, битте.

– Чё-то пусто как-то, – сказал Пётр.

– Просто ещё рано, – объяснил Паша, – «движение» здесь начинается гораздо позже, ближе к полуночи.

– А говорил, немецкий не знаешь, – улыбнулся Глеб.

– Это всё, что я знаю, – пожал плечами Паша, – светлое пиво, числительные и хэнде хох.

– А как же тут живёшь?

– Да я пока что здесь не так чтоб и живу… И кстати, довольно неплохо знаю английский.

– Да, это кстати… Мы вот с Глебом мычим-мычим… А нас мало кто понимает – только избранные, хе-хе…

– Пока мне английского хватает, а если я останусь, выучу немецкий.

– Останешься, останешься, – сказал Глеб. – Мы поможем.

– Это было бы неплохо. А кто вы, если не секрет?

– Ну, это потом, потом, кто мы, кто вы… Мы же тоже не знаем, кто ты… Ты хороший парень, это сразу видно, но так уж получилось…

– Это не твоя вина, – погрустнев, сказал Пётр, – а твоя беда… Да, но мы никуда не спешим. Можешь ещё пивка заказать. И водочки заодно.

Паша встал и подошёл к стойке.

Вернулся с тремя стопками, девушка сразу вслед за ним принесла три кружки «Августинера».

– Мы, конечно, сами виноваты. Ну, расслабились немного, думали, немцы в городе, кто ж знал, что ты русский… Мы тебя не вычислили, хе-хех…

– Вы тоже были не в косоворотках, – сказал Паша.

– Ну да, – криво улыбнулся Глеб, – но ты же слышал всё.

– Ну и что?

– А то, что… Мы для тебя раньше стали русскими, чем ты для нас.

– Это имеет значение?

– Ещё какое… Ты всё слышал, понимаешь. Всю новую схему потоков мы с Петром при тебе озвучили – так уж получилось, брат. Мы не часто по заграницам шляемся, вот и зарапортовались, ты уж прости нас, – совсем грустно закончил он и допил пиво, – это наш прокол, фак… Но нам больше ничего теперь не остаётся…

– Как что? И я чёт не понял – за что это я вас должен простить?

– Да так…

– Видишь ли, Паша, – сказал Глеб, – то знание, которое ты случайно получил в метро… как бы это поточнее выразиться…

– Несовместимо с жизнью, – подсказал Пётр. – Метро – это вообще такое место… Вот грипп там можно подхватить, птичий или даже свиной…

– Вы сами-то понимаете, что несёте? – спросил Павел и, сам себе удивляясь, стал оправдываться: – Да не видел я никакой схемы! И не слышал! Я же сто раз вам уже сказал, что я был в тот момент очень далеко, сон мне снился про Толстого…

– Про Толстого? Слышь, вообще-то он и правда с закрытыми глазами сидел, – сказал Глеб, резко повернув голову к товарищу.

– Но не с ушами же, – апатично заметил тот и сделал глоток. – Что, совсем ничего про Гибралтар не слышал?

– Даже про Гольфстрим! Ну что вы, с ума сошли, какие потоки!