Плакало только местное население Газни. Над дуканами висели траурные ленты. Больше такой халявы, как узаконенный советским правительством грабеж русского солдата, им не видеть никогда. В магазинчиках цены упали в десятки раз на все. Местные торговцы, не зная, что делать с горами товара, искренне затужили. Второй раз с 1913 года воспрянул духом инвалид рубль, ибо чеки — своеобразную валюту афганской войны — никто не брал. Вокруг колючей проволоки по ту сторону минного поля стайками носились и галдели ребятишки:

— Чека не нада. Рубл давай! Вернувшийся с оперативного совещания, на котором обсуждалась одна тема — вывод, Виктор со странным чувством перебирал свои пожитки. Держа в руках увесистый, красивый, отделанный яшмой Коран, он то открывал, то закрывал его.

Этот Коран «духи» когда-то подбросили в местную школу. А вместе с ним и яркие игрушки-побрякушки, всевозможные сласти. Любопытная вездесущая малышня, расхватав невесть откуда взявшиеся подарки, начала их вскрывать. Коран отнесли директору школы. Когда он попытался его открыть, книга взорвалась. Никто не погиб, но многих покалечило. Конфетами отравилось полшколы.

Детей выхаживали русскими лекарствами. Почти весь госпиталь на «Чайке» был месяц занят школьниками. Врач Игорь откачал всех. После этого случая имя молодого доктора афганцы стали произносить с благоговением, воздевая при этом руки к небу.

Или вот «бур» — винтовка девятнадцатого века, висевшая над кроватью. Она была обнаружена в одном из караванов, а к ней в придачу десяток патронов. Сила выстрела «бура» такова, что со ста шагов насквозь пробивает лобовую броню бэтээра. Собственно, это и все «ценные» вещи, которые Виктор привезет с войны на память.

Очень жестко спланированный график вывода наших войск давал неделю на сборы и — неделю на здачу гарнизона в идеальном состоянии… «духам». Контролировать «Скобу» и «Чайку» прибыл генерал-майор из кабульского штаба. После получасового знакомства с батей он скромным тоном настойчиво попросил продать без очереди японский магнитофон с двумя колонками — дефицит!

Маховик "вывода советских войск" стремительно, с воем и гиканьем, набирал обороты. Стало виднее то, на что не обращали внимания в боевой обстановке. Откуда-то повылазили воины-интернационалисты, сумевшие скопить немалые холмики добра, и теперь обезпокоенные только тем, как эти накопления переправить в Союз.

Закончив загрузку на вертолеты штабного имущества — секретной документации, летных принадлежностей, Виктор с облегчением поплелся в свою келью. До вылета последнего вертолета, на который грузилась поисково-десантная группа, оставалось четыре часа.

По договоренности с «духами», в чьи руки переходило имущество еще вчерашнего противника, расставание должно было пройти не просто тихо, а прямо-таки в обстановке взаимной вежливости. Полевой командир, едва не братаясь, предлагал посильную помощь.

— В спину бы только не стреляли, — бурчал Виктор, торопясь за своим скарбом.

Оружие он оставил на борту, чтобы попусту его не таскать. На груди висел только «лифчик» с ножом.

— Гля-я-я, — протянул Андрей, — "духи"-то по комнатам шныряют.

Он не ошибся: около пятнадцати человек, действительно, шустро занимали освобождающиеся места.

— Так обещали же не лезть! — в сердцах вырвалось у Виктора, наблюдающего цену лживых душманских обещаний. Да, надо сказать, никто им особенно и не верил, поскольку обмануть «неверного» для правоверного мусульманина — дело доблести и чести. Вот и заключай с ними после этого всякие соглашения и договоры!

Убедившись, что все свое с собой, он чесанул к двери. От прямого и увесистого толчка чей-то косматой головой в грудь Виктор завалился назад вместе с влетевшим. Силясь подняться, он столкнул с себя увешанного оружием грязного… чалмоносца.

— Ты… ты… ты… выйти хоть дай… Но «дух», гогоча и не раздражаясь, задницей уже оценивал добротность лежака Виктора.

— Андрюха! Андрей!.Дергаем, пока без нас не улетели.

Виктор уже с трудом продирался сквозь хлынувшую толпу мародеров. Победившая в "честном бою" за «Скобу» банда, толкаясь и дерясь между собой, занимала базу, не обращая уже никакого внимания на бывших хозяев.

Груженая имуществом последняя пара вертолетов оторвалась от земли. На одном из бортов скрежетал зубами от злости бравый генерал-майор, забывший в суматохе новый магнитофон. «Скоба» забрала с собой и части памятника павшим бойцам, не оставив его для надругательства. Гусеничный и колесный транспорт ушел своим ходом, пристроившись в хвост пылившего на север гарнизона из Ложкаревки.

Не стал разбирать памятник на своей базе только батя. Он его просто заминировал, и умно сделал. От бандитов, решивших поглумиться над ним, по докладу афганской контрразведки, осталось только сорок восемь пар калош. Дальновидный ты мужик, батя Блаженко.

4 июня 1988 года. Последняя пара «вертушек» набирала высоту. Все прилепились лбами к иллюминаторам. Под ногами оставалась не то вечная жизнь, не то ее год. Все та же жирная луна, встретившая Виктора сто лет назад, холодно провожала его, не прощаясь. Щемящее сердце и не верило, и плакало. Добросовестная, надежная старушка-восьмерка, не оглядываясь, ходко тарахтела на Север.

Домой!

Виктора вернули в воинскую часть по месту их прежней дислокации — неподалеку от Тбилиси. Новые жизненные испытания были связаны с ликвидацией последствий землятресения в Спитаке, с национальными столкновениями между азербайджанцами и армянами в Кировабаде. Там произошел погром аналогичный безпорядкам в Сумгаите. Эти безпорядки были идентичны и по замыслу, и по сценарию, не было никаких сомнений, что они были кем-то сознательно, планомерно спровоцированы и организованы. Весной — 8 апреля 1989 года в Тбилиси произошли известные массовые демонстрации. Вновь русские солдаты и офицеры были привлечены для поддержания порядка.

В августе девяностого года Виктор поступил в Военно-политическую академию в Москве. Первый год все шло хорошо — успешная учеба, занятия спортом. Виктор даже участвовал в международном марафоне, где занял третье место. Но в конце девяносто второго года стали сказываться последствия минувших контузий и ранений. Однажды он потерял сознание прямо на занятиях. Это было в январе 1993 года. Виктора уложили в госпиталь имени Бурденко с фатальным диагнозом — рак левой височной доли мозга…

В кабинете заведующего отделением нейрохирургии по-хозяйски расположилась гнетущая приговорная тишина. Доктор рассеянно курил, глядя в окно. За столом сидела застывшая жена Виктора.

— Значит, никаких шансов на положительный исход?

— Никаких. Практически никаких. Слишком тяжелое ранение. И очень поздно поставлен диагноз.

— Томографический анализ головного мозга подтвердил безнадежную ситуацию. Опухоль в виде гнойника, величиной с куриное яйцо находится в левой височной доле, — продолжал врач, — в самой жизненно важной части мозга. К тому же он имеет очень нестабильное состояние и, видимо, в некоторых местах гной начал просачиваться в мозговую оболочку. Будьте мужественны. К сожалению, уже ничего сделать нельзя.

Доктор, продолжая курить, говорил ровным спокойным голосом. Очень спокойно, привычно, профессионально.

— Операцию мы все равно делать будем. Это наш врачебный долг. Но должен вас предупредить: в лучшем случае Виктор, если выживет после операции, в нормальное сознание уже не вернется, в худшем — проживет два-три месяца.

… Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися…

— Распишитесь вот здесь о согласии на операцию. Ее проведем через три дня, двадцать седьмого апреля.