— Значит, так, товарищи командиры! О противнике мы знаем мало, поэтому быть в готовности вести огонь прямой наводкой. По три ящика снарядов З-ш-1 уложить непосредственно у станин орудий и по пять ящиков осколочных держать наготове в нишах. Сержант Сердюков!

— Я, товарищ старший лейтенант!

— Твоему орудию быть в готовности в любое время развернуть ствол на 180 градусов и стрелять в наш тыл. А остальным, — он посмотрел на Орасанова и Быкова, — в случае нападения из тыла — продолжать вести огонь в сторону нашей пехоты, не отвлекаясь назад, там разберется Сердюков.

Все ясно?

— Так точно! — почти хором ответили командиры орудий.

— По местам!

Сержанты побежали каждый к своему орудию, туда же пошел и Потураев, чтобы лично убедиться в готовности каждого орудия и подбодрить солдат, занимающихся своим нехитрым делом. Одни протирали снаряды и гильзы, другие подносили в указанные места ящики с ними, наводчики фланелевыми тряпочками протирали окуляры панорам и оптических прицелов.

Обойдя все три орудия и убедившись в готовности их расчетов к боевой работе, Потураев вернулся назад к буссоли, установленной в пятнадцати метрах за орудиями, и спросил радиста рядового Баранова:

— Комбат не вызывал?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант! Все тихо!

Тихо пока было в эфире, а в стороне кишлака уже слышались густые автоматные очереди. Стало совсем светло. Солнце ярче и веселее светило над остриями далеких гор, и Потураев внимательно оглядел окружающую их местность. Впереди, сразу за кишлаком Мухамед-Ага, простиралась голая степь, заканчивающаяся стеной высоких гор. До них было километров пять-семь. Справа и слева вдоль дороги, по которой они ехали, также тянулись горы, а в тылу их огневой позиции, позади, метрах в двух, сюда тянулась гряда невысоких, до ста метров, холмов. Вот эти холмы и насторожили Потураева.

— Баранов! Вызови ко мне командира отделения тяги рядового Панина!

Когда Панин прибыл, Евгений указал ему на те холмы и пояснил:

— Слушай, Панин! Не нравятся мне эти горки позади нас. Что на них и за ними — мы не знаем. Бери-ка остальных своих водителей, Ахметова и Мельникова, и займите оборону метрах в семидесяти от нас. Ваша задача: не допустить подхода противника с тыла на огневую позицию, организовать наблюдение за этими холмами и в случае обнаружения какого-нибудь шевеления немедленно открывайте огонь из автоматов, а мы вам пособим пушечкой. Задача ясна?

— Так точно!

— Все! Иди, Панин, выполняй!

В это время радист Баранов начал принимать по рации команды капитана Коростылева:

— Пермь-2! Опорный пункт! Прицел 22, заряд четвертый! Уровень 29–50, основное направление — левее 0–40, первому — один снаряд осколочный — огонь!

Старший лейтенант с блокнотом в руках записывал эти данные и громко передавал их на орудия. Командиры орудий также записывали установки, и наводчики быстро наводили стволы гаубиц в невидимую для них цель, отмечаясь по коллометорам, установленным позади каждого орудия, метрах в трех.

— Первое готово! — доложил Сердюков, когда заряжающий дослал снаряд в казенную часть ствола.

— Первое! — скомандовал Потураев и тут же эхом ему отозвался Сердюков:

— Орудие!

— Выстрел! — крикнул наводчик и нажал на спусковой механизм гаубицы. На четвертом заряде, когда стрельба ведется на небольшое расстояние, чуть больше двух километров, установщики вынимают из гильзы четыре небольших мешочка пороха и на оставшемся заряде орудие стреляет негромко, как бы мягко, не ударяя по барабанным перепонкам обслуживающих его солдат. Через несколько секунд в центре кишлака все, кто был на огневой позиции, увидели разрыв и чуть позже до них долетел его звук. Но противника видел только командир батареи капитан Коростылев, находившийся в цепи вместе с ротой в непосредственном соприкосновении с душманами, упорно обороняясь в захваченныхими домах и встретивших седьмую роту сильным автоматным и пулеметным огнем. Рота залегла. Майор Терещук, обращаясь к Коростылеву, спокойно сказал:

— А ну, Николай, пособи-ка пехотой. Ударь по этим двум крепостям!

Они лежали в какой-то канаве недалеко друг от друга среди солдат роты. Коростылев быстро определил установки для стрельбы и через лежащего рядом с ним радиотелефониста Глазырина передал их на батарею. Снаряд, пролетев над ними, разорвался несколько правее и дальше цели. То, что снаряд улетел дальше, то это Коростылев сознательно чуть увеличил прицел с тем, чтобы исключить случайного попадания его в свою пехоту. Подсчитав в уме корректуру, он передал Глазырину:

— Прицел меньше два! Левее 0–12, веер сосредоточенный! Батарее один снаряд беглый. Огонь!

Потураев тут же передал на орудия необходимые корректуры и все три орудия грохнули почти разом.

— Стой! Записать! Цель первая! Молодец, Женя, точно стрельнул, — уже совсем открытым текстом услышал Потураев в поданной Барановым трубке радиостанции.

7-я рота поднялась вслед за разрывами снарядов и заняла обе крепости почти без снарядов. Оставшиеся в живых «духи» бежали к северной окраине кишлака, но по ним артиллерийский огонь вести было нельзя. Там, откуда они бежали, были и местные жители. Рота дом за домом продвигалась вперед, проверяя все их помещения и дворовые постройки. Коростылев со своим радистом Глазыриным и группой управления майора Терещука зашли в один из дворов дувала. К нему подбежала пожилая женщина, волосы растрепаны и не покрыты платком, что редко увидишь здесь, на Востоке. Протягивая руки вверх, она что-то голосила, обращаясь к Коростылеву, и, не вытирая слезы, то и дело показывала то на свой дом, то в сторону уходивших душманов. Солдат-таджик, находившийся при майоре Терещуке, перевел:

— Она говорит, что бандиты убили ее мужа, забрали с собой их сына и, не успев увести овец, перестреляли их в загоне, а ее избили прикладами. Она посылает на них гнев Аллаха и просит шурави (советских) догнать чужих людей и вернуть ей сына.

Женщина упала головой на грудь Коростылева и он беспомощно оглядывался на своего радиста и майора Терещука, негромко говоря:

— Ничего, мать. Вернем сына, а с бандитами мы справимся с помощью Аллаха!

Потураев слышал вновь начавшуюся перестрелку в кишлаке и ожидал новой команды на стрельбу. Ждать ее долго не пришлось. Рота внезапным маневром слева вырвалась за пределы кишлака и перекрыла пути отхода «духов». Насильно мобилизованные мужчины кишлака, воспользовавшись замешательством среди чужих людей, разбежались от них и указали командиру батальона на несколько разбитых построек, где укрылись остатки банды. И вновь, чтобы зря не посылать под их огонь солдат седьмой роты, командир батальона приказал Коростылеву уничтожить эти постройки вместе с укрывающимися в них бандитами.

Потураев, получив установки для стрельбы и открыв беглый огонь по цели, сквозь выстрелы орудий расслышал автоматные очереди позади себя. Он обернулся и увидел, что трое водителей ведут огонь из автоматов по нескольким группам душманов, появившихся на холмах позади батареи.

— Так я и думал, что «духи» нападут, на батарею с тыла. Молодцы водилы, не прозевали.

— Баранов, за мной! — они вдвоем добежали до первого орудия, чтобы отдать приказ Сердюкову развернуть стволы. С их прежнего места при беглом огне орудий кричать было невозможно — все равно никто ничего не услышит.

— Сердюков! Противник с тыла! Прямой наводкой! Заряд уменьшенный! Наводить в перекрестке! Шесть снарядов З-ш-1! Огонь!

Наводчик расстопорил ствол гаубицы, и установщик Атаеев, с силой толкая ствол, развернул его на 180 градусов. Есть стопор! Наводчик в прицел разглядел группы противника, заряжающий дослал в ствол снаряд З-ш-1.

— Орудие! — крикнул Сердюков.

— Выстрел! — крикнул наводчик.

Снаряд З-ш-1 был засекреченным изделием. Внутри него было запрессовано семь тысяч стальных иголок, размером в три сантиметра с небольшим оперением. Он, разрываясь в воздухе, не долетев до цели, уничтожал живую силу противника плотным веером этих иголок, не оставляя на местности ни одного квадратного сантиметра без поражения.