В это время Глазырин начал принимать корректуру от капитана Коростылева. Потураев тут же сообщал их орудиям:

— Второму и третьему! Прицел больше четырех! Правее 0–03! Два снаряда, беглый огонь.

Оба орудия, на несколько секунд прекратившие огонь, пока наводчики управлялись с прицелами, вновь начали стрелять в сторону кишлака, добивая уцелевших в постройках дувалов, в открытую убегающих за пределы населенного пункта целям Где-то в стороне начали стрелять и минометы по своим целям. Солдаты седьмой роты, отыскивая взглядом уцелевших между разрывами «духов», уничтожали их автоматным и пулеметным огнем. Так и стреляла несколько минут батарея — два орудия на север, одно — на юг, в тыл огневой позиции. Грохот стоял неимоверный. Пыль и дым стояли на позиции в безветренном воздухе.

Потураев в бинокль наблюдал за разрывами игольчатых снарядов и убедившись, что на холмах противник уничтожен, скомандовал:

— Первое! Сто! Прекратить стрельбу!

Через минуту ему доложили об окончании стрельбы командиры других двух орудий.

Евгений увидел, как трое его солдат, водители УРАЛов, пригнувшись, приближаются к орудиям. Потураев встретил их, пожал каждому руки и поблагодарил за службу.

— Молодцы! Вовремя вы их обнаружили и не дали возможности «духам перестрелять батарею с тыла.

Водители смущенно переминались с ноги на ногу, мол, чего там, увидели и огонь открыли. Ну и вы, товарищ старший лейтенант, когда открыли огонь разрывными снарядами, здорово им дали. Там, на холмах, начисто все смело.

— Как говорят, Панин, пусть не лезут. Правильно?

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

— А сейчас идите к своим машинам и будьте готовы к маршу.

— Есть!

В кишлаке к этому времени прекратились выстрелы. Рота захватила пятерых пленных и собралась в центре населенного пункта. Командир роты капитан Детюк проверил личный состав и доложил майору Терещуку о том, что потерь нет, два солдата легко ранены и эвакуированы к бронетранспортерам в сопровождении санинструктора.

Вокруг солдат стали собираться местные жители кишлака, которые во время боя попрятались кто где. Здесь были и белобородые старики, и многочисленная ребятня, и несколько женщин, укрытых темно-зеленой паранджей. Среди них Коростылев разглядел и пожилую афганку, с которой он уже общался. Рядом с ней стоял юноша без чалмы, в длинной коричневой рубашке и широких штанах. Старики, разузнав, кто является старшим среди шурави (советских), подошли к майору Терещуку и стали пожимать ему руки, глядя ему в глаза и повторяя:

— Ташакор, ташакор. (Спасибо).

Подошла пожилая женщина, ведя за руку юношу, и стала что-то быстро-быстро говорить командиру батальона. Солдат-таджик перевел:

— Она благодарит Аллаха и шурави за то, что шурави наказали чужих людей и вернули ей сына. Мужа ее убили и теперь только сын ей опора в дальнейшей жизни.

Потом она что-то крикнула своим односельчанам и те бросились к пленным, которые сидели на корточках в стороне под охраной трех солдат. Толпа подбежала к этим бородачам, громко высказывая им свою ненависть и презрение, и если бы солдаты не помешали жителям, то они бы разорвали чужих людей.

Майор Терещук, видя, что ситуация накалена, приказал капитану Детюку выводить роту из кишлака и приготовиться к маршу обратно в расположение.

— Выходим и мы, — кивнул он Коростылеву.

— Глазырин, передай на батарею «Отбой»! — сказал Коростылев своему радисту, идя следом за Терещуком. Товарищ старший лейтенант! Отбой! — доложил радиотелефонист Баранов Потураеву. Старший лейтенант громким голосом подал команду:

— Батарея! Отбой!

Команду продублировали и командиры орудий. Солдаты быстро и сноровисто привели гаубицы в походное положение. Три УРАЛа медленно подъехали к своим орудиям, расчеты прицепили их за форкопы и разгрузили в кузова боеприпасы и шанцевый инструмент. Потураев лично проверил крепление каждого орудия к тягачу, вскочил на подножку первой машины.

— Давай, Панин, выезжай на дорогу!

УРАЛы медленно и тяжело выползли на асфальтированную дорогу и заняли свое место в общей колонне. К ним вышли командиры батарей с радистом. Потураев выпрыгнул из кабины и подошел к Коростылеву:

— Товарищ капитан! Личный состав огневиков к маршу готов, потерь нет. Работали все на отлично. Отмечаю первый расчет и водителей, которые укрепили нападение на батарею с тыла.

— Да опусти ты руку, Женя! Стреляли хорошо, молодцы. А что в тылу у вас было?

Потураев коротко рассказал о своих подозрениях относительно холмов, о том, как боевое охранение из водителей не позволили «духам» внезапно обстрелять батарею и об уничтожении противника огнем первого орудия сержанта Сердюкова.

— Построй батарею! — приказал Коростылев.

Потураев вернулся к УРАЛам и скомандовал:

— Батарея! К машинам! В две шеренги порасчетно, становись!

Солдаты повыпрыгивали из кузовов тягачей, быстро встали в двушеренговый строй, поправляя поясные ремни и автоматы на плечах.

— Равняйсь! Смирно! Товарищ капитан! Батарея по Вашему приказанию построена. Старший офицер батареи старший лейтенант Потураев!

Евгений, не опуская правую ладонь от головного убора, сделал шаг в сторону, уступая место Коростылеву:

— Вольно!

— Вольно! — повторил Потураев и встал на свое место на правом фланге строя. Коростылев оглядел своих солдат.

— Товарищи солдаты! Вы знаете, что мы сегодня выехали на помощь местному населению, подвергшемуся нападению бандформирования, пришедшего из Пакистана. Свою задачу вы выполнили. Огонь орудий был точный и своевременный. Всем вам мое командирское спасибо! По докладу старшего офицера наши водители во главе с рядовым Паниным не дали возможности противнику напасть на вас с тыла. Молодцы! Рядовой Панин!

— Я!

— Выйти из строя!

— Есть!

Немного неловко и неуклюже, но, стараясь, Панин вышел из строя на три шага и кругом повернулся лицом к батарее.

— За проявленное мужество и храбрость в боевом охранении рядового Панина представляю к медали «За Отвагу»!

— Служу Советскому Союзу!

— Стать в строй!

— Есть!

— Старший лейтенант Потураев!

— Я!

— Сейчас совершаем марш к месту постоянной дислокации. Порядок движения прежний. Проинструктировать личный состав в случае внезапного нападения на дороге и приготовиться к движению!

— Есть!

Потураев вышел на середину строя и начал отдавать распоряжения, а Коростылев пошел вдоль колонны к командиру батальона с докладом о готовности его батареи к маршу.

Было около десяти утра, когда 7-я рота с приданными ей артиллерией и минометчиками выехалэ в направлении расположения своего батальона. Они благополучно проехали ущелье Дахи-Нау и до места оставалось не более десяти километров. Боевые машины десанта девятой роты, дежурившие вдоль дороги, пропустив всю колонну, поочередно пристраивались к ней. Вдруг впереди прогремел сильный взрыв и мощное черное облако взметнулось вверх. Сквозь этот дым были видны длинные языки пламени. Засада! Незаметно подошедшие моджахеды из ручного гранатомета подбили стоящую БМД девятой роты. Граната попала в топливный бак, возле которого на броне сидел один солдат из экипажа машины. Этот солдат погиб мгновенно. Более того, он был объят пламенем горевшей солярки. Выстрел гранатомета являлся сигналом к всеобщему нападению на колонну. Слева от дороги по ней открыли огонь многочисленные мобильные группы «духов». В первую минуту было много раненых солдат артиллерийской и минометной батарей, так как только они не были укрыты броней. Солдаты из кузовов своих автомобилей открыли ответный огонь из автоматов. Капитан Коростылев стрелял из кабины УРАЛа, меняя магазины к автомату, которые лежали у него под ногами. Меняя очередной магазин, он в горячке левой ладонью схватился за газовую трубку автомата и до волдырей обжег ладонь — так сильно нагрелся автомат от интенсивной стрельбы. А подбитая БМД уже горела вся, и пламя столбом взлетало вверх. Сильный взрыв бое-укладки сорвал с нее башню и она, пролетев несколько метров, тяжело громыхнула на асфальт. Один из выстрелов ручного гранатомета моджахедов попал в кузов автомобиля ГАЗ-66 минометчиков. Кузов был затянут серым брезентом, укрепленном на железных дугах. Граната попала в такую дугу и разорвалась внутри кузова, ранив весь минометный расчет. Больше других пострадал солдат узбек, которому многочисленные осколки попали в лицо, превратив его в кровавую маску. Ему санинструктор быстро ввел в руку шприц-тюбик промидола, чтобы узбек не умер от болевого шока и накрыл голову солдатским бушлатом, так как раненый все время хватался руками за лицо. Он лежал на дне кузова и тихонько звал: