Шорохов смотрел на Христо Юрьевича и не мог не удивляться его необыкновенной выдержке. Шкипер знал, как любит старый грек своего сына, и сейчас, глядя на него, думал: «Понимает ли он до конца, чем все это может кончиться?..»

Христо Юрьевич, будто читая мысли Андрея Ильича, сказал:

— Семьи всех членов команды немедленно покинут свои дома. Об этом мы побеспокоимся и постараемся устроить их в безопасном месте... Вы же, Андрей Ильич, предупредите своих на шхуне: в ближайшие два-три месяца пусть никто из них не пытается наладить связи с родственниками. Возможна слежка...

Шорохов обронил:

— До связи ли... Дай бог, чтобы они остались живы.

— Вы о ком, Андрей Ильич?

— О ребятах на шхуне. Не думаю, чтобы при встрече с нами фашисты подняли руки кверху.

— Я тоже так не думаю, — совсем тихо проговорил Христо Юрьевич. — Но... Как ни трудно, задание надо выполнить, Андрей Ильич. Таков приказ штаба: любой ценой.

— Да, любой ценой, — задумчиво повторил шкипер...

Задание руководящего центра подпольной группы было действительно сложным и опасным. Три дня назад провокатор выдал гестаповцам явочную квартиру, где собрались семеро коммунистов-подпольщиков. Бежать удалось только одному. От него и стала известна трагедия той непроглядно-темной ночи. А потом стало известию и другое: шестеро схваченных на явочной квартире сидят в подвале гестапо, скованные попарно, их день и ночь пытают, они уже не похожи на людей, и никакой возможности освободить их нет. Вернее, не было. Теперь она появилась: в субботу, то есть через два дня, подпольщиков повезут на катере в Ейск. Капитан Мауэр получил такой приказ от группенфюрера, генерала СС. Гестаповец должен был лично сопровождать арестованных.

Для освобождения товарищей решено было использовать шхуну «Мальва». Шкиперу давали на помощь пятерых партизан и оружие...

Шорохов оторвался от своих мрачных дум, посмотрел на Христо Юрьевича и тихо спросил:

— Не лучше ли будет кое-кого из команды не брать в этот рейс? Людей хватит, зачем...

— Нет! — быстро ответил Христо Юрьевич. — Ни в коем случае. Это может показаться подозрительным Карпову... Нет, нет, Андрей Ильич, этого делать нельзя...

— Да, пожалуй, вы правы, — согласился шкипер. — Этот Карпов может наделать беды, если заподозрит... Ну, что ж, Христо Юрьевич, пожелайте нам, как говорят, всего доброго...

В шесть часов вечера какой-то человек в рыбацких старых сапогах и в излатанных брезентовых штанах подвез к шхуне тачку, нагруженную сетями, и крикнул:

— Эй, на шхуне! Давай шкипера!

Андрей Ильич сошел на берег, приблизился к человеку. Разогнув, словно от усталости, спину, человек сказал:

— Принимай, хозяин, сетки. Сделали честь по чести.

Шорохов узнал в нем матроса, служившего когда-то у него на шхуне. Все же он ответил паролем:

— По-разному люди честь понимают...

Старый матрос проговорил:

— Само собой... — И, понизив голос почти до шепота, добавил: — Пять автоматов, два пистолета, три гранаты. Я остаюсь на шхуне.

Шкипер подозвал к себе Глыбу, распорядился:

— Сетки — в носовой трюм. И осторожно Иван... — Он сжал его руку выше локтя, незаметно оглянулся по сторонам. — И там же устрой товарища. Понадежнее.

— Понимаю, — коротко ответил Глыба и крикнул матросу: — Эй, давай прямо с тачкой по сходням!

Минут через десять прибыли еще две тачки с починенными сетями. И если бы в это время кто-нибудь наблюдал за шхуной, то мог бы заметить: люди поднимались с тачками на судно, сгружали сети в носовой трюм, а назад не возвращались. Только спустя некоторое время молодые матросы Юра и Саша стаскивали тачки на берег и откатывали их под навес.

Однако никто за шхуной не наблюдал. Немцев в этой части порта почти никогда не было, а если бы кто из них и оказался поблизости, то вряд ли обратил бы внимание и на рыбацкое судно и на рыбаков. К шхуне, которая доставляет рыбу для коменданта, уже привыкли, ни в ком она не вызывала интереса...

К семи часам, как и обещал шкиперу, пришел «концессионер» Карпов. Ступив одной ногой на трап, он остановился, вытащил из кармана брюк массивные серебряные часы, хлопнул крышкой и взглянул на Шорохова.

— Деловые люди всегда должны быть точны, господин шкипер. Не так ли?

Шорохов улыбнулся:

— Для деловых людей время — деньги. Поэтому они и точны.

— Да, да... Вы правы, шкипер: время — это деньги. Мы скоро уходим в море?

— Шхуна готова, господин Карпов. Команда тоже. Если вы разрешите.

Концессионер поднялся по трапу, подошел к шкиперу и стал рядом с ним, облокотившись о фальшборт.

— Я хочу вам сказать, Андрей Ильич, — доверительно начал он, — что вы мне понравились еще до того, как я вас увидел. Ваша анкета, шкипер, вернее, ваше прошлое — отличнейшая характеристика. Я представляю, как вы должны ненавидеть этих скотов большевиков! Да, да, дорогой моряк, я все это прекрасно понимаю. И... — Карпов еще теснее придвинулся к Шорохову, понизил голос, — и я вам обещаю: не пройдет и года, как вы станете обладателем вот этого самого корабля, на котором мы с вами сейчас находимся. В этом я даю вам слово делового человека.

— Благодарю вас, господин Карпов, — сдержанно, как показалось концессионеру, ответил шкипер.

В душе Карпов выругался: «Мужик! Шиш ты у меня получишь, а не корабль!» А вслух продолжал:

— Я надеюсь, дорогой моряк, что и вы со своей стороны приложите все усилия... Вы меня понимаете?

— Да, да! Можете не сомневаться, господин Карпов, что и я, и команда шхуны, мы приложим все свои усилия...

Нет, в голосе шкипера не было никакого безразличия, он все прекрасно понимает, этот моряк. И Карпов, оживившись, мысленно произнес: «Кажется, с этим типом можно будет сделать неплохой бизнес...»

Горизонт слился с морем и небом. Кругом темная вода и прыгающие в волнах звезды. Новый кливер пружинится от трехбалльного вечернего ветерка, негромко хлопают крыльями грот и фок. Длинные лунные дорожки дрожат за кормой шхуны, убегают вдаль и незаметно исчезают, словно погружаются в море. Неясные очертания берега тонут в вечерней мгле. Тени от парусов плавно скользят сбоку судна, почти неслышно поскрипывают ванты.

Господин концессионер удобно устроился рядом с рубкой на табурете и с наслаждением созерцает морской пейзаж. На губах его довольная улыбка. Время от времени он спрашивает у Шорохова, когда тот думает выбрасывать сети, и получает все тот же ответ: еще рано. Концессионер на этот раз не хочет вмешиваться в дела шкипера, хотя его подмывает сказать, что нужно было бы подальше уйти в море, а не крутиться рядом с берегом. Ведь он, Карпов, не для того платит за шхуну деньги, чтобы только дышать морским воздухом. Ему нужна рыба.

Шкипер стоял за штурвалом. Он внимательно смотрел на берег, словно что-то искал там. Недалеко от рубки, у борта шхуны, Нина тоже вглядывалась в темноту. Вот она показала рукой в сторону берега. Там, в окне заброшенного и полуразрушенного маяка, на какую-то долю секунды вспыхивал, снова гас и снова вспыхивал неяркий огонек. Словно далекая звездочка мерцала в небе, то заволакиваемая тучкой, то опять появляющаяся.

— Катер вышел, — сказала Нина.

Этот мигающий огонек увидел и Карпов. «На шхуне не все так хорошо, как говорил Штиммер», — подумал он. Концессионер с удивительной для него ловкостью прыгнул к борту и, став лицом к Шорохову, вытащил из кармана пистолет.

— Право на борт, шкипер! — закричал он, и в голосе его уже не было тех мурлыкающих ноток, которыми он играл минуту назад. — Право на борт, шкипер! — повторил он. — Иначе... Ведите шхуну к берегу! Слышите?

— Что с вами? — спокойно спросил Шорохов, делая: шаг к Карпову. — Что случилось?

— Стоять на месте! — заорал на него концессионер.

Он сделал полуоборот влево и вдруг увидел рядом с собой Сашу Аджарова и еще двух незнакомых людей с автоматами у груди. У них были суровые неулыбающиеся лица. Они смотрели на него жестко, и в их глазах Карпов читал приговор. Он попятился вдоль борта, то ли выигрывая время, то ли потому, что просто не знал, что делать. Но вот плечом он почувствовал какое-то препятствие, испуганно оглянулся и совсем близко увидел глаза Ивана Глыбы. Не успел Карпов о чем-либо подумать, как рыбак вырвал из его рук пистолет.