– Ну еще, дядя Сережа!

Он улыбнется, ласково потреплет меня по голове и, если не спешит, непременно расскажет еще какой-нибудь захватывающий, красочный эпизод из своей жизни.

Таких людей, как Сергей Андрусенко, в нашем селе было немало. Все они горячо поддерживали колхозную перестройку деревни.

Помню многолюдные сходки, пламенные речи бывших партизан, оживленные разговоры на улицах, не замолкавшие до полуночи, и взволнованные слова отца: «Теперь у людей открылись глаза – поняли, что кулак на батрацком труде наживается». Помню радостные лица моих односельчан после собрания, на котором было постановлено организовать колхоз и назвать его «Червоный партизан».

На селе было много комсомольцев-активистов; они деятельно помогали коммунистам и колхозному активу проводить такое великое преобразование деревни, как коллективизация.

Мой брат Александр, активист-комсомолец, целые дни проводил в сельсовете, в поле, на сходках. Он одним из первых записался в колхоз и стал работать там счетоводом. Приходил поздно, нагруженный бумагами, работал долго, и я сквозь сон слышал, как он щелкает на счетах и рассказывает отцу о событиях дня.

Недалеко от нас жил коммунист Максимец. Сашко по дороге в правление колхоза заходил к нему посоветоваться, как со старшим товарищем.

Как-то иду с ребятами из школы. Смотрю – по улице тянется вереница телег. В гривы лошадей вплетены ленты, а на свежевыкрашенных дугах большими красными буквами выведено «ОКЧП» – ображеевский колхоз «Червоный партизан». Мы, конечно, побежали вслед за телегами. Колхозники подсадили нас, и мы важно проехали по всему селу.

В этот день были организованы колхозная конюшня, колхозный двор.

Стал достоянием колхоза и большой яблоневый сад, расположенный посреди села за высокой оградой.

Сад – краса нашей деревни. Его видно издали, с полей и лугов. Особенно он хорош весной, когда цветут яблони. До революции это было небольшое дворянское поместье, но и после долго еще садом пользовался родственник помещика.

Бывший барский дом, завитый хмелем и диким виноградом, с бассейном перед парадным входом, был отремонтирован. Здесь разместилось правление колхоза.

Народ шел в колхоз дружно, но все же нашлось несколько продажных душонок, которых кулаки, затаившие зло против советской власти, смогли подкупить. Они покушались на жизнь активистов, подготовляли и ограбление колхозной лавки.

То были тревожные дни. Мать беспокоилась за Сашко. Говорили, что у бандитов есть оружие. Все село поднялось на борьбу с ними. Была организована облава. Одного бандита удалось поймать быстро, другой же скрылся в жито. Сельчане помчались по его следам. Я в это время стоял с мальчишками у околицы. Вижу, по огороду бежит Максимец с ружьем. Мне почему-то сразу вспомнились рассказы дяди Сергея о партизанах, и, забыв о том, что нам, ребятам, строго наказано в эти дни не выходить за околицу, я бросился за Максимцем. Подбежал к роще. Там стояли несколько комсомольцев. Не успел кто-то из них крикнуть мне: «Куда ты, хлопец, отправляйся обратно!» – как раздалась стрельба. Один из парубков взобрался на дерево для разведки. Мимо него просвистела пуля. Это отстреливался бандит, которого обнаружил Максимец. Потом все стихло, и я увидел Максимца и еще двух сельчан: они тащили за собой угрюмого детину со злыми, вороватыми глазами.

У нас, ребятишек, в ту пору настроение было воинственное: мы играли в войну, облаву и мечтали поймать настоящего бандита. Я с нетерпением ждал писем от старшего брата Якова – он служил в пограничных войсках в самом южном районе нашей страны, в Кушке. Он писал о борьбе с нарушителями границы. Отец вслух по многу раз подряд читал его письма родственникам и соседям. И дядя Сергей Андрусенко после этого всегда вспоминал боевые дела в Гражданскую войну. Настоящий праздник был дома, когда брат Яков прислал свои фотографии. Он стал неузнаваем: в ладно сшитой красноармейской шинели, возмужавший и, главное, с саблей в руках. Я не мог глаз отвести от этой сабли.

А скоро в село приехал на побывку наш сосед – молодой командир; он учился в военном училище.

На меня такое впечатление произвели квадраты на его петлицах, блестящие сапоги, молодцеватая, уверенная осанка, что я начал подражать его манере говорить и ходить. И когда вечером он выходил за ворота покурить, то мы, ребята, стояли поодаль и глядели на него в почтительном молчании.

…После того как Максимец поймал бандита, я стал по пятам ходить за ним и за комсомольцами-активистами. Недели две спустя из района приехали агрономы. Сельчане вышли с ними в поле на митинг. Побежал и я.

Вдруг Максимец оглянулся и подозвал меня:

– А ну-ка сбегай за Ниной Васильевной да зайди в сельсовет – скажи, что через час приду на собрание.

Я помчался со всех ног. Прибежал, запыхавшись, в школу. Нина Васильевна улыбнулась, глядя на меня, и сказала:

– Да ты у нас связным сделался.

Комсомольцы стали часто давать нам, ребятам, поручения, и мы наперегонки бежали их выполнять.

И как я был рад и счастлив, когда вскоре на том самом току, где я гонял лошадей кулака, заработала молотилка нашего колхоза «Червоный партизан»!

Прошло несколько недель после того, как у нас организовался колхоз. Однажды вечером брат Сашко сказал мне, что у нас в селе будет клуб. Когда я пришел в школу, все ребята только об этом и говорили. Через несколько дней наши сельчане поехали за строительными материалами. Работа закипела.

В сумерках, когда рабочие уходили, мы, ребята, бегали на постройку и играли там в жмурки. Пахло стружкой, в окна заглядывал месяц, на землю от бревен ложились тени. Все это нам очень нравилось, и мы неохотно шли домой.

Строительство клуба было большим событием на деревне. Его открытия с нетерпением ждали и стар и млад. Я тогда впервые услышал слово «сцена» и каждый день бегал на стройку и смотрел – много ли сделано. Мне все казалось, что работы идут медленно.

Но еще больше радовало всех, что наше село будет электрифицировано. Зимой по вечерам мы сидели с коптилками, а еще совсем недавно и с лучиной. Так велось исстари. И вдруг – электрический свет! У нас будет большой, залитый светом клуб, в хатах загорится лампочка Ильича, а на току будет молотить электрическая молотилка!

Наконец в село привезли столбы. Из района приехали электромонтеры, техники. Весело, споро пошла работа!

Ребята бегали и на постройку клуба и увязывались за электромонтерами – всюду поспевали. Мы суетились больше всех. В школе засыпали учительницу вопросами, и она терпеливо, подробно объясняла нам, как проводят свет, как вырабатывается электроэнергия.

Долгожданный день наступил – ток включен! В хатах светло, уютно, а из школы так бы и не выходил – хорошо там стало! Сельчане ликовали.

В том же году, за несколько дней до Октябрьских праздников, у нас организовался пионеротряд. В ясное, солнечное утро мы до уроков выстроились в школьном дворе, и Нина Васильевна рассказала нам о пионерах, о том, что пионер, борец за дело Ленина – Сталина, должен быть примером для всех ребят. Слова учительницы, которую я любил и уважал, запали мне в сердце. И меня охватило какое-то удивительное, незнакомое до тех пор чувство.

Я очень волновался, давая торжественное пионерское обещание. Произносил слова обещания с той проникновенностью, которая свойственна человеку – и юному и взрослому – в торжественные минуты его жизни.

Вожатый повязал мне пионерский галстук, я был горд и счастлив.

С пионерским галстуком я не расставался. Перед сном тщательно складывал и прятал его под подушку. В первые дни ночью просыпался и смотрел – тут ли он.

Накануне праздника Великого Октября – к этому дню было приурочено открытие клуба – уроки в школе кончились рано. Мы побежали домой, переоделись и собрались у клуба. На нас праздничные, вышитые рубашки. Пионерские галстуки отглажены и аккуратно повязаны. Мы обступили окна клуба и прижались носами к стеклам. Клуб ярко освещен и переполнен. Нам видны на стенах портреты Ленина и Сталина, лозунги, картины, гирлянды зелени. Принарядился сегодня и вожатый – наш сельский комсомолец. Пуговицы на его военной гимнастерке – он ее надевает в особо торжественных случаях – начищены до блеска. Он вводит нас в зал, и мы чинно рассаживаемся по скамейкам – они оставлены для нас. На сцене незнакомый мне человек – докладчик. Мы сидим тихо, только иногда подталкиваем друг друга локтями и перешептываемся: «Хорошо-то как!»