Платить будем, конечно, в твердой валюте. Ну а что касается злополучного документа, который вас волнует, то он будет вручен вам сразу после того, как банкирский дом получит договоры.
— А где же Сергеев? — не удержался Вильчевский.
— Он обезврежен и ничем больше не напомнит о себе… — В глазах Астахова мелькнула холодная усмешка.
«Не удивлюсь, если вслед за этим он скажет, что вместе с злополучным документом положил в свой банковский сейф и самого Сергеева», — подумал Вильчевский.
Астахов продолжал:
— Мы гарантируем строжайшее соблюдение тайны при ведении переговоров, в нашем банкирском доме существует свой строгий и неукоснительный кодекс. Иначе нельзя! И последнее. Мы предлагаем вам, Павел Антонович, быть нашим советником и экспертом при заключении торговых контрактов. Не надо это расценивать как нечто, затрагивающее вашу щепетильность. В конечном итоге вся наша совместная деятельность принесет пользу армии. Но дело есть дело, и вы, как эксперт, получите совершенно законные проценты ко-миссионных…
— Ну зачем вы об этом, — отмахнулся Вильчев-ский, думая о том, что дай-то бог выпутаться из этой истории — и то хорошо. Конечно, Астахов, по всему видно, человек надежный, опыт давнего хозяйственника подсказывал Вильчевскому, что это именно так, а кроме того, гарантийность отношений с ним подтверждена людьми, которым можно верить. Но… Вильчевский помнил предупреждение Артифексова, лишающее его возможности совершать какие бы то ни было самостоятельные действия.
«Оно и к лучшему, — утешил себя генерал. — Осторожность всегда оплачивается вернее, чем поспешность. Особенно в таком крупном и каверзном деле».
Условились о встрече через два дня.
Проводив Астахова, Вильчевский тотчас же стал собираться на доклад к Артифексову.
В кабинет заглянул адъютант:
— Ваше превосходительство, звонила Мария Николаевна. Вы были заняты.
Вильченская никогда не звонила прямо в кабинет мужа, обязательно осведомлялась у адьютанта, не занят ли чем-нибудь важным генерал, демонстрируя тем самым уважительную отстраненность от его служебных дел. На самом деле Мария Николаевна пребывала постоянно в курсе этих дел, к ее советам генерал прислушивался и неукоснительно им следовал.
Вильчевский хотел было тут же позвонить домой, но передумал. Он подробно поведает обо всем Марии Николаевне за обедом. Надо будет представить Марии Николаевне Астахова, — безусловно, ей будет интересно познакомиться с этим человеком. Она любит встречаться с умными, незаурядными людьми. Астахов был безоговорочно отнесен Вильчевским в разряд таковых.
Епархиальная канцелярия епископа таврического Вениамина размещалась в белом особняке на углу Нахимовского проспекта и Большой Морской улицы. В прохладных, полутемных коридорах с высокими потолками бесшумными черными тенями сновали послушники, смущенно озираясь по сторонам, проходили приехавшие из крымских уездов благочинные, деловито прохаживались уверенные в себе полковые священники. На втором этаже особняка, в просторной приемной, молодой секретарь в шелковой надушенной рясе на все вопросы о епископе отвечал с одинаковой твердостью;
— Владыка сегодня не принимает!
Вчера на даче главнокомандующего собрался особо доверенный круг лиц. Врангель был в отличном расположении духа. «Господа, — сказал он, — на плечи каждого из нас легла такая ответственность, что потомки не простили бы нам бездеятельности. И я, господа, рад, что вы, ближайшие мои сподвижники, с честью исполняете свой долг. В ближайшее время нам предстоят большие испытания. — Врангель пригласил гостей в зал, к накрытому столу. Взял под руку епископа Венкамина: — В молитвах мы черпаем силу для борьбы за веру православную, — сказал верховный. — Но и земными благами поощрять воинов-героев надо. Я принимаю ваше предложение об учреждении нового ордена — ордена Святого Николая Чудотворца и прошу подготовить его статут для отдачи в приказе».
И теперь епископ таврический Вениамин набрасывал положение о новом ордене.
«В воздание отменных воинских подвигов, храбрости и мужества и беззаветного самоотвержения, проявленных в боях за освобождение родины от врагов ее, учреждается орден Святого Николая Чудотворца, как постоянного молебника о земле русской.
Девиз ордена: верой спасается Россия. По положению, орден Святого Николая Чудотворца приравнивается к Георгиевской награде…»
Написав это, преосвященный Вениамин задумался: как же обосновать необходимость учреждения ордена?
Врангель заменил название армии — теперь она именовалась не Добровольческой, а Русской. Заменил для того, чтобы покончить с разладом, разъедавшим армию изнутри: корниловцы, дроздовцы, марковцы, алексеевцы, красновцы, положившие начало Добровольческой армии «ледяным походом», относились с высокомерием к недобровольцам. Отныне все войска составляют единую армию — Русскую. Вениамин потрогал в петлице шелковой рясы маленький крест, свидетельствующий о том, что епископ защитил диссертацию и является магистром богословских наук.
Пожалуй, так следует дальше сказать: «Боевые награды во все времена и у всех народов являлись одним из стимулов, побуждающих воинов к подвигам. В вооруженных силах Юга России вопрос этот решен принятием принципа о невозможности награждения старыми русскими орденами за отличие в боях русских против русских. А посему приказываю…» — ну а приказывать будет верховный. Вениамин откинулся на спинку кресла, облегченно вздохнул и вызвал секретаря,
— Распорядитесь, — попросил епископ. — Стаканчик чайку — крепкого, горяченького, с лимоном.
Исполнив просьбу Вениамина, секретарь не уходил, епископ с удивлением взглянул на него:
— Вы что-то хотите сказать?
— Я бы не решился тревожить ваше преосвященство, — тихо произнес секретарь, — но если позволите…
— Чай-то получился отменный! — благодушно кивнул епископ. — Слушаю вас.
— В приемной уже больше часа сидит молодая женщина. Она говорит, что ей совершенно необходимо видеть вас… — Увидел, как епископ, недоумевая, пожал плечами, и торопливо добавил: — Она утверждает, будто вы уведомлены о ее приезде…
— Молодая женщина? — Вениамин опять пожал плечами.
— Да, — подтвердил секретарь, — представилась как пани Грабовская…
Епископ молча допил чай, испытующе поглядел на почтительно склонившего голову секретаря:
— Вам это имя ничего не говорит?
— Эту женщину я вижу впервые, ваше преосвященство.
— Ох дела, дела наши тяжкие, — епископ пригладил холеную черную бороду, сказал:
— Просите. И пока будем беседовать, меня в канцелярии нет. Ни для кого!
Изумление промелькнуло на бледном лице секретаря.
Елена Грабовская поразила епископа: он не ожидал, что посетительница окажется столь молодой. Ему сразу бросилось в глаза изящество молодой девушки, ее элегантный наряд: модный костюм, отделанный мехом горностая, и такая же горностаевая шапочка. Вениамин приосанился.
— Прошу… Садитесь.
Елена села перед большим письменным столом епископа, смело улыбнулась:
— Пан епископ, я не задержу вас. Разговор совершенно конфиденциальный. Я должна передать пану епископу просьбу ясновельможного пана митрополита графа Шептицкого. Ну а там, — она оглянулась на плотно закрытую дверь, — там пусть думают, что к вам пришла поклонница. Ведь такое случается, не правда ли?
Вениамин смутился. Чтобы скрыть свое замешательство, спросил, опуская глаза:
— Что граф? Надеюсь, он здоров?
— Граф добже здоров, — Грабовская опять улыбнулась. — Он поручил передать вам следующее. На днях начнется решительное наступление польской армии я войск Петлюры на Киев. Возможно, барону Врангелю небезынтересно своевременно это знать.
Вениамин сидел внешне невозмутимый. Но подумал: «Барону, конечно же, интересно будет знать это. Но как он отреагирует на то, что подобные вести получает от католической церкви? Врангель — это "единая и неделимая", а Ватикан мечтает с помощью Петлюры превратить Украину в вассала Полыни, а со временем — в польскую провинцию. Вениамин вспомнил, какие "метал громы" барон, читая недавно французскую газету "Матен", где, в частности, писалось: "… Великая Польша, распространяющая при помощи Украины свое влияние от Риги до Одессы, — такова основная цель, вокруг которой вертится вся восточная политика Ватикана"».
