— Знаете что,— сказал тюремщик, — если вам чего-нибудь надо, не беспокойтесь. Если у вас есть хоть немного денег, вы будете как сыр в масле кататься.

— Где я? — спросил Жак.

— О, это забавно! — захохотал тюремщик. — Славное местечко, однако! О, это помещение дается далеко не всем. Его удостаивается только тот, кто обделывает крупные делишки. Э, что там! Я только сторож. Но и у меня есть своя гордость. Я польщен таким арестантом, что правда, то правда!

По мере того, как говорил тюремщик, луч света все глубже проникал в затуманенную голову Жака. Возникла перед глазами последняя, поразившая его сцена.

Ему виделся де Белен, распростертый на полу, Сильвереаль со страшной раной, казалось, тут же, рядом корчился в предсмертных судорогах.

— Милостивый государь, — резко сказал Жак, — покорно прошу вас не насмехаться надо мной.

Маленький, толстенький тюремщик немного попятился и даже присел на своих коротеньких ножках.

— Насмехаться над вами! — удивленно воскликнул он.

Мысль эта показалась ему более чем забавной. Как! Ему поручили надзор за убийцей особого разряда, положившим на месте двоих людей! Он думал об эффекте, который произведет в первый же свободный час на своих менее счастливых сослуживцев! И вдруг кто-то может предположить, что он лишь разыгрывает своего клиента!

— Выслушайте меня, — сказал Жак. — Клянусь честью, я не знаю, что произошло! Не знаю, где я.

— Вы в тюрьме.

— В тюрьме!

— Как видите! — произнес тюремщик, едва удерживаясь от смеха.

Как безумный вскочил Жак с места. Сторож перепугался, маленькие ножки его сделали очередной шаг назад.

— Э! Э! — крикнул он. — Пожалуйста, не глупите!

— Не бойтесь, — сказал Жак, обретая хладнокровие. — И, умоляю вас, отвечайте мне откровенно!

— С удовольствием, насколько позволяют это мои обязанности.

— За что я заключен в тюрьму?

Снова тюремщик разразился хохотом.

— Вот так забавный вопрос! Как будто вы сами не знаете!

Жак до крови закусил себе губы.

— Вы принимаете меня за сумасшедшего, — сказал он. — Я нисколько не сержусь на вас за это. А между тем вопрос мой, как ни кажется он вам странным, вполне искренен. Я действительно не знаю, за что меня посадили в тюрьму.

Тюремщик пожал плечами. Он, сняв шапку, всей пятерней почесал затылок.

Или арестант смеялся над ним, а он вовсе не намерен был выносить подобного издевательства, или все это входило в разработанный план защиты. Во всяком случае, ему следовало быть осторожным.

— Милостивый государь, — довольно грубо сказал он, — меня зовут Лемотом. Имя это носил и отец мой. Я добрый малый, быть может, но я хитер, и меня провести трудно. Если вы хотите есть, давайте деньжат и вместо положенной порции я достану вам такой завтрак, какого вы никогда не едали. Но если вы желаете знать то, чего я не должен говорить, в таком случае, уж, пожалуйста, на меня не рассчитывайте.

Счастливая мысль пришла в голову Жаку.

Он сунул руку в карман. Убийц не обыскивают. Находят излишним. Нужно ли искать новые доказательства преступления? Факт налицо. Какие еще улики против них могли бы обнаружить их карманы? Наконец, бесчувственное состояние молодого человека сосредоточило на себе все внимание. Короче говоря, он ощутил в кармане золото, которое он уже держал в руках в то время, как переодетый лакеем Бискар вручил ему фальшивую записку от имени Полины де Соссэ.

Снова вспомнилось ему, каким грязным, позорным путем нажиты эти деньги. Но на этот раз ему удалось преодолеть отвращение.

— Вот два луидора, — сказал он, — один вам, другой — мне на расходы. Идет?

— Ишь ты, хитер! — думал почтенный Лемот. — Глуп же ты, однако, если думаешь, что взяткой можешь подкупить меня! Впрочем: двадцать франков — не безделица! Тут можно быть и поснисходительнее. Я готов, пожалуй, тебя выслушать. Выпускай свое жало!

Все эти мысли, отражаясь на лице Лемота, усиливали его природную снисходительность, и Жак думал, что ему удалось уже разогнать все сомнения, зародившиеся было в голове тюремщика.

— Друг мой, — кротко сказал он,— я далек от мысли толкать вас к нарушению ваших обязанностей. К тому же вопрос мой весьма естественен. Если я в тюрьме, следовательно, обвиняюсь в преступлении. Вы не можете отказать мне в повторении того, что знают все. Поручая меня вашему надзору, полицейские агенты, разумеется, рассказали вам в нескольких словах, за что я был арестован. Вот о чем прошу я вас, и вы, я полагаю, не имеете никакой веской причины отказать мне в ответе.

Почтенный Лемот колебался. Молодой арестант произвел на него приятное впечатление. Он говорил так хорошо. Да и в лице его не было ничего зверского, ничего отталкивающего.

«Должно быть, он совершил убийство из ревности», — подумал тюремщик, невольно чувствуя симпатию к своему клиенту.

— Если бы я был уверен, что вы не подведете меня.

— Клянусь вам!

— Ну, хорошо! — сказал он. — Вы-то знаете, что ухлопали двоих людей.

— Я!

— Вы и ваши товарищи.

— Какие товарищи?

— «Парижские Волки»!

Жак вздрогнул. Опять звучало в его ушах это ненавистное название! Что это был за злополучный рок, беспрестанно увлекавший его в зловещую бездну?

— Волки Парижа! — произнес он с горькой улыбкой. — Ах, да. Я знаю.

— Это злодеи! Так и вы злодей! Чтобы сделать вам удовольствие, я готов поболтать маленько. Но, видите ли, все мы немного участвуем в следствии. Вы еще не в секретной, но вы скоро там будете, а потому, говорите прямо, что вам нужно, посмотрим, можно ли еще вам ответить.

— Кто убит?

— Двое мужчин.

— Как их зовут?

— Черт возьми!

Это была чистая насмешка.

— Пожалуйста!

Жак показал другой луидор.

— Ну, ладно! Так и быть! Но, помните, вы поклялись не выдать меня! Ведь из-за вас я могу потерять место.

— Какая польза мне выдавать вас?

— И то правда! Найдено два трупа. Один из них герцог, как бишь его, такое еще забавное имя, де Пелен, де Гелен.

— Де Белен!

— Так, так! Вот и память к вам возвращается.

— А второй?

— У того имя еще забавнее, точно будто испанское!

— Сильвереаль!

— Да, да! Теперь вы, кажется, уже не такой незнайка, как несколько минут назад.

Но Жак не слушал его больше. До сих пор он все еще надеялся, что последняя, поразившая его сцена была не более, чем ужасный кошмар.

Теперь исчезли все сомнения!

Значит, это была правда!

Де Белен и Сильвереаль убиты!

Жак мигом понял весь ужас своего положения. И в глубине души он задавал себе конкретные вопросы:

— Как очутился он в доме де Белена?

— Почему руки его были в крови?

— Почему именно его обвинил Сильвереаль?

Ни на один из этих вопросов он не в силах был ответить. Даже на страшном суде.

Дрожь пробежала по телу несчастного молодого человека.

Неужели он сделал это в припадке бешенства? Он помнил, что дал пощечину де Белену! Не забыл также и того, какую ужасную злобу чувствовал он тогда к Сильвереалю.

Мысль о лунатизме быстрее молнии промелькнула у него в голове.

— Я не хочу есть, — сказал он. — Пожалуйста, оставьте меня одного.

Почтенный Лемот не заставил себя долго просить, очень довольный, что избавился наконец от докучных расспросов, в которых, по совести, он не мог отказать арестанту в силу двух полученных от него луидоров.

— Ну, что же, — сказал он. — Чем болтать попусту, лучше поразмыслить о своем деле. Завтра придется вам беседовать со следователем. И надо быть готовым.

Через минуту заскрипели тяжелые железные засовы. Дверь за тюремщиком закрылась.

Жак остался один.

Тридцать лет тому назад организация префектуры была совсем не та, что теперь. Обыкновенные подсудимые без разбора запирались в общий зал, прозванный залом святого Мартина, ужасную картину которого изобразил нам бессмертный Бальзак.

Но если подсудимый обвинялся в каком-нибудь особенном преступлении, его заключали в одну из отдельных камер, поныне известных под названием «мышеловка».