Она была относительно богата, имея около пятнадцати тысяч франков дохода, у моего же отца не было ничего, кроме его скромного места, которое он рисковал потерять из-за своих свободных взглядов.

Моя мать сумела победить его совестливость, и после свадьбы мой отец подал в отставку, чтобы целиком предаться своим ученым трудам.

Его труды имели своей целью поиск какого-то таинственного закона чисел, который в его глазах был основой всего. Открытие этого закона должно было объяснить существование миров, тайну происхождения и конца человечества. Ему удалось благодаря изучению правил, которым повинуются числа, прийти к таким новым и грандиозным выводам, что моя мать ни минуты не сомневалась в возможности разрешения задачи.

Она долго следила за его занятиями, даже помогала ему, и только мое рождение положило конец ее научным трудам.

— Когда я услышала твой первый крик, — говорила она, — я поняла, что дитя есть для матери все.

Мой отец остался наедине со своими занятиями. Но отеческая любовь и ему не была чужда. С этого времени его занятия, до тех пор чисто научные, стали иметь другую цель. Он начал мечтать о почестях и богатстве, и с этой целью открыл ученому миру некоторые из своих достижений.

Они изумили и поразили всех. Казалось, что глазам человечества открывается новый мир. Но это изумление, близкое к восхищению, скоро уступило место духу рутины, который, к несчастью, еще до сих пор владеет учеными. Против моего отца поднялась целая буря…

Он мужественно боролся, но нападки приняли такой характер, что он вынужден был уступить…

Бедный отец! Сколько преследований пришлось ему перенести! Но мужество не покидало его…

Его сознание получило такой толчок, который неизбежно должен был отразиться на его характере.

С этого времени он отказался от всяких сношений с посторонними людьми. Моя мать знала только, что его занятия приняли новое направление…

Чтобы усовершенствовать свою систему, он принялся за изучение древних языков. Благодаря своим редким способностям он за несколько лет приобрел в этом отношении громадные познания. Зная санскритский язык и все наречия Азии, он вошел в сношения с Индустаном, Китаем и Сиамом. Он тратил большие деньги, чтобы приобрести всевозможные рукописи и документы. Трудно вообразить, с каким терпением и настойчивостью он искал контакты с наименее известными племенами…

Но моя мать, несмотря на свою любовь к науке, много раз пыталась остановить отца на этом пути. Кроме того, она видела, что потрясения и чрезмерное напряжение убивали его.

Но это не все…

Капитал моей матери давно уже пошел в ход. Истрачено было более пятидесяти тысяч франков. Наши доходы уменьшились наполовину…

Не замечая, а главное, не заботясь об этом, мой отец говорил только о новых расходах.

Никогда я не забуду сцены, происшедшей однажды между отцом и матерью…

Неожиданно мать получила посылку с Крайнего Востока — покрытый какими-то письменами ящик, который отец велел внести в гостиную, так как дверь кабинета была слишком узка, чтобы пронести туда посылку…

Нас привлекло вполне понятное любопытство, и я просил у отца позволения присутствовать при вскрытии таинственного ящика.

Он с улыбкой согласился.

Взволнованный отец, прежде чем вскрыть ящик, с улыбкой обратился к матери.

— На этот раз, — сказал он, — ты не станешь обвинять меня в безумных расходах… Так как это, — он ударил рукой по ящику, — это сокровище, за которое не в состоянии заплатить ни один богач!

Мать слегка побледнела и ничего не отвечала.

— Скорее, отец! — крикнул я с беззаботностью юности. — Мне хочется поскорее увидеть это сокровище!…

Сказать по правде, я ожидал увидеть целый дождь драгоценных камней, про какие говорится в восточных сказках.

Дерево заскрипело. Из ящика донесся запах духов. Внутри его был второй ящик, сделанный необычайно искусно из неизвестного мне красноватого дерева.

Я как сейчас вижу отца, склонившегося над этим ящиком. Его руки дрожали, как в лихорадке, и он слегка оттолкнул меня, когда я подошел помочь ему.

Вещи, заключавшиеся в таинственном ящике, были тщательно завернуты в сухие растения, издававшие, как и дерево, сильный, острый запах.

Моя мать и я, мы не дышали, точно в ожидании открытия торжественной тайны. Несмотря на многочисленные разочарования, на лице моей матери светилась последняя надежда…

Наконец он радостно вскрикнул!

Мы наклонились, чтобы лучше видеть… Восклицание разочарования сорвалось с наших губ. Вот что мы увидели…

Три обломка статуи из черного камня, покрытого инкрустацией из серебра.

Эти куски, составленные вместе, представляли голого человека, стоявшего, опершись на левое колено. Правая рука опиралась на правое колено, тогда как левая была опущена…

На голове была надета плоская каска. Плечи, спина и живот были покрыты странными буквами…

Мы были поражены и не шевелились. Мы переглянулись с матерью, и у обоих мелькнула в голове одна и та же мысль: не помешался ли он?

Что касается отца, то он был в восхищении.

— Прокаженный король! Буа-Сивизитайвенг!… — проговорил он…»

В ту минуту, когда Арчибальд Соммервиль, читавший вслух рукопись Марсиаля, почти по складам прочитал это варварское имя, Арман де Бернэ, слушавший с лихорадочным нетерпением, вскочил с места.

— Остановитесь! — сказал он. — Я прошу позволения задать этому молодому человеку один важный вопрос…

— Извините, — сказал сэр Лионель, — но в «Клубе Мертвых» существует правило: всякий рассказ, касающийся самоубийства, должен слушаться в глубочайшем молчании, без малейших замечаний с нашей стороны…

— Вы правы, сэр Лионель! Вам хорошо известно, что я не менее вас чту установленные нами же законы, но тем не менее я еще раз умоляю вас позволить мне говорить…

Наступило минутное замешательство.

Действительно, сэр Лионель напомнил одно из правил, которые соблюдались неукоснительно. Все четверо мужчин, Арчибальд, Лионель и два брата, Правый и Левый, подошли к маркизе и заговорили шепотом. Через несколько минут сэр Лионель снова подошел к Арману и знаком позвал его в угол зала…

— Благоразумие требует, — тихо сказал он, — чтобы все повиновались установленным нами правилам.

— Вы правы,— сказал Арман, стараясь подавить волнение.

— В то же время, — продолжал Лионель, — мне поручено спросить у вас, что именно вы считали вашим долгом открыть, и, после того как я передам это нашим братьям, они решат…

— Сэр Лионель, — сказал тогда едва слышным голосом Арман, — мне кажется, я убежден, что отец этого молодого человека был убит в Индокитае… и что я присутствовал при его последних минутах. Сходство Марсиаля с жертвой преступления сразу поразило меня… Теперь я убежден…

— Однако, — возразил Лионель, — вы можете быть обмануты сходством…

— О! Этого не может быть! Человек, умерший у меня на руках в Камбодже, был отцом этого юноши! Тем не менее, я склоняюсь перед вашим решением и буду ждать!

Во время этого короткого разговора Марсиаль поднял голову. Погруженный в свои мысли, он не понял причины перерыва в чтении

— Продолжайте, — сказал Арман, обращаясь к Соммервилю.

Тот снова принялся за чтение.

«Странные слова, произнесенные отцом, пронзили нас ужасом.

— Что вы говорите? — вскричала мать.

— А! Вы не можете меня понять! — сказал отец, с торжеством поднимая голову. — «Прокаженный король»! Последний государь из народа кхмеров, который более полуторы тысячи лет тому назад правил первым государством Восточного мира! Вы смотрите на меня с удивлением и сомневаетесь, в уме ли я? Хорошо, выслушайте же меня! Посмотрите на эту статую, разделенную на три части! На несколько лет она исчезнет в недрах земли, но в тот день, когда она снова увидит свет, вы, мои дорогие, будете богаче, чем самые первые богачи в мире!

Его лицо горело энтузиазмом. Невольно он передался и нам, а в особенности мне. Кто в пятнадцать лет не мечтал о несметных богатствах?