— Кого? Выгодо-приобретателей? — переспросила она. — Господи Боже мой! Какая огромная выгода — потерять любимого человека!

— Это юридический термин, обозначающий лиц, получающих компенсацию при наступлении страхового случая, — извиняющимся тоном пояснил ее собеседник. — Так вот, в качестве выгодоприобретателей наряду со своей женой, которую он... мм... как я понимаю, не очень любил, он указал и вас. Сразу оговорюсь: юридически его распоряжение в отношении вас не имеет силы и может быть оспорено его вдовой, и я, юрист с двадцатилетним стажем, пошел на это лишь потому, что посчитал подобное чистой формальностью и никак не ожидал, что все может закончиться... столь печально: группа должна была вернуться из Пакистана целой и невредимой. Но — случилось то, что случилось, — Розенталь помолчал. — Теперь не выплатить часть этих денег вам мы просто не можем... Чисто по-человечески. По закону компенсация выплачивается в российских рублях по курсу Центробанка на дату наступления страхового случая. Повторяю: я использую страховую лексику только для удобства. Страховой случай наступил э... — в трубке послышался шелест бумаги, — 22 марта. Вы можете получить деньги в любое время — лично или переводом.

«Мне не нужны эти деньги. Мне нужен он».

Словно угадав ее мысли, Розенталь заметил:

— Сумма, оставленная вам, я сказал бы, значительна.

— Ладно, высылайте. Вам продиктовать адрес?

— Адрес у нас есть, госпожа Максакова. Дело в другом... — Розенталь осторожно кашлянул. — В силу многих причин нам бы хотелось, чтобы вы приехали к нам и получили причитающуюся вам сумму здесь.

Он продиктовал адрес.

— Хорошо, господин Розенталь, — равнодушно произнесла она. — Я подъеду. Спасибо за ваши хлопоты. До свиданья.

23

Саймону было не сорок пять и не сорок, а тридцать семь.

Его фамилию — ван ден Лангендейк, по причине труднопроизносимости, они тут же забыли и стали звать своего нового знакомого просто Саймон.

С поправкой на то, что взявший на себя обязанности переводчика Зимин знал английский неплохо, но не в совершенстве, они более-менее составили представление о том, кем был их товарищ по несчастью и как он попал в заложники.

Саймон работал в голландской компании «Фудимпекс», поставлявшей продукты питания. Поскольку и Голландия, и вся остальная Европа давно уже не страдали от голода, а могли позволить себе выбирать, причем «Фудимпекс» не был лидером продаж, фирма ориентировалась на слаборазвитые африканские страны. В качестве торгового представителя Саймон побывал в Кении, Чаде, Эфиопии. В последней из стран он подцепил какую-то экзотическую разновидность лихорадки, от которой потом лечился почти целый год. После этого Саймон зарекся ездить на «черный континент».

В поисках новых рынков компания открыла представительство в Пакистане, и Саймона направили в Исламабад. В стране было неспокойно. Незадолго до этого был похищен и обезглавлен американский журналист Даниэль Перл, а чуть позже взорван автобус с французскими инженерами. К тому же большая часть населения страны выражала недовольство недавно пришедшим к власти генералом Мушаррафом, который пошел на явное сближение с американцами. На него уже было организовано несколько покушений.

— Спроси: он что, не мог отказаться? — перебил Волоха. — Ну ладно мы, униженные и оскорбленные, с хреновой зарплатой. А он что, мало получал в своей Голландии? Небось, у них там...

— Перевожу только первый вопрос, — перебил его Зимин. — Все остальное — риторика.

— Мог бы, — ответил их новый знакомый. — Но за риск хорошо платят. Я решил, что эта поездка будет последней. За годы работы во всех этих паршивых странах я скопил немалую сумму, так что мог поискать себе работу и поспокойней, пусть и не такую денежную.

Его машину подстерегли на пустынном участке дороги из Кветты, куда он ездил на переговоры с одной местной закупочной фирмой. Обстреляли из засады. Водитель был убит, переводчик тяжело ранен. Одна пуля попала в бензобак, «тойота» вспыхнула как факел. Все документы сгорели, они лежали в «дипломате» на сиденье. Саймон обжег руки, но остался жив. Его привезли в приграничный с Афганистаном район.

С тех пор прошло четыре месяца, и судя по тому, что он все еще сидел в темном сыром погребе, договориться с голландским правительством о выкупе похитителям не удалось. Однажды, месяца два назад, к нему спустился какой-то паки на ломаном английском языке рассказал, что когда они связались с голландским посольством в Исламабаде и сообщили о заложнике, им ответили, что правительство неоднократно рекомендовало своим гражданам воздержаться от поездок в Пакистан как в страну с нестабильной политической ситуацией. И если кто-то не внял этим рекомендациям, то сам и несет за последствия всю ответственность. Этот пакпредложил Саймону назвать адреса своих близких родственников для того, чтобы попробовать договориться о выкупе с ними. Увы... таковых у заложника не оказалось: Саймон был разведен и не имел детей, его родители погибли в авиакатастрофе, когда он был подростком, а единственная тетя, сестра матери, умерла совсем молодой. Братьев и сестер у Саймона тоже не было.

Ситуация зашла в тупик, и, похоже, пакидержали узника уже чисто по инерции, не зная, что с ним делать, хотя и убивать не спешили.

— Боже мой, четыре месяца! — воскликнул Зимин.

Они даже представить себе не могли, что их плен может затянуться так надолго.

24

Перед ней на столе лежали две пачки денег. В каждой по сто тысяч российских рублей и отдельно — еще с десяток пятисот- и сторублевых банкнот. Всего, если переводить по курсу, на семь тысяч четыреста долларов.

Вот и все, что осталось у нее от Ника.

...Розенталь оказался именно таким, каким она и представляла его себе: невысоким толстым евреем лет пятидесяти в очках, с рыжими редеющими волосами. Безымянный палец его левой руки украшал большой перстень с драгоценным камнем. Юрист пригласил Аллу в свой кабинет, еще раз выразил соболезнования от имени компании и от себя лично в связи с гибелью господина Здановича, после чего немедленно приступил к делу.

— Я понимаю, что ваше время ограничено, госпожа э... Максакова. Вы, вероятно, и уехать назад хотите сегодня же?

— Да.

— Хорошо, — Розенталь понимающе кивнул, потом достал из ящика стола какие-то бумаги, подвинул ей один лист. — Здесь проставьте данные вашего паспорта, а вот здесь — распишитесь.

Алла сделала, что от нее требовалось, и Розенталь подал ей еще одну бумагу.

— Еще здесь. Это — для бухгалтерии. Мы решили облегчить вам задачу и выдать деньги прямо здесь. Вам не придется самой ехать в банк, а потом кататься по Москве с такой большой суммой.

Она расписалась во второй бумаге. Юрист взял трубку, набрал какой-то номер.

— Софья Даниловна? Розенталь. Мы уже можем зайти к вам с госпожой Максаковой? Хорошо.

Он встал.

— Пойдемте в бухгалтерию. Утром мы заказали для вас деньги в банке, и их уже привезли.

Уже потом, когда деньги были получены, Розенталь, провожая ее до выхода из здания, сказал:

— Будьте осторожны. Опасайтесь не только воров, но и — милиционеров. Наши доблестные стражи порядка отлавливают лиц без регистрации, а потом начинают заниматься мелким вымогательством. Белорусский вокзал не исключение. Как они поведут себя, увидев такую сумму, я сказать не берусь. Так что отложите на всякий случай пару сотен, а остальное спрячьте получше. И держите наготове паспорт и железнодорожный билет.

К счастью, все обошлось без проверки регистрации, и утром следующего дня она вернулась в Минск.

И вот теперь перед ней лежали две тугие пачки российских тысячных купюр — без малого та сумма, которую она получила бы за три года работы в «Арт-плюсе». Так что теперь можно было смело брать отпуск за свой счет и ехать в Анталию, на Кипр или куда там еще.