— Дядюшка! — воскликнул он. — Это, конечно, очень грубый, приблизительный подсчет. И по нему выходит, что мы должны упасть обратно на ледяной метеорит. Но боюсь, у нас иссякнут вода и кислород прежде, чем это произойдет.

— Вот именно! Надо рисковать! — воскликнул Тюменев. — Мы выбросим в мировое пространство несколько декалитров воды, но зато, получив несколько толчков, наш гидростат может сразу приблизиться к ледяному метеориту.

— Но раньше мы должны отделить запас воды, необходимый для нашего существования в продолжение хотя бы десяти дней, — предложил Савич.

Все согласились с этим предложением. Но, когда «потребительский» запас был выделен, оказалось, что воды осталось на четыре импульса реактивного двигателя.

— Четырьмя выстрелами сильно сжатой воды мы должны достигнуть цели, — сказал Тюменев.

В два приема нужно было повернуть гидростат почти на сто восемьдесят градусов, в один импульс — дать направление к ледяному метеориту, один импульс оставался запасным.

Увы, как ни старались Савич и Архимед, запасной импульс пришлось истратить уже при повороте, так как при первом же выбросе воды гидростат вдруг завертелся колесом, пришлось дать контрудар, чтобы только остановить это вращение. Лишь третьим импульсом гидростат занял нужное положение. Оставался последний импульс, который должен был сблизить гидростат и ледяной шар.

Савич взялся за рычаг, вздохнул и снял руки с рычага — у него не хватило решимости. Архимед повернул рычаг. Сильный толчок. Наученный опытом первых импульсов, Тюменев держался за трап, и его не отбросило в сторону. Как только справились с толчком, все, затаив дыхание, начали наблюдать за движением гидростата и ледяной планеты. На глаз казалось, что гидростат и шар идут параллельно, не сближаясь. Но глаз мог обманывать. Архимед взялся за инструменты и вычисления. Не прошло и получаса, как он сделал доклад о результатах. Вычисления показали, что гидростат шел к ледяному метеориту под углом, но очень незначительным. Встреча с ледяным метеоритом должна произойти через двенадцать дней, четыре часа, восемнадцать минут.

— А у нас запасов воздуха и воды на десять дней, — сказал Тюменев. — Надо подумать, как выйти из положения.

Без кислорода человек может прожить немногим больше двух минут, без воды — значительно больше. И потому решили оставшуюся морскую воду переработать главным образом в кислород для дыхания. Правда, было еще несколько баллонов сжатого кислорода, но пользоваться им решили только в крайнем случае. Кроме того, для питья сохранилось еще несколько бутылок боржома, захваченных Тюменевым. Жидкость в виде супов, соусов, подлив находилась в различных консервах.

— При экономии выдержим, — заключил Тюменев и, покончив с этим делом, взялся за астрономические наблюдения.

Архимед посмотрел на карманные часы и очень удивился: со времени отлета с Земли прошел всего час, а сколько произошло волнующих событий!

Небесное путешествие началось. Тюменев, Савич и Архимед по праву могли называть себя небожителями.

Но нельзя сказать, чтобы эта жизнь в небе была вполне приятна и уютна. Отсутствие привычного веса собственного тела и окружающих вещей, отсутствие земного притяжения, ясно разграничивающего «верх» и «низ», причиняли много мелких бытовых неприятностей.

Достаточно было неосторожно притронуться, и вещи улетали из-под руки. Они не падали вниз, на пол, а беспорядочно метались по всему помещению. Нарзан не выливался из бутылки в стакан, а, вытряхнутый толчком, собирался в большие и малые шары, которые висели в воздухе. Нелегко было поймать эти шары и отправить в рот. Приготовление пищи, еда, питье требовали большого внимания, ловкости, сноровки. Даже передвижение по гидростату доставляло много хлопот. Ходить уже нельзя было, приходилось перелетать, отталкиваясь от пола, потолка, стен. Иногда при недостаточно сильном толчке прыгун беспомощно повисал в воздухе, и требовалась посторонняя помощь, чтобы пришвартовать его к какому-нибудь борту.

Тюменев раздражался, когда небольшая подзорная труба или спектроскоп улетали от него или сдвигались с места от одного его дыхания. Но в конце концов все привыкли жить в мире невесомого. Необычайное становилось бытом.

Гидростат медленно сближался с ледяным метеоритом.

Но последние два дня, шесть часов, восемнадцать минут были очень тягостны. Ледяной шар, белый и блестящий, находился совсем близко от гидростата. Вблизи он казался планеткой внушительной величины, занимавшей значительную часть небосклона. Но подвинуть гидростат к пла-нетке уже не решались. Приходилось набраться терпения.

При всей экономии воды не хватило, кислородный паек был убавлен, и путники испытывали на себе все признаки кислородного голодания: голова болела, в висках шумело, сердце билось неровно, утомляемость чрезвычайно повысилась, появилось чувство апатии, вялости, безразличия.

А между тем перед посадкой на ледяной метеорит надо было иметь совершенно свежую голову и упругие мускулы. При неудачном толчке о ледяной шар гидростат вновь отскочит, и, если даже не надолго, это могло кончиться катастрофой.

Поэтому Тюменев распорядился за несколько минут до посадки усилить приток кислорода за счет аварийного баллона.

Все ожили и бодро готовились к посадке. Она произошла так плавно, что люди едва заметили толчок. Все трое радостно вскрикнули. Савич разогрел полосы из сплава меди и никеля на внешней оболочке гидростата. Лед подтаял, гидростат одной стороной немного погрузился в лед, быстро превращавшийся в воду.

А безотказно работающие аппараты уже втягивали эту морскую воду по трубкам в гидростат, превращали в чистую питьевую воду и живительный кислород.

Тюменева беспокоило только одно: по мере потребления льда-воды гидростат должен все ниже опускаться в ледяную планетку.

Но скоро выход был найден: нижняя часть гидростата нагревалась сильнее и потому уходила в лед, верхняя же часть оказывалась приподнятой.

Когда плавление льда и набор воды бывали закончены, вода под гидростатом еще не замерзала, давался легкий толчок гидрореактивным двигателем, и гидростат выскакивал из образовавшейся под ним ложбины на поверхность.

Путники могли спокойно двигаться к звезде. Радио работало безукоризненно, и Савич регулярно сообщал Земле о ходе перелета и о научных наблюдениях Тюменева, который уже успел сделать несколько больших открытий.

Звезда все дальше улетала от нашей Солнечной системы. На Земле водворялся нарушенный порядок. Утихали бури, улеглись приливы, люди вздыхали с облегчением и говорили:

— Могло быть и хуже.

А ледяная планетка и гидростат с заключенными в нем тремя людьми неслись с возрастающей скоростью по исчисленному Архимедом пути навстречу планете Бета. Чем ближе подлетали спутники к звезде Абастумани, тем больше становились два солнца и тем дальше уходило Красное солнце от Голубого. Уже трудно было представить, что эти два солнца, находящиеся на неизмеримо большом пространстве друг от друга, составляют двойную звезду.

Водяная планетка летела по направлению к Голубому солнцу, и потому оно скоро начало казаться большим, чем Красное, хотя на самом деле большим было Красное.

Уже невооруженным взглядом можно было видеть планеты Голубого солнца — Альфу и Бету, но луну еще трудно было различить.

Во время полета путешественники строго распределили занятия: Тюменев вел астрономические наблюдения. Архимед вычислял. Савич совмещал в своем лице бортмеханика и радиста. У Савича оставалось больше свободного времени, чем у других: управлять полетом не нужно было, об этом «заботилась» звезда: механизмы, снабжающие путников кислородом и водой, работали исправно. Радиопередача и прием отнимали не более четырех часов в сутки.

Все вычисления Архимеда оказались правильными. Ледяная планетка благополучно пересекла орбиты Марса, астероидов, Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. Крайняя из планет нашей Солнечной системы — Плутон — проходила в это время сравнительно недалеко от ледяной планет-ки и своим приближением искривила путь ее полета, направив в сторону Голубого солнца. Все это заранее было предвычислено Архимедом. Тюменев успел сделать над Плутоном ряд наблюдений и сообщил их на Землю.