Снег, ложившийся кругом хижины всё более и более густым слоем, был испещрён по всем направлениям множеством кроличьих следов. Охотники встречали иногда кроликов, но мало обращали на них внимания. Зачем им кролики, когда в лесу было такое обилие оленей?

— Хочешь поймать кролика? — спросил Куонеб, видя, что у Рольфа опять разыгралось желание поохотиться.

— Я могу застрелить его из лука, — отвечал Рольф. — Стоит ли, впрочем, когда у нас так много оленей?

— Мой народ всегда охотился на кроликов. Когда не найти было оленей, питались кроликами. Когда в лагере оставались только женщины да дети и нечего было есть, ели кроликов.

— Смотри, я сейчас застрелю одного, — сказал Рольф.

Он взял лук и стрелы. Он встречал много белых кроликов, но всегда в густой чаще. Несколько раз пытался он пристрелить какого-нибудь из них, но перепутавшиеся между собой сучья и ветки мешали держать как следует лук, и стрелы отскакивали в другую сторону. Прошло несколько часов, прежде чем он вернулся с пушистым кроликом.

— Мы поступаем не так, — сказал Куонеб и провёл Рольфа в чащу, где выбрал место, покрытое множеством следов, нарезал хворосту и сделал изгородь с полудюжиной отверстий. В каждом из этих отверстий он поместил петлю из крепкой верёвки, привязанную к длинной жерди, повешенной на крючок и устроенной таким образом, что стоило только дёрнуть петлю, как жердь соскакивала с крючка и подымалась вверх вместе с петлёй и животным, просунувшим в неё голову.

На следующее утро они сделали обход и нашли висевших в четырёх петлях кроликов. Вынимая их из ловушек, Куонеб нащупал на задней йоге одного из них какой-то комочек. Он осторожно надрезал ногу и вынул оттуда любопытный предмет величиною с жёлудь, сплющенный и состоящий из мяса, покрытого волосами и формой напоминающего большой боб. Куонеб осмотрел его и, обратившись к Рольфу, сказал ему многозначительным тоном:

— Да! Мы нашли хорошее место для охоты. Это Пи-то-уоб-ус-онс, маленький лечебный кролик. Теперь в нашей хижине сильное снадобье. Сам увидишь.

Он подошёл к двум нетронутым петлям и просунул через них снадобье кролика. Час спустя, когда они возвращались домой, они нашли в одной из этих петель ещё одного кролика.

— Так всегда бывает, — сказал индеец. — Мы всегда будем теперь ловить кроликов. Мой отец поймал как-то раз Пито-уоб-ай-ёш, маленького лечебного оленя, и никогда после этого не терпел неудачи в охоте, всегда убивал по два. Потом оказалось, что его сын, Куонеб, украл это великое снадобье. Он поступил умно, этот Куонеб, и с тех пор он каждый день убивал какого-нибудь зверя.

— Тс! Что это такое? — воскликнул Рольф, услышавший шелест ветвей и какой-то шум в лесу. Скукум тоже насторожился.

«Рр! ррр! ррр!» — послышалось сердитое ворчание Скукума. Кто может утверждать, будто у животных нет собственного языка? «Тяв, тяв, тяв», — кричал Скукум, завидя куропатку на дереве; «гау, гау, гау» — весело лаял он, когда, несмотря на запрещение, гнался за оленем; «ррр! ррр! ррр!» — сердился он на медведя, забравшегося на дерево, и «ррр! гау, гау! ррр! гау!» — бесновался он при виде ненавистного ему дикобраза.

На этот раз он говорил: «Ррр! ррр! ррр!»

— Кто-то забрался на дерево, — сказал индеец, прислушиваясь к ворчанию собаки.

Рольфу показалось, что там целый зверинец, когда он подошёл к этому дереву. В кроличьей петле висела молоденькая рысь, совсем ещё котёнок с виду. На соседнем дереве, вокруг которого с ворчанием бегал Скукум, сидела свирепая старая рысь. Повыше сидел другой котёнок, а ещё выше третий. Все злобно прислушивались к лаю собаки. Старая рысь выражала иногда своё неудовольствие злобным шипением, но не решалась сойти вниз. Мех у рыси хороший, а сама она считается лёгкой добычей. Индеец одним выстрелом сбил самку с дерева, а ещё после двух выстрелов к нему в мешок попали и остальные; вынув из петли третьего котёнка, они направились обратно к хижине. Глаза индейца как-то особенно блестели.

— Да! Да! Мои отец говорил мне: великое это волшебное снадобье — бугорок с кроличьей ножки. Сам видишь, как нам повезло.

Каждую неделю обходили они линию капканов, и запас мехов увеличивался с каждым разом. Они поймали двадцать пять бобров. Но в декабре их ждал там весьма неприятный сюрприз: все капканы оказались пустыми, и всюду виднелись неоспоримые признаки того, что здесь был какой-то человек, который унёс с собой всю добычу. Они отправились по следам его лыж, слегка уже занесённых снегом, но выпавший в эту же ночь снег окончательно скрыл их.

Вор, надо полагать, не видел всей линии капканов, так как улов выхухоли и норки оказался хорошим. Но всё случившееся было только началом.

Охотничьи законы сходны с законами зверей: первый пришедший на место охоты пользуется всеми правами. Если случайно появится соперник, то первый охотник имеет право бороться с ним, как хочет. Закон оправдывает все его поступки, если победа остаётся на его стороне. Закон оправдывает и все поступки второго, за исключением убийства. Защищающий себя может, следовательно, убить, но нарушитель его прав не может этого сделать.

Поскольку Куонеб был индейцем, а Рольфа все принимали за индейца, общественное мнение должно было неминуемо обратиться против их владения в Эдирондеке, и соперник мог смотреть на них как на нарушителей его собственных прав. Тот факт, однако, что он ограбил их капканы, но не снял их, и, видимо, старался скрыться от них, указывал на то, что человек этот вор и сознавал, что он виновен.

По всему было видно, что он пришёл с запада, — из Рэкэт-Ривера по всей вероятности. Это был человек высокого роста, судя по его широкой ноге и большим шагам; он знал, как ставят капканы, но был ленив и не хотел сам их ставить. Главным занятием его было, очевидно, воровство.

Хищения его увеличились, как только он нашёл линию капканов для куниц. Чем ближе к первобытному состоянию условия жизни, тем они скорее рождают раздоры. Рольф и Куонеб чувствовали, что они вынуждены будут объявить войну.

Несколько раз уже замечали они большие следы на снегу; следы эти походили на следы куницы, но были больше.

— Это Пекан, — сказал индеец, — большая куница, очень сильная и бесстрашная. Когда отец мой был ещё мальчиком, он пустил стрелу в Пекана. Он не знал, что это был за зверь; ему показалось, что это просто чёрная куница. Стрела ранила зверя, и он прыгнул с дерева прямо на грудь моему отцу. Он бы задушил его, не будь тут собаки; он задушил бы собаку, не будь поблизости моего деда.

Дед заставил моего отца съесть сердце Пекана, чтобы и у него было такое сердце. Никогда не следует заводить самому раздора, но надо без страха идти на врага, если желать мира и сражаться без страха. Таково было сердце моего отца, таково оно и у меня.

Взглянув на запад, Куонеб продолжал угрожающим тоном:

— Так будет и с этим грабителем капканов. Мы не искали раздора, но наступит день, когда я убью его.

Большие следы Пекана шли извилинами и терялись в низком, густом лесу. Немного погодя, они снова показались. Следы тянулись теперь по кряжу, поросшему болиголовом, и присоединились затем к другим следам, один из которых походил на длинную глубокую борозду в пятнадцать дюймов ширины, а остальные были обыкновенными следами ног, таких же больших, как и у Пекана.

— Кэк, — сказал Куоиеб, и Скукум сказал: «Кэк», но только не словами: он сердито заворчал, шерсть на спине его ощетинилась; у него проснулись неприятные воспоминания. Опасаясь, что благоразумное поведение пса скоро кончится, Рольф просунул свой шарф под его ошейник, и все они пошли по следу дикобраза, который нужен был Рольфу для украшения посуды.