Неслышно подошел Самоха и тоже начал вглядываться в даль.

— Амротхол, — указал он рукой на морской берег, — злые земли, ледяной край. Не передумали?

— Нет, — покачал головой Вертодуб, — не передумали. Отступать некуда.

— Ну нет так нет, — кивнул старик и пошел к себе в горницу.

Молодцы остались стоять на палубе, а спустя полчаса корабль оказался в двадцати саженях от берега.

— А почему к самому берегу не подплыли? — удивился стрелок.

— А потом отплывать как? — вопросом на вопрос ответил Витомысл. — На мель сядет — не сымешь.

— А-а-а! — протянул Андрей и с уважением посмотрел на Витомысла. Надо же, тихоня тихоней, а такие познания в морском деле!

Самоха тем временем суетился вовсю, раздавал приказания и подзатыльники, снаряжая лодку, чтобы добраться до берега. Наконец все было готово, и старик, крепко взяв сына за руку, подошел к молодцам.

— Ну что, поехали? — выдохнул он, отирая пот со лба.

— Поехали! — обрадовался Вертодуб и тут же хлопнул себя по лбу: — А вещи-то!

Он быстро сбегал в горницу и схватил в охапку все три заплечных мешка. Поднял с пола оброненный стрелком кисет, сунул в карман.

Молодцы погрузились в просторную лодку. Самоха со Славятой уселись на корме, двое крепких хлопцев сели на весла. Баян заявил, что он не может доверить свою драгоценную жизнь такому утлому суденышку. Впрочем, согласился ехать на руках, и Витомысл, вздохнув, усадил кота к себе на колени.

Весла согласно вздымались, поднимая ледяные брызги, лодка летела вперед, берег все приближался. И до того он был каменистым, что старый мореход Самоха не мог найти места, где бы половчее пристать. На счастье, справа показался небольшой пологий бережок. К нему и причалили.

— Ну вот мы и на месте, — улыбнулся Вертодуб и повернулся к товарищам, но те были хмуры и угрюмы. — Да вы чего нахохлились? — рассердился Вертодуб. — Что опять не так?

— Все не так, — пробурчал стрелок, — что мы теперь тут делать будем?

— Болван, — беззлобно хмыкнул Вертодуб. — Радуйся, брат, — такой путь проделали и вот наконец до цели рукой подать!

— Кабы рукой… — снова начал бурчать Андрей, но тут Баян крепко наступил ему на ногу, и стрелок перенес свое раздражение на него: — Ходи по-человечески!

— Я не могу по-человечески, — логично ответствовал кот, — я могу только по-нашему, по-кошачьи. А ты вот по-кошачьи не можешь, потому я тебя и не прошу так ходить…

— Ну тебя, — махнул рукой Андрей и повернулся к Вертодубу. — Что дальше делать будем?

— Лебединую деву искать, — пожал плечами тот, — что же еще? Затем и ехали.

Самоха покачал головой:

— Не дело это, ребятушки, ой не дело… Давайте-ка лучше так поступим: вы идите, ищите чародейку, а я покуда тут побуду, вас подожду. Не ровен час, никого не отыщете — как обратно возвращаться будете?

— Не бойся, — ободрил его Вертодуб, — все как по маслу пойдет! Плыви себе, дальше мы уж сами справимся.

— А может, все-таки подождать, а? — с надеждой предложил старик. — Вдруг нет никакой чародейки в здешних краях, все брешут люди?

— Не брешут, — твердо сказал Вертодуб. — А только кораблю гут точно не место. Спасибо тебе за все, Самоха. Плыви себе спокойно домой да обратно нас поджидай. Не волнуйся — чай, не дети малые, не пропадем.

— Не дети, верно, — горько кивнул Самоха, посматривая на Славяту. — Берегите парня-то! Он у меня хоть и беспутный, а все равно сын родной.

— Не бойся, — смягчился Вертодуб, — ничего с твоим сыном не сделается.

— Эх…

Самоха хотел еще что-то сказать, но смолчал и только рукой махнул. Постояв еще несколько минут на берегу, он наконец собрался с силами и сел в лодку. До корабля добрались быстро, Самоха с гребцами поднялся на борг. Слышно было, как он скомандовал «отплываем», голубые паруса расправились, и корабль медленно поплыл в сторону Снежети. Молодцы остались одни.

— Ну что теперь делать будем? — спросил Славята, когда корабль превратился в едва различимое пятнышко на горизонте. Ему никто не ответил, молодцы молча шагали вдоль морского берега, погрузившись в собственные мысли.

— И где же она, эта дева лебединая? Чего мы ждем, куда идем? — воскликнул стрелок через час.

— Вперед, я полагаю, — вяло откликнулся Вертодуб, — а что еще остается?

— Слышали, как старик назвал этог берег? — неожиданно подал голос молчавший до сих пор Витомысл.

— Нет…

— Амротхол. Ледяной лебедь.

— Это по-каковски же? — удивился Андрей.

— По-северному, — серьезно сказал Витомысл и улыбнулся как-то смущенно, — точнее не скажу, сам не знаю. У них в ходу были два языка — наш, общий который, и их местный, вроде как тайный. Его князь Торлейв из далеких земель завез, в самом начале времен, когда еще заря с зарей сходились, а солнце по земле как по небу гуляло. С тех пор и в ходу.

— Интересно, — кивнул Вертодуб, — вот только, брат, как это к нашему делу относится?

— А так, что ежели и древние этог берег называли лебединым, то, значит, и тогда легенда эта в ходу была. А древние словами просто так не бросались. Коли назвали что, значит, дело верное.

— Ну может, и так, — с сомнением протянул Вертодуб. — А ежели ты такой умный, не подскажешь ли нам, как эту самую лебединую деву найти? Древние тебе ничего по этому поводу не сообщали?

— Вот сам у них и спроси, — обиженно проговорил Витомысл. — Я к вам со всей душой, а вы…

— Брат, — с ужасом обратился стрелок к Вертодубу, — нет, ты его слышал? Стоило его только ненадолго с котом оставить, как он тоже ныть да жаловаться начал, просто один в один! А что дальше? Неужто тоже с утра до вечера кушать просить будет?

— Кушать? — встрепенулся кот. — Что, кушать зовут?

— Цыц! — хором рявкнули на Баяна все четверо, и он послушно умолк.

Берег, то песчаный, то каменистый, но везде одинаково покрытый ледяной коркой, тянулся до самого горизонта. Ветра не было, воздух будто застыл. Тихо было на морском берегу, только неспешно набегали волны да кричали вдали неугомонные чайки. Стрелку было немного грустно, думал он о лебединой деве, думал о царе Еремире и дочери его, прекрасной Зелинеге. Интересно, жили эти люди когда-то на свете или это не более чем красивая сказка? Но отчего бы мудрой чародейке Яге верить в глупые байки, для чего посылать их в такую даль? А впрочем, кто их разберет, этих колдунов да ворожей, наверняка они ничего не делают просто так, во всем есть какой-то прок. А какой прок от того Яге? Впрочем, к чему рассуждать о ней, гораздо приятнее думать о красавице Зелинеге, которая, если верить сказке, когда-то была на этом берегу.

«Дочь моя любимая, дочь моя пригожая, где жеты, моя неземная красавица? Что с тобой, милое дитя? В лице твоем нет ни кровиночки, губы твои синие, словно небесная мгла, а руки холодны как лед. Ведь не может такого быть, чтобы тебя больше не было! Нет, мы дойдем, мы дойдем с тобою до края, мы дойдем до яркого света, который увидим оба, и там ты откроешь свои прекрасные очи и взглянешь на меня. Но отчего ты холодна как лед? Отчего мне так больно, отчего я боюсь отпустить тебя хотя бы на мгновение?»

Андрей вздрогнул. Чужие мысли, чужие чувства вдруг сами собой пронеслись в его голове, оставив ощущение чего-то неясного, но волнующего.

— Это я просто не выспался, — сам себе сказал стрелок и тут вдруг снова услышал:

«Дочь моя милая, голубушка нежная, ясонька светлая! Проснись, восстань ото сна, как земля пробуждается после долгой зимы! Очнись, мое любимое детище, открой глаза, взгляни на меня, возлюбленная дочь моя! Отчего сердце твое не бьется в груди? Отчего я не чувствую дыхание твое? Разойдитесь, тучи черные, расступитесь, волны кипучие, верните мне дочь любимую!»

— Тучи черные… волны кипучие… — бормотал Андрей, сам не заметив, как начал повторять вслух то что слышал только он один. Товарищи с удивлением на него воззрились, а стрелок начал и вовсе говорить что-то невообразимое на чужом языке. Витомысл и тот ничего не мог понять, даром что разбирался немного в северном наречии. Одно только уловил — несколько раз повторил стрелок имя Зелинега. К чему бы это? Но додумать Витомысл не успел, потому как море забурлило, словно вода в котелке, волны расступились и вверх взметнулся белый водяной столб.